Сотни женщин в рамках сетевого флешмоба #ЯНеБоюсьСказать публично признаются в совершенном над ними физическом насилии и сексуальных домогательствах. Иногда это истории о взрослых женщинах, чаще — о детях и подростках. Что дает обществу такое коллективное проговаривание травмы? Нет ли здесь опасности для самих пострадавших? Своей точкой зрения делится экзистенциальный психолог Ирина Белецкая. Я воспринимаю этот флешмоб неоднозначно. Его польза в том, что отчасти получился эффект группового воздействия: женщины почувствовали солидарность, получили поддержку от общества, увидели, что они не одни, что их поддерживают и мужчины, и такие же женщины, как они. Проблема стала видимой. В этом плюс. Но у меня вызывает сомнения форма проведения: то, что это проводится в интернете, где все в значительной мере обезличено, где человек дистанцирован от себя и где — это главное — у человека нет возможности обработать эти переживания. Не просто сделать их видимыми, а должным образом обработать, оценить, дать себе возможность пережить этот ужас и правильно расставить акценты. Невозможность сделать это может привести к ретравматизации — повторному переживанию травмы, не приводящему к исцелению от нее. Это первый минус флешмоба. При этом когда человек выносит в публичное пространство свои самые глубокие интимные переживания, такие, которыми можно поделиться отнюдь не со всеми, а может, и вовсе ни с кем, потому что это слишком личное, — то у него стираются границы интимности. В этом второй большой минус. Кроме того, нарушаются отношения с собой: ведь выставляя такие интимнейшие вещи на всеобщее обозрение, я перестаю быть в контакте с собой, в этот момент я как бы смотрю на себя на стороны. Тогда кто я такой? Что я в связи с этим чувствую? Или я вообще ничего не чувствую, потому что мне так стыдно, что я вынужден заглушить все свои чувства, чтобы мочь вынести свои интимные переживания в публичное пространство? В этом смысле флешмоб вреден. Он оставляет непроясненными важные вопросы. Как человек будет жить дальше? На что он будет опираться? Будут ли у него отношения с самим собой? И это третий серьезный минус. То, что человек смог об этом заговорить, его смелость — это позитивно. Теперь человек знает себя с этой стороны. Однако основное переживание человека, пережившего насилие: «Со мной что-то не так, я не такой», не изменяется. Оно заменяется на переживание: «Я по-прежнему не такой, но я могу об этом говорить». Чтобы прийти к чувству: «Я могу себя ценить и уважать, несмотря на мой травматический опыт», необходимо специальным образом обработать переживания в безопасной интимной среде, в терапевтической группе или в процессе индивидуальной психотерапии. Безусловно, очень важно привлечь внимание общества к этой проблеме, показать, что насилие существует, и что женщинам, пережившим этот опыт, нужна поддержка, в том числе со стороны их мужчин. Но большой вопрос, получили ли мужчины, читавшие признания женщин, те необходимые знания и навыки, чтобы поддержать своих женщин? Смогли ли они в результате прочитанного выработать свое собственное отношение к проблеме и занять свою собственную позицию? О чем здесь для них идет речь, как они в этом участвуют? Или же это для них просто еще одна шокирующая новость, удовлетворяющий любопытство факт: сегодня услышал, а завтра забыл? А ведь это действительно очень важная проблема. Здесь есть и важный воспитательный аспект. Интернетом пользуются все, эти тексты читают и дети, и подростки. Как это воздействует на них? Ведь акценты проблемы четко не расставлены. Кто виноват в сложившейся ситуации? Можно ли ее было предотвратить? Какие же выводы сделают те, кто это читает? Здесь больше вопросов, чем ответов. Я считаю, что темой поддержки жертв насилия надо заниматься, об этом надо говорить. Но вопрос, стоит ли женщинам делать такие признания публично? Или более безопасным и исцеляющим вариантом для жертв насилия будет взаимодействие с психологом или психотерапевтом или прохождение групповой терапии, где можно также получить поддержку группы? Я за то, чтобы человек, нуждающийся в психологической помощи, мог ее получить. И стандарты такой работы не предусматривают публичных признаний. Важно не просто «распаковать» все сложные чувства и сделать их видимыми, но и «обработать» и «собрать» их заново, чтобы у человека появилось новое чувство в отношении самого себя. Недопустимо оставлять человека наедине с той раной, которую он в себе расковырял. Когда эта тема бесконечно теребится, но человек не может ее переработать, прийти к новому чувству себя, наладить свою жизнь в новом ключе, — это наносит ему вред. Какой может быть профилактика насилия? Этот вопрос требует серьезного внимания и специальных мер. Детей — как мальчиков, так и девочек — должны обучать, что нужно делать в таких ситуациях. Как распознать нечистые намерения? Как реагировать? Самое первое, что ребенок может сделать, когда чувствует к себе нездоровый интерес, — по возможности сразу найти других людей. Бежать туда, где есть другие люди, и просить о помощи. Нужно объяснить ребенку, что это не шутки, что это действительно очень серьезно. Но делать это стоит аккуратно, чтобы это не стало травмой, чтобы не нарушить естественный контакт между полами. Не надо запугивать: дети не должны испытывать ужас перед противоположным полом, а просто понимать, что такое бывает. У ребенка должна быть зрелая позиция: да, такое может быть, это неприятно, это плата за то, что мы живем в таком обществе и в таком мире, и это надо просто иметь в виду. И знать, как себя вести. Если есть возможность встречать ребенка после каких-то его занятий, то нужно использовать ее. Но я бы не советовала устанавливать тотальный контроль за жизнью детей. Во-первых, невозможно контролировать ребенка полностью. Во-вторых, тем самым вы лишаете его права на границы интимности, на то, чтобы у него была часть жизни, куда он может не хотеть вас пускать. Может быть, он не хочет быть все время с вами? Готовы ли вы дать ему право жить своей жизнью, совершать свои ошибки и получать опыт, в том числе, возможно, травматический? Здесь нет однозначного ответа: кто-то готов, а кто-то не готов. Это вопрос родительского мужества, и каждый родитель принимает решение сам. Важно знать, что мы, как родители, имеем право на свои чувства, в том числе и на страх за здоровье и благополучие собственных детей. Иногда мы с этими чувствами не справляемся и начинаем тотально контролировать своих детей. Я считаю, что важно сказать ребенку о своей неготовности предоставлять ему большую свободу, чтобы ребенок понимал, что речь идет не о том, что ему не доверяют, а о том, что у родителей есть свои сложные чувства по этому поводу, которые они пока не могут переработать. Да, родитель не может не испытывать страх. Этот страх так силен, что у родителя есть только один способ с ним справиться — тотальный контроль. Это нездоровая форма, но если родитель по-другому не может, то важно в этом быть открытым и честным с ребенком, поговорить с ним об этом. И ребенок тогда сможет лучше понять родителя в его попытках тотального контроля, сможет воспринять угрозу насилия всерьез и даже поддержать и успокоить родителя, сказать, что он знает правила безопасности и будет стараться им следовать. Тогда это будет зрелый персональный диалог. Это гораздо лучше давления. Открытое обсуждение чувств и переживаний родителя, на мой взгляд, принесет больше пользы, чем тотальный контроль.