Мода и литература. Анна Каренина

Анна и Кити, сцена бала, рокового бала — до него Кити ещё надеется, что Вронский предложит ей руку и сердце, а на балу оказывается, что это сердце, пусть пока и без руки, отдано Анне. Однако не будем о любви, в конце концов, бальные платья не менее интересная тема!

Начнём с самого главного, с силуэта, ведь именно он задаёт облик костюма. Итак, действие романа происходит, судя по всему, в середине 1870-х, а это как раз пик популярности вошедших в моду за несколько лет до того турнюров. Турнюр — это специальная накладка, которая крепилась так, чтобы находиться сзади, чуть ниже талии, приподнимая юбки. Акцент в дамском костюме в ту пору сместился назад — складки, драпировки, банты, оборки и прочая отделка громоздились в, кхм, весьма деликатной области, создавая живописное и даже пикантное зрелище. Ведь турнюр («парижский зад», как его порой называли остроумцы) привлекал внимание к тому, что находилось ниже спины.

Правда, около 1876 года турнюры исчезли на несколько лет, и воцарился иной силуэт, «естественные формы»; художники по костюмам многочисленных экранизаций иногда будут воспроизводить именно его — что ж, последние главы романа в журнальном варианте вышли в 1877-м, а книга — в 1878-м, так что и такая версия имеет право на жизнь. Но когда Толстой задумывал и начинал создавать своих героинь, турнюры были в моде. И более того — в самом конце романа Анна видит «даму с турнюром». Словом, скорее всего и Кити, и Анна носят наряды именно такого рода.

Первые турнюры, которые появились в самом конце 1860-х, носили поверх небольших кринолинов (куполообразных каркасов для юбок, популярных в середине века). К кринолинам добавляли сзади небольшую подушечку. Этот вариант можно увидеть в самой последней по счёту экранизации «Анны Карениной» — героиню, которую играет Кира Найтли, нам показывают в дезабилье, и можно отлично рассмотреть небольшую красную подушечку, подложенную сзади под каркас из стальных полос. На самом деле, к середине 1870-х такая конструкция уже вышла из моды, но ведь фильм —вовсе не попытка реконструкции! Затем появились «кринолетты» — нечто среднее между турнюром и кринолином, а затем появились уже собственно турнюры.

Какими они были? Самых разных видов и форм. Значительную часть их в ту пору не покупали, а делали самостоятельно, поэтому и материалы, и размеры, и конструкции очень сильно отличались друг от друга. Подушечки, набитые конским волосом или ватой, сооружения из пружинок, стальные изогнутые полосы… Некий джентльмен вспоминал своё детство, которое пришлось как раз на 1870-е — его тётушка говорила, что предпочитает набивать свой турнюр газетой «Таймс», у неё бумага, мол, для этого подходит куда лучше, чем «Дейли Ньюс»!

Буквально через год-другой, в 1876-м, мода на них пройдёт, и дамы начнут носить платья, которые будут плотно облегать тело чуть ли не до колен, но в начале 1880-х турнюры вновь вернутся в моду и останутся в ней до 1889 года.

Они могли быть короткими, не более 20 см, а могли и спускаться до колен, и даже чуть ниже, как, например, конструкция, которую называли «рыбьим хвостом» или «хвостом русалки» — юбки по ним грациозно ниспадали к полу, а не свешивались, словно скатерть с края стола. Очень многое зависело от мастерства портнихи — насколько красиво она задрапирует складки и закрепит их в нужных местах. А затем с этим сооружением нужно было двигаться (и желательно грациозно!), постоянно помня, что объём вашего наряда сзади куда больше, чем спереди. Нужно было садиться (желательно изящно!), сумев опуститься на диван или стул, уместиться там и не измять складки юбок. Словом, носить платья с турнюрами — это целое искусство! Пожалуй, они в какой-то мере ограничивали движение даже больше, чем кринолины, хотя и были куда меньше по размеру. Но не менее эффектны! И, напомним, талия была туго утянута в корсет, отчего казалась особенно тонкой по сравнению с пышной юбкой.

Словом, именно такие платья и носили героини «Анны Карениной», и бальные туалеты, конечно же, были самыми нарядными.

«Несмотря на то, что туалет, прическа и все приготовления к балу стоили Кити больших трудов и соображений, она теперь, в своем сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала на бал так свободно и просто, как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета не стоили ей и ее домашним ни минуты внимания, как будто она родилась в этом тюле, кружевах, с этою высокою прической, с розой и двумя листками наверху».

«Сложное тюлевое платье» было действительно сложным — 1870-е были царством всевозможной объёмной отделки на платьях, которой было больше, чем, пожалуй, когда-либо в истории костюма. В одном наряде сочеталось одновременно несколько видов — например, широкие воланы, узкие рюши, плиссированные оборки, цветы из шёлка, кружева и банты, не говоря уже о том, что верхняя юбка драпировалась и подхватывалась в разных местах, образуя живописный ворох ткани.

«Когда старая княгиня пред входом в залу хотела оправить на ней завернувшуюся ленту пояса, Кити слегка отклонилась. Она чувствовала, что все само собою должно быть хорошо и грациозно на ней и что поправлять ничего не нужно». Да, когда на тебе сложный костюм, что-нибудь может пойти не так, но… «Кити была в одном из своих счастливых дней. Платье не теснило нигде, нигде не спускалась кружевная берта, розетки не смялись и не оторвались; розовые туфли на высоких выгнутых каблуках не жали, а веселили ножку. Густые косы белокурых волос держались как свои на маленькой головке. Пуговицы все три застегнулись, не порвавшись, на высокой перчатке, которая обвила ее руку, не изменив ее формы».

