Героиня нашего сегодняшнего интервью – неординарный человек. Такого не встретишь случайно на улице, хотя бы потому, что с 2007 года она на улице почти не появляется. Уже пять лет Наталья Вороницына прикована к постели «тяжелой, но не смертельной», как она ее сама называет, болезнью – рассеянным склерозом. Престижный вуз, активная работа фотографом в ведущих глянцевых изданиях страны остались там, в прошлом. Настоящее Натальи заполнено благотворительными проектами: она является одним из главных координаторов проекта «Тугеза» — «сообщества неравнодушных людей, которым нравится делать добрые дела».  О потребности быть полезной,  о благотворительности в России и о своем уникальном опыте духовного развития Наталья рассказала в беседе с корреспондентом журнала «Матроны.РУ».

— Наталья, Вы — человек оптимистично настроенный в глобальном масштабе. Вы всегда так мыслили?

— Не всегда. Когда я была здорова, я была довольно инфантильным, капризным, жалующимся человеком. Болезнь меняет меня, и я открываю в себе грани своей личности, до этого скрытые даже от меня самой, не то что от других.

— У Вас был в жизни переломный момент? Какой-то миг, когда Вы подумали: «Я больше не буду такой, как раньше»?

— Такого резкого перехода не было. Это происходит постепенно, миллиметр за миллиметром. Конечно, краеугольным камнем стала болезнь и тот момент, когда я слегла. Кризисы, большие проблемы, личные трагедии являются большими помощниками на пути к изменениям.

Мы все стремимся к тому, чтобы в нашей жизни все было благополучно, хорошо, но тогда нет никакого шанса измениться. Зачем что-то делать, если «все хорошо»? Изменения происходят,  когда внутри есть некая неудовлетворенность собой, своей жизнью, то есть ты начинаешь действовать, только если твоя благополучность начинает рушиться. Вот и получается, что начинаешь меняться, когда у тебя уже все плохо.

— Вы помните свои ощущения, когда Вы почувствовали, что Ваше тело начинает меняться? Как воспринималась болезнь в самом начале?

— Очень много страха, паники. Но была стойкая вера, что все будет хорошо. Сначала я верила, что не слягу, потом – что это ненадолго и я скоро встану. В итоге, я уже лежу шестой год и чувствую, что у меня происходит глобальная трансформация внутри: духовная и психологическая.

Поначалу было очень тяжело. Хотелось поскорее выздороветь, быстро все изменить. Это такое детское ощущение: «Дайте мне эту конфету сейчас. Я не хочу потом, я хочу сейчас!» А теперь понимаю, что в моей ситуации уже нет этого «хочу сейчас!», внутренние изменения – это долгий процесс, и он происходит постепенно.

Хотелось, чтобы в один момент все изменилось, чтобы я встала с кровати и начала жить как все. Теперь же я смирилась с тем, что этого волшебного момента не будет, и что мой сегодняшний день – это и есть жизнь. Вот у меня такая жизнь, и не будет другой. Это нормально.

— То, что Вы проживаете, — это очень тяжелый и глубокий процесс. Где Вы черпаете силы на поддержание себя, на духовные изменения?

— В конечном счете – в Боге, но это довольно неопределенное понятие, его сложно объяснить и показать другим людям. В мирском смысле мне очень помогает моя благотворительная деятельность. Сейчас я вижу, что мне необходимо двигаться дальше и разбираться внутри себя с тем, от чего я убегаю всю жизнь, в том числе и в активную общественную деятельность. Пришло время посмотреть в эту тьму внутри себя, как я это называю, «встретиться с темной стороной силы», примириться с тем и принять, что ты не только «хорошая», в тебе много и «тьмы», и то, что она есть, – это нормально, я человек, я не святая.

В итоге, если примиряешься с чем-то тяжёлым в себе, это «моральное уродство» постепенно уходит. Не закон борьбы с плохим излечивает душу, а закон примирения с данностью, как бы отдавание Богу всех своих несовершенств. И тогда, о чудо, все минусы становятся плюсами. Но это очень непростой процесс, по сути он идёт всю жизнь, и я не знаю, как долго он будет ещё длиться, но чувствую, что пришла пора плотно погрузиться в него. И я вижу внутренним взором, какая красота и сила будет, когда процесс завершится.

 — Чем Вы увлекаетесь? Что было интересно до болезни, а что  – сейчас?

— Генеральное «увлечение», которое идет со мной по жизни,  –  это мои отношения с Богом. Это со мной всю сознательную жизнь, всю жизнь я пытаюсь урегулировать свой внутренний конфликт, который в итоге породил болезнь. Параллельно могут быть разные интересы. Я была увлечена фотографией, была достаточно успешным фотографом, по крайней мере, снаружи это выглядело так. До этого я рисовала, сейчас опять хочу рисовать. Мы уже заказали стол-мольберт, буду пробовать рисовать. Я очень любила моду и все, что связано с этим. Конечно, сейчас это все отошло на задний план.

— Вы говорите, внешне казалось, что Вы были успешным фотографом. Вы себя таковым не ощущали? Когда смотришь список изданий, с которыми Вы сотрудничали, охотно веришь в то, что Вы были довольно успешны в своей профессии.

— Не было внутреннего удовлетворения. Я хотела заниматься искусством, реализовать себя как художник посредством фотографии, а этого у меня как раз не вышло. У меня очень сильно изменилось отношение к искусству. Сейчас я стала проще к этому относиться, хочется просто писать маслом. Раньше я очень иронично относилась к традиционной живописи, казалось, что это дико банально и пошло, не то что инсталляции современных художников. А сейчас все перевернулось с ног на голову. Хочется писать пейзажики, портретики  –  что-то простое и невероятно душевное. А то, что было интересно раньше, разом обесценилось.

— Как изменился Ваш круг общения во время болезни? Какие люди сейчас ближе и понятней?

— Для ситуации болезни довольно типично, что большая часть людей уходит с горизонта, такое произошло и со мной. В первое время, когда я слегла, примерно 90-95 процентов людей, с которыми я общалась, постепенно «отвалились». Это естественно, потому что настоящих друзей на самом деле единицы, но вокруг тебя обычно огромное количество знакомых. Вот они и ушли. Удивительным для меня оказался тот факт, что те люди, с которыми я общалась, пока была здорова, ушли на задний план, а на передний план вышли те, с кем я вообще не общалась, пока была здорова. Они стали мне помогать, приезжать ко мне, и я очень этому поразилась.

За время болезни появлялось много новых друзей, с кем-то я очень сближалась, и, казалось, что мы будем близки до конца дней. Но они уходят, меняются мои интересы в какой-либо деятельности, и они отваливаются. Мне больно от того, что это происходит, но я уже привыкла. Боль разлуки – неотъемлемая часть жизни. Раньше я воспринимала это тяжелее, сейчас я уже понимаю, что у всего есть свое начало и свой конец. Когда ты встречаешь человека, близкого твоему сердцу, всегда вместе с радостью встречи ты берёшь боль разлуки.  Впереди новые встречи. Просто надо дать себе время прожить эту боль, не убегать он неё.

— У Вас есть желание общаться и объединяться с людьми, у которых похожая болезнь?

— Нет. Потому что большинство людей, с которыми я пересекалась, направлены совсем не в ту сторону, в которую направлена я. Их чаще всего в первую очередь интересует решение проблем материального мира (таблетки, лекарства, методы лечения), а я смотрю глубже. Мне не интересно существовать на этом уровне, потому что я знаю, что выход не там.

— Как Вы удовлетворяете свои бытовые потребности? Кто Вам помогает?

— Сейчас я живу с сиделкой, до этого пять лет жила с мамой. Это было очень тяжело, потому что она бегала с работы в обеденный перерыв меня кормить. Теперь появилась возможность нанять помощницу.

— Как Вы строите с ней отношения? Вам удобней, чтобы они были деловыми или более личными?

— Тут тоже все в динамике, и все постепенно развивается. Еще недавно я хотела сделать их более личными, но сейчас понимаю, что лучше держать дистанцию.

— Как Вы себя чувствуете, когда Вам помогают, когда кто-то хочет поучаствовать в Вашей жизни?

— С этим сложная история. Раньше я просила помощи, она мне была необходима, впрочем, как и сейчас, ведь расходы на жизнь и лечение — колоссальные. Была даже требовательная позиция «дайте мне». Постепенно я стала замечать, что помощь мне, может, и нужна, но я ее уже не прошу, она приходит ко мне сама. У меня в жж висит информация и контакты, мои друзья про меня знают, и когда какие-то незнакомые люди обо мне узнают, тоже иногда помогают. За что им большое спасибо.

Конечно, мне приятно получать помощь, и на каком-то уровне мое эго хочет брать что-то, но по опыту я знаю, что это путь не туда. Я стараюсь балансировать: я принимаю помощь, но не прошу о ней, только в крайнем случае.

— Когда Вы разговариваете с незнакомым человеком и в какой-то момент говорите ему, что Вы болеете и не можете встать и пойти куда-то, в банк, например, подписать документы, Вы чувствуете с той стороны какое-то замешательство?

— Как правило, я говорю об этом просто: «Я болею и не могу к Вам прийти». Обычно возникает небольшая пауза, но потом мы продолжаем разговор совершенно спокойно. Бывает, что когда люди просят о помощи и не знают, что я лежу, то когда я им об этом говорю, то у них более бурное недоумение: «Как же так?!»

— Расскажите, как организовывалась «Тугеза», с чего все начиналось?

— Нельзя сказать, что я была у истоков этого проекта, фактически я присоединилась к нему через полгода после его появления. Расскажу, как это происходило. Лично у меня началась эта история с пожаров 2010 года, когда у меня в жж во френдленте стали появляться сообщения друзей, что у них там все горит. На волне того, что происходило по всей стране, появилось сообщество в жж http://pozar-ru.livejournal.com/ , где мы стихийно за полтора месяца собрали 700 тысяч рублей на помощь погорельцам и закупку пожарного оборудования. Очень много людей в это включилось, мы отправили много помощи по регионам, было много добровольцев, которые все это развозили на своих машинах.

Потом пожары закончились, и все затихло, но я загорелась идеей о том, что нужно организовать  ресурс, на котором собирались бы люди и на добровольной основе оказывали помощь тем, кто в ней нуждается. Я не планировала собирать деньги, хотелось, чтобы люди помогали друг другу делами, персонально участвуя в процессе. Но ничего тогда не получилось, потому что нет связи с регионами, с периферией, и неизвестно, кому же нужна помощь. А через несколько месяцев я натыкаюсь в интернете на «Тугезу» и понимаю, что это именно то, о чем я мечтала. Они занимались сбором денег, но по сути проект был именно тем, чем я хотела заниматься.

Тогда краудфандинг (народное финансирование — прим. ред.) был не так развит, существовали буквально единичные случаи подобного сбора денег: так, например, ребята собрали 500 тысяч на операционную в больнице, 300 тысяч на снегоход для Сотникова, который очищал заброшенный аэродром, и неожиданно этот аэродром спас людям жизнь, потому что на него смог приземлиться самолет, который падал. Меня это так вдохновило, что я связалась с организаторами «Тугезы» и стала одним из основных координаторов этого проекта. Уже полтора года я очень интенсивно занимаюсь этой деятельностью.

— Как Вы думаете, благодаря чему люди объединяются и начинают такую активную благотворительную деятельность? Что ими движет?

— Конечно, каждым движет что-то свое, но если говорить глобально, мне кажется, время сейчас такое. Время перемен, когда сложно жить по-старому и нужно куда-то двигаться, что-то менять. Это одна из форм раскрытия навстречу миру: раньше ты жил в своей скорлупе, а сейчас – поворачиваешься лицом к миру и имеешь возможность включиться в какую-то деятельность. У одних это политическая активность, у других – социальная, у третьих – благотворительная. Это все перемешивается между собой, но для каждого это отдельная история.

— Это такой эволюционный этап развития государства, на Ваш взгляд?

— И государства, и даже человечества, не побоюсь этих слов. Мир трясет, и все вынуждены как-то меняться, хотят они этого или не хотят. Появляются новые способы коммуникации, взаимодействия с миром. Это непростой этап для каждого государства и для человека, но это качественный процесс, позволяющий увидеть в жизни то, чего мы еще не видели.

— Как вы видите по своей работе, государственные службы вам скорее помогают или мешают?

— Хорошо бы, чтобы они не мешали, потому что помощи от них ждать не приходится. Единственное, в чем мы пересекаемся с государством, – это наша акция «Бабушка». В Смоленске нам удалось подружиться со службой социальной опеки, они дают нам информацию про стариков, которым мы потом помогаем.

Хорошо бы, чтобы такую информацию давали и в других регионах, но тут есть свои сложности. Ведь муниципальные службы не знают достоверно, кто мы такие. Мы не мошенники, но откуда они это знают? Они видят незнакомых людей, которые приходят в социальную службу и просят адреса пенсионеров, нуждающихся в помощи. Так что это сложный процесс, и мы в итоге помогаем тем бабушкам, которых знаем в конкретном районе. Наши возможности тоже во многом ограничены.

— А у вас были какие-то ситуации, когда государственные службы неадекватно реагировали на ваших волонтеров?

— Таких случаев не припомню, но была одна не очень приятная история. У нас в фэйсбуке довольно большая группа, там уже более трех тысяч человек, и в ней регулярно вывешиваются разные истории о тех, кому необходимо помочь. И вот одна из участниц группы, которая тогда работала в фонде «Детские домики», повесила информацию о том, что в одном детском доме нет еды для малышей, и она просит собрать деньги, чтобы закупить туда продовольствие.

С питанием в детских домах у нас такая история, что полностью голодным ребенка не могут оставить. Мы засуетились: «Как так, давайте помогать», но потом выяснилось, что директор того детского дома просто неграмотно организовала процесс закупки продуктов. Через третьи руки эта информация попала к губернатору того региона и, конечно, сразу же стали активно разбираться в ситуации.

Можно было все решить грамотно, написать письмо в вышестоящие инстанции о причинах, по которым питание детей не было организовано должным образом, но директор предпочла пойти другим путем и подставила ту девочку, которая написала  объявление в группе. Ее уволили из фонда, вышла «обличительная» статья в региональной прессе, в которой к фонду было предъявлено много претензий. После этого мы стали думать, что нужно более тщательно относиться к тому, что мы публикуем. Нас читают люди из разных регионов, и не хочется поднимать шум на весь интернет, если проблему могут решить на месте своими силами.

— Вы координируете волонтеров, они ездят по разным регионам, видят проблемы, стараются помочь их решить, непосредственно контактируют с людьми. Им легче получить благодарность за свою работу. А что побуждает Вас заниматься этой работой, ведь это отнимает столько энергии и сил?

— Мне просто это нравится. Нравится быть полезной. Когда ты что-то делаешь для другого – это иной вкус радости. Ты получаешь больше радости, нежели когда ты набираешь что-то для себя. Получать – это, конечно, здорово, это приятно, но когда ты отдаешь, это совсем другие ощущения.

— А Вам всегда нравилось больше отдавать, нежели получать?

— Нет, конечно, я же обычный человек. Мне нравилось брать себе как можно больше, но мудрые люди мне сказали, что если я научусь отдавать, то  перестану утопать в болоте жалости к себе. Я очень долго мучилась вопросом: «Ну что же я в своем состоянии могу отдать?» Еще до «Тугезы» этот процесс длился три года, началось все с группы в «Одноклассниках», потом я пыталась помогать одному фонду, потом появился pozar_ru. Довольно долго я искала ту деятельность, в которую захочется направлять все силы.

— И «Тугеза», очевидно, явилась неким ответом на все эти вопросы?

— Да, сейчас это так, посмотрим, что будет дальше. Все, чем я занимаюсь эти годы, – это как части головоломки, и я пока не знаю, во что они складываются.

— А Вы как-то фантазируете на эту тему, пытаетесь представить, во что может вылиться «Тугеза» или какой-то другой похожий проект?

— Нет, и даже не представляю, что может быть потом. Когда идет какой-то важный период, происходят какие-то перемены, всегда внутри сидит этот страх: «А что же дальше? А вдруг дальше ничего не будет?» Но опыт показывает, что дальше что-то обязательно будет, я просто пока даже не могу предположить, что именно.

— Вероятно, дальше будет что-то не менее интересное?

— Ну да, а как иначе? У меня есть еще один проект, который для меня очень важен, – это «Благомаркет». Мы собираем у людей разные вещи и предметы, а потом их продаем, как в советской комиссионке. Хорошие брендовые вещи там можно купить по дешевке. Это был регулярный проект, каждую весну и лето, последние 2 года, мы делали благотворительные ярмарки с увлекательной программой. Этот проект мы с девочками придумали для фонда «Живой», единственного в России фонда помощи взрослым. Только недавно я разговаривала с директором фонда, и они сейчас занимаются превращением этого проекта в магазин подобного формата. Все деньги от продажи вещей в этом магазине будут идти на благотворительность, в частности, подопечным фонда «Живой».

— Скажите, у вас никогда не возникало проблем с распределением денег, с бухгалтерией «Тугезы»? Многие люди с недоверием относятся ко всякого рода сборам денег, боятся, что их пожертвования пойдут не туда.

— В «Тугезе» у нас все четко отлажено. У нас есть финансист, который занимается всеми деньгами. Он очень обеспеченный человек и являлся одним из организаторов «Тугезы». Все собранные деньги аккумулируются на открытых им счетах, он сам вкладывает много своих средств, и лично у меня не возникает сомнений в его честности. Мы постоянно вешаем отчеты в сообществе, чеки, фотографии результатов работы.

Недоверие может быть, и это нормально, лично я за то, чтобы люди проверяли, потому что вокруг много мошенничества и обмана. Мы собираем деньги под конкретные акции, полное описание проекта висит на сайте. Например, сейчас мы собираем деньги для приюта «Виктория», это самая крупная наша акция и мы постоянно обновляем информацию о том, что уже сделано и что осталось сделать.

Этот приют – очень важное, не государственное место. В него попадают дети из детского дома и учатся там социализации. Они же ничего вообще не умеют, порой даже в магазине не могут что-то купить, или, например, оплатить свет. После приюта у них есть шанс влиться в жизнь, а не спиться и не попасть в руки мошенников.

— Вы говорили, что для того, чтобы начать кому-то помогать, нужно прийти к этому каким-то своим эволюционным путем. Как Вы полагаете, а можно человеку это как-то донести со стороны, объяснить ему, что отдавать гораздо интереснее, чем получать?

— Надо его просто увлечь этим. Когда он сам попробует, он почувствует вкус этого процесса. «Тугеза» построена на том, что мы собираем деньги, а потом сами что-то закупаем и делаем. Но если человек начинает активно участвовать в процессе, он неизбежно включается в него.

У нас есть участник, Александр Гарматин, который на определенном этапе только перечислял деньги и координировал что-то, но когда он приехал в приют «Виктория», с ним просто произошел переворот. Он сказал: «Все, я ухожу из «Тугезы» и начинаю заниматься волонтерством, я больше не хочу действовать на уровне интернета и перевода денег, я хочу активно участвовать в этом процессе». Важно прикоснуться к этому.

— Есть что-то, что Вы хотели бы сказать каждому человеку, вне зависимости от его возраста, социального статуса и состояния здоровья?

— То, что хочется сказать именно сейчас и что важно для меня: будьте честны. Будьте честны с собой и с миром. Это очень сложно, потому как кажется, что если мы не обманываем друг друга в бытовом смысле, то мы честны. Но честность – это нечто большее. Твоё честное предъявление себя миру может другому причинить боль, и тогда в ответ ты получаешь удар. Но именно благодаря этим ударам ты станешь сильнее, не в смысле жёстче и грубее, а в смысле гибче и терпимее, к себе и другим.

Держание удара нарабатывается получением ударов. Повторюсь, нас заставляют меняться только страдания. Чтобы быть честным, надо иметь много мужества.

Беседовала Вероника Заец