История этой женщины началась для меня с рассказа о ее свадьбе. Солнечным днем 2 июля 1917 года в храме старинной подмосковной усадьбы венчались Алексей Брусилов, «ротмистр, командир эскадрона лейб-гвардии Конно-гренадерского полка», и Варвара Котляревская, «дочь тайного советника, потомственная дворянка». Свадьба праздновалась торжественно, с размахом, с множеством гостей и большим гуляньем в аллеях усадебного парка. Жизнь «молодых» начиналась легко и радостно.

О детстве и юности Вареньки известно не много, вероятнее всего, они мало отличались от жизни людей ее круга: дед — известный в то время профессор-терапевт Алексей Алексеевич Остроумов; старинная дворянская семья; Москва, Арбат… Сама Варя — хорошенькая, умная, но гордая и с неуживчивым характером. Возможно, именно эти черты стали причиной многих ее несчастий. Но и именно они помогли не отступить, не сломаться и не потерять человеческое достоинство в страшных испытаниях, о которых тогда никто и подумать не мог…

Со своим будущим мужем Варя познакомилась в Москве, куда он приезжал в конце 1916 года во время затишья на фронте погостить у родных. Семья была известная на всю страну: отцом Алексея был генерал А. А. Брусилов, который провел в Первую мировую войну «Брусиловский прорыв» — операцию, в ходе которой было нанесено тяжёлое поражение армиям Австро-Венгрии и Германии, и заняты Галиция и Буковина.

Венчаться решили под Москвой, в имении, которое незадолго до войны было переделано под санаторий и пользовалось популярностью у дворянства и интеллигенции. Летом 17-ого Варенька сопровождала отдыхавшую здесь бабушку, которой, несомненно, хотелось присутствовать на свадьбе внучки.

В тот день, стоя под заполненными светом и летним воздухом сводами церкви, вряд ли думали эти молодые красивые любящие люди, что впереди у них — междоусобная война, лишения, страдания и испытания в уже другой России, не похожей на ту, в которой они прожили лучшую пору своей совсем короткой жизни…

Дальше события развивались стремительно. Всего лишь через год после свадьбы мужа Вари арестовала ВЧК, и он полгода провел в застенках Лубянки. Сам генерал Брусилов был тяжело ранен от разрыва снаряда в своей квартире на Пречистенке во время большевистского наступления в Москве. В 1918 г. его тоже арестовали. Варя, которой в то время было всего лишь 20 лет, сначала выхаживала свекра после ранения, а потом ежедневно по 2 раза в день носила передачи по тюрьмам мужу, его отцу и дяде. Но не со всеми сложностями удалось справиться, — с мужем Варя рассталась, и после тюрьмы он не вернулся к ней. Еще через год он был мобилизован в Красную армию, командовал кавалерией и попал в плен к белым.

Дальнейшая судьба Алексея Брусилова туманна: по одним сведениям он был расстрелян в Киеве деникинцами, по другим — вновь вступил рядовым в один из стрелковых полков Белой Добровольческой Армии и умер от тифа в Ростове. В его биографии, как и его отца (ставшего впоследствии преподавателем на курсах переподготовки командиров Красной армии), много вопросов без ответа: почему бывшие царские офицеры приняли сторону новой власти? Шантаж? Надежда своими силами изменить ситуацию в стране? Или искренняя вера в «светлое будущее»? Сейчас об этом судить очень трудно. Они были олицетворением своей эпохи – противоречивой, загадочной, непредсказуемой, страшной…

А Варя после революции работала делопроизводителем в конторе стройки железнодорожной ветки в Москве и вряд ли чем-то выделялась среди пытавшихся приспособиться к новым условиям и наладить жизнь сверстников. Широко известно ее имя стало в 1921 — 1922 годах, когда она активно выступила против гонений на Русскую Православную Церковь, изъятия церковных ценностей и ареста духовенства. Вполне закономерно ее арестовали и отдали под суд. На показательном процессе в мае 1922 года, наряду с остальными обвиняемыми, восемью священниками и двумя мирянами, ее, единственную женщину и мать двухлетнего ребенка, приговорили к расстрелу. Самое удивительное, что из Бутырской тюрьмы вместо просьбы о снисхождении Варя написала письмо Ленину. Оно сохранилось в деле:

«Владимир Ильич!
Моя подпись напомнит Вам недавний процесс церковников, в котором 5 человек поплатились головой за свои религиозные убеждения. Я была в числе 11, приговоренных к высшей мере наказания. Говорят, что Советская власть за убеждения не судит. Это неправда. Конкретной вины у нас всех не было никакой, к нам были так суровы за то, что некоторые из нас имели мужество перед лицом Трибунала поднять голос в защиту своих святынь, сказать вслух то, о чем шепчется по углам и шумит вся Православная Русь.

Вам лучше, чем кому-нибудь, должно быть известно, что никакого заговора, никакой преступной организации у нас не было. Большинство из нас впервые увидели друг друга на скамье подсудимых. Нас объединяло только оскорбленное религиозное чувство. Пусть с Вашей атеистической точки зрения мы были не правы — разве за это можно казнить? Не милости, не пощады я у Вас прошу, я спокойно глядела в глаза смерти весь долгий месяц одиночного заключения после приговора, но мне лишь невыносимо больно было за тех, на которых у Вас поднялась рука, мне больно за невинно пролитую кровь.

У Вас, именующего себя вождем русской революции, я спрашиваю: какими словами, если не кровавой расправой назвать Ваш революционный суд?..

Не думайте, что этим путем Вы искорените религиозное чувство в душе русского народа. Знайте, что тысячная толпа, присутствовавшая на нашем процессе в Трибунале, в то время, как Вы поливали нас грязью и называли нас бандитами и людоедами, эта толпа приветствовала нас, как новых мучеников христианства всюду, где могла. Они молчали потому, что знали, что слово в «свободной» Советской России карается смертью, они видели это на живом примере.

… Я предлагала мои молодые силы на служение ближним для санитарной и медицинской работы в голоде и эпидемии, но в этом мне было отказано. Я обречена на бессмысленное сидение в тюрьме. Конечно, мое заключение облегчено сознанием моей невиновности и моральной поддержкой с воли. Со всех концов Москвы несут мне передачи…

Бывший епископ Антонин (прим.: Антонин Грано́вский — бывший епископ Владикавказский и Моздокский; в обновленчестве — митрополит Московский (1922—1923); с 1923 именовал себя «Московский и всея Руси»; один из лидеров обновленческого движения, глава Союза «Церковное возрождение») заявил в печати, что мы обязаны ему спасением нашей жизни. Знает ли он, что не все захотят принять этот дар от его запятнанных кровию рук! Ведь на него и его сподвижников… падает ответственность за загубленные жизни.
В. И.Брусилова»

Эти строки писала некогда светская красавица, наследница большого состояния, жена блестящего офицера и невестка знаменитого генерала, а теперь потерявшая все почти девочка, 23-х летняя вдова и мать маленького ребенка, приговоренная к смерти. Едва ли возможно себе представить, каким мужеством должна была обладать женщина, на пороге расстрела думающая не о себе, а о невинно убитых людях и судьбе Православия в России. Тогда такие, как Варя, ищущие справедливости и во многом наивные в своей искренности люди, даже еще не понимали, что взывать к совести «вождей революции» и пытаться спасти себя и близких – бессмысленно. Отрезвление пришло позже — в лагерях, тюрьмах и на полигонах. Но для тех, кто оставался верен своим идеалам до конца, аресты, допросы и расстрел стали не поражением, а победой.

На суде в своем последнем слове Варвара Брусилова сказала: «Ваш приговор я встречу спокойно, потому что по моим религиозным верованиям смерти нет… Я милости и пощады не прошу…» По решению суда пятерых арестованных расстреляли. Шестерым смертную казнь заменили 5-ю годами лишения свободы. В их числе была и Варя. Вскоре, благодаря заступничеству родственников, она была помилована и выпущена на свободу. Тогда-то ее и стали называть «православной Жанной д’Арк».

Впоследствии Варвара Ивановна работала критиком и переводчиком в московских газетах. В 1930 году ее арестовали вторично по абсурдному обвинению в шпионаже и осудили на 10 лет. Но даже в страшных условиях Соловецких лагерей и Карельских тюрем она старалась не утратить человеческого достоинства. Работая санитаркой госпиталя, регулярно посещала библиотеку и читальный зал кабинета научной литературы. В этом как раз и был один из главных секретов выживания – отвлечься от тяжелых мыслей и пытаться вести обычный образ жизни. Те, кто прошел жестокую школу лагерей, вспоминали, как через силу умывались, причесывались, штопали самодельными иголками одежду, читали наизусть стихи или просто пересказывали друг другу свою жизнь.

Волевой характер и непреклонность перед несправедливостью не покидали Варю и в лагере. В 1934 г. она получила три года штрафного изолятора, в 1936-м — еще два за то, что осмелилась отстаивать права заключенных и требовала улучшения условий их работы и жизни. А 10 сентября 1937 года Варвара Ивановна Брусилова по приговору «тройки» НКВД была расстреляна на Водоразделе, в районе 8-го шлюза.

О Варваре Брусиловой, когда-то известной всей Москве, было на долгое время забыто. Не сохранилось даже ее фотографии. Неизвестно, остались ли ее потомки. И если бы не воспоминания старожилов той самой усадьбы, где 100 лет назад происходило венчание, вряд ли имя «православной Жанны дАрк» вообще прозвучало бы снова. Как точно писал поэт:

…Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?

В статье использованы плакаты 20х годов XX столетия.