Берта — это широкая оборка вокруг декольте, которая время от времени возникала в женском костюме ещё с XVII века, и была очень популярной в XIX-м, начиная с 1830-х годов, особенно в бальных и вечерних платьях с глубокими вырезами и короткими рукавами. Она эффектно подчёркивала обнажённые плечи. «Туфли на высоких каблуках» — высокие, на самом деле, только с точки зрения современников, а по нынешним меркам — разве что средние. «Выгнутые», скорее всего, означает, что у каблука была «талия». Такая модель возникла давно, и обычно её называли «каблук в стиле Людовика XV», напоминая о галантных временах эпохи рококо, когда дамы предпочитали именно такие туфельки. Ну и, разумеется, перчатки — поскольку бальные, то белоснежные!

А одна из самых милых деталей костюма Кити — бархатная лента: «Чёрная бархатка медальона особенно нежно окружила шею. Бархатка эта была прелесть, и дома, глядя в зеркало на свою шею, Кити чувствовала, что эта бархатка говорила. Во всем другом могло еще быть сомненье, но бархатка была прелесть. Кити улыбнулась и здесь на бале, взглянув на нее в зеркало». На картинах известного парижского живописца той поры, Тиссо, который охотно изображал прелестных дам, своих современниц, в нарядных туалетах, есть особенно эффектные варианты бархаток, длинные концы которых свисают вдоль спины. И, конечно, чёрный бархат отлично контрастировал со светлыми бальными платьями.

Итак, Кити входит в бальный зал. «Там была до невозможного обнаженная красавица Лиди, жена Корсунского, там была хозяйка, там сиял своею лысиной Кривин, всегда бывший там, где цвет общества; туда смотрели юноши, не смея подойти; и там она нашла глазами Стиву и потом увидала прелестную фигуру и голову Анны в черном бархатном платье». И далее: «Анна была не в лиловом, как того непременно хотела Кити, но в чёрном, низко срезанном бархатном платье, открывавшем ее точеные, как старой слоновой кости, полные плечи и грудь и округлые руки с тонкою крошечною кистью».

Для нашего времени чёрное вечернее платье — это нечто само собой разумеющееся, а как обстояло дело в XIX веке, с его развитой системой траура и огромным количеством соответствующих нарядов именно этого цвета? В журнале «Модный магазин» в 1860-х писали: «Вообще: черный, белый, серый и лиловый цвета так часто повторяются, что можно подумать, уж не в полутрауре ли большинство женщин». Траурные ткани — не блестящие, не нарядные. Они могли быть и тонкими, и дорогими, но не с глянцевой поверхностью — во всяком случае, во время первых нескольких лет. Недаром одной из самых популярных траурных тканей был креп, чуть шероховатый. А туалеты из блестящих чёрных тканей вроде атласа считались подходящими и для визитов, и для вечеров.

Кроме того, траурные туалеты, особенно во время строгого траура, были, даже вечерние, без декольте и закрывали руки. Словом, траурное платье, даже нарядное, в отличие от обычного чёрного вечернего платья — закрытое, с простой отделкой. К концу XIX века правила смягчатся, и даже на траурных вечерних туалетах появятся и бисер, и кружева, и прочие прелести, но пока, в 1870-х, эти правила ещё довольно строги. Так что чёрное платье Анны вполне допустимо, тем более что оно не просто чёрное!

«Все платье было обшито венецианским гипюром. На голове у нее, в черных волосах, своих без примеси, была маленькая гирлянда анютиных глазок и такая же на черной ленте пояса между белыми кружевами». Итак, на Анне платье с глубоким декольте, из чёрного бархата и при этом обшито оборками из белого гипюра, так что, строго говоря, оно чёрно-белое. Можно было бы предположить, что оно обшито чёрным гипюром, и только у пояса немного белого… Маловероятно. В ту эпоху бальные платья, с их бесконечными оборками и воланами, обычно сочетали в себе два цвета (а порой и больше), и дополнительный встречался в нескольких местах, а не в одном-единственном. Так что если на платье белые кружева у пояса, то, скорее всего, они ещё и на подоле, или у декольте, или на шлейфе, а, может быть, везде.

А ещё на платье маленький, очень изящный акцент в виде анютиных глазок, одновременно намекающих и на имя Анны, и оттеняющих своим сочным сочетанием цветов лаконичный в этом отношении наряд.

«Причёска ее была незаметна. Заметны были только, украшая ее, эти своевольные короткие колечки курчавых волос, всегда выбивавшиеся на затылке и висках. На точеной крепкой шее была нитка жемчугу». «Свои, без примеси» — намёк на то, что Анна обошлась без шиньонов, которые весьма были популярны в ту эпоху, когда модная причёска представляла собой убранные назад и приподнятые на затылке волосы, уложенные сложными узлами и завитками, из которых на шею могли ниспадать несколько локонов. В 1876-м один из английских журналов для дам возмущался торговлей париками и шиньонами — ведь, глядя на даму с фальшивыми локонами, джентльмен может задуматься, а что у неё ещё не своё? Однако Карениной, с её пышными вьющимися волосами, это было без надобности.

Итак, юная Кити в светлом и Анна, в расцвете женственности, в чёрном. Обе красивые, обе нарядные. Но… дело не в наряде. Кити смотрит на Анну: «Теперь она поняла, что Анна не могла быть в лиловом и что ее прелесть состояла именно в том, что она всегда выступала из своего туалета, что туалет никогда не мог быть виден на ней. И черное платье с пышными кружевами не было видно на ней; это была только рамка, и была видна только она, простая, естественная, изящная и вместе веселая и оживленная».

Туалет, даже самый роскошный, этого рамка. Всего лишь!