Сейчас в интернете наблюдается ностальгический бум по СССР. Есть целые сайты, посвященные приятным воспоминаниям, на страницах которых можно вновь полюбоваться неведомыми послеперестроечным поколениям предметами: ватными елочными игрушками, серыми автоматами по продаже газированной воды, фотоаппаратом «Смена», молоком в толстых стеклянных бутылках. Всем тем, что наполняло нашу жизнь. Эта статья написала как продолжение статьи Юлии Шабановой «Вынимая бабушкин хрусталь»

Я родилась в 1970 году и очень хорошо помню этот советский рай. На экранах телевