Мой восьмой и последний раз

«Ма-мааа, жизнь подарила-ааа…», — поет вдохновенно Костик, но последний слог неуловимо переходит в зевоту, и он больше не в силах сдерживать себя. «Мир подарилааа…», — Анечка провожает глазами опоздавшую маму и улыбается, теперь спокойно и счастливо. «Мама — самый лучший, надееежный друг», — почти выкрикивает слова Петя, а дрожание его сдобных, сытых щечек заверяет зрителей в крепкой дружбе и с бабушкой тоже. Только Маша грустно смотрит в пол и рассеянно комкает губами неправду: «будет рядом всегда»…

Зал всхлипывает и раскисает, не стесняясь больше своих слез, своей тоски по уходящему детству, а вместе с ним и утренникам в детском саду про маму, папу, букварь… Глядя на сцену, кажется невозможным представить этих трогательных человечков с ранцами, вбегающими с первым звонком в школьный класс. А там, глядишь не за горами время, когда слово «мама» уже не будет главным «в каждой судьбе», и возмужавшая ладонь сына не поместится в материнской — морщинистой и слабой.

Я всхлипываю в унисон с остальными приглашенными, но свое горе считаю «особенным». На этом празднике я в последний раз. У многодетных мам вырабатывается «вредная» привычка — раз в году аплодировать самым добрым стихам на свете, вспоминая о важности материнского труда и наличии носового платка в дамской сумочке. И я лишний раз утешаюсь: «много детей» означает не только «много забот, тревог и памперсов». Я даже не беру в руки фотоаппарат, чтобы навсегда запечатлеть сына, краснеющего от волнения. Ему важно смотреть мне в глаза, иначе забудет слова любимой «Песенки мамонтенка» и расстроится.

Наверное, родители не стареют, а взрослеют вместе со своими детьми. К сожалению, мне не удалось избежать «подростковых» ошибок собственной родительской юности. С горечью вспоминаю, как много лет тому назад, в самом расцвете своего неофитства, я обидела маленькую девочку, которая сегодня выше меня ростом и по утрам кидает через плечо: «Мам, я буду поздно!». А тогда она тщательно прятала от меня пластмассовые бусы, которые делала вместе со всей группой в детском саду, и, наверное, предвкушала, как я обрадуюсь ее подарку. «Скоро Мамин день!» — так говорили ей пятилетние подружки и показывали свои рисунки, где их мамы были изображены принцессами с коронами на головах.

«8 марта — не праздник!» — примерно так я прервала ее вот-вот готовую пролиться через край сердца любовь к самому близкому человеку на свете. Кажется, в ту же минуту я не преминула перемыть косточки несчастным женщинам-революционеркам, в честь которых якобы была заварена вся эта «каша». Помянула и скорбные дни Великого поста, и вообще все мирское и ненужное для нас, христиан, в принципе.

Маленький ребенок растерянно хлопал ресницами, пытаясь разогнать непослушную влагу, застилающую весь белый свет. Она явно ничего не смыслила ни в моей проповеди, ни в истории нашего государства с незнакомыми тетями, ни в том, почему я отказываюсь прийти на утренник. Неизвестно, чем бы закончилось мое выступление, если бы не вмешался папа и не сказал коротко и доходчиво золотые слова: «Любовь  превыше поста. Иди по послушанию. По любви». И я пошла. Очень «правильная» — с постным лицом и фарисейским прищуром в глазах. Но того, мелькнувшего недоверия в ее глазах, забыть не получается. Спустя двадцать лет я иногда узнаю его во взгляде дочери и сожалею о том безвозвратном времени, «когда деревья были большими».

Завтра 8 марта. Я куплю ей тюльпаны и обещанную помаду. Ну и пусть — «не праздник». Подарить или вернуть взаймы любовь никогда не поздно.