Мало что выглядит для меня таким удручающим, как страницы клиник пластической хирургии в социальных сетях. Картинки ДО и ПОСЛЕ, призванные показать, как прямо на операционном столе или через несколько дней после вмешательства изменились нос, уши или грудь женщины, навевают тоску и страх.

Если вглядеться внимательнее, на этих картинках будет один или два случая реконструктивной хирургии. Нос, который человеку «вернули» после автомобильной аварии, — один из сотни носов, которые изменились, потому что на них была горбинка, или нос был «огромным», или «муж считал, что нужен другой».

Скажите это, и вам горячо возразят: «Я делаю со своим телом то, что хочу», «я делаю это для себя». Больше всех на свете людей мне нравятся дети. Поэтому не могу не выступить в их защиту, даже если они скрыты в телах взрослых женщин. Я адресую свой вопрос им: маленькая девочка, которая тридцать лет назад сидела на коленях у вашей мамы, вот на той самой фотографии, знала, что ее нос некрасив?

Я говорю не о той маленькой девочке, которая уже пошла в школу и узнала об этом от одноклассников. И даже не о той девочке, которая услышала от тети Наташи: «Хорошенькая она у вас, но эти уши… Как ручки от кастрюли! Вы б их ей хоть волосами прикрывали». Я говорю о девочке, которая знала только маму, для которой только мама имела наивысшую ценность, только ее слово имело вес. И если мама говорила: «Будет не больно, как комарик укусит», — можно было подставлять пальчик доктору для укола. Если мама говорила: «Я вернусь, когда ты пообедаешь и погуляешь с бабушкой», — можно было сразу после прогулки высматривать ее пальто из окна.

Если эта девочка знала, что ее нос некрасив, я признаю свое поражение и отношение к коммерческой пластической хирургии. Но готова поспорить: эта девочка не знала. И если бы вы предложили ей подвергнуть себя физическим страданиям, чтобы он изменил форму, она бы увела вас за руку смотреть прикольного жука, строить дом из диванных подушек, пускать мыльные пузыри газетной трубочкой. Она бы показала вас с вашими странными предложениями маме, и мама бы возмутилась: «Моя девочка – красавица!».

Если предложение «потерпеть ради красоты» — не странное, то не странен и гаваж.

В книге «Тело, еда, секс и тревога» клинический психолог Юлия Лапина, работающая с расстройствами пищевого поведения, пишет про это явление:

«Гаваж как традиция появился в Мавритании, когда многие зажиточные семьи держали рабов. Мужчины были в основном заняты физическим трудом, что позволяло им оставаться худыми, а женщины двигались мало, потому что заботы о детях и доме лежали на прислуге. Считалось, что крупная женщина может дать здоровое потомство — на этом в первую очередь и основывалась их привлекательность.

Гаваж существует в Мавритании до сих пор. Как и во многих традициях насилия над женщинами, роль главных «инквизиторов» играют бабушки и матери, которые заставляют девочек переедать «ради их счастливого будущего».

Мавританских девочек кормят насильно, даже если их тошнит, для красоты. Это сопряжено с определенными рисками для их здоровья, но раз уж они живы — не смертельно. Как и пластическая операция. Почему же одно дикость, а другое — нет? Мавританские женщины так же не намерены утешать себя глупостями о том, что стандарты красоты постоянно меняются. Еще вчера ты могла быть худой, а могла быть полной. Никто бы и слова не сказал. Они тоже хотят жить здесь и сейчас. Быть красивыми здесь и сейчас. Получать любовь и слова восхищения здесь и сейчас, а не вчера, когда можно было оставаться худой и не растягивать себе желудок нездоровым количеством пищи, как Гаргантюа и Пантагрюэль.

Проблема в том, что если у вас пульпит, его нельзя лечить принятием обезболивающего. Это — временная и сомнительная мера лечения пульпита. Если у вас болит душа, нельзя лечить нос — это временная и сомнительная мера лечения уровня красоты в организме. Мы были красивы, пока мама любила нас безусловно. Проблема носа и ушей — это проблема отсутствия безусловной любви, ее нехватки в организме. Это то, что писатель Ромен Гари называл «обещанием на заре»:

«Вместе с материнской любовью жизнь дает вам на заре обещание, которое никогда не исполняет. И вы потом вынуждены довольствоваться сухомяткой до конца своих дней. И если потом любая другая женщина заключает вас в объятия и прижимает к сердцу, это всего лишь выражение соболезнования. Вы вечно возвращаетесь на могилу матери, повыть, точно брошенная собака. Прелестные руки обвивают вашу шею, и нежнейшие губы лепечут о любви, но вы-то знаете. Вы припали к источнику слишком рано и выпили все до капли. И когда вас вновь охватывает жажда, что толку метаться — колодца больше нет, остались одни миражи. С первыми лучами зари вы приобрели полнейший опыт любви и сохранили ее свидетельства. Куда бы вы ни пошли, вы несете в себе яд сравнений и тратите время, ожидая то, что уже получили».

Можно подумать, что автор этих строк работал для рекламы косметической клиники! Вас уже никогда не будут любить безусловно, так создайте условия. Создайте лицо и тело, пригодные для любви. Увы, жизнь Ромена Гари, описанная в этом автобиографическом романе, доказала: это не работает. Сам писатель страдал от депрессии, развелся и в конце концов застрелился.

Будьте опасными для любви, не создавайте ей условий. Упаси Боже, они появятся!

Ваше тело принадлежит вам. Наверное, ни один блогер, который зудит, как надоедливая осенняя муха: «вы красивы с таким носом, с такой грудью, с такими ушами» не заставит вас изменить решения что-то исправить. Я просто хочу, чтобы перед операцией вы снова спросили ту маленькую девочку: знала ли она, что ее нос — некрасив? Или об этом рассказал мужчина, бывшие одноклассники, писатель Ромен Гари, который не верил в возможность безусловной любви?

И если она не знала, смело забирайтесь к Богу на ручки и кричите оттуда: «а Отец говорит, что я — лучше всех!». Эта девочка дождется мальчика, который скажет «да, ты — лучше всех!», а то и пригрозит рогаткой ее обидчикам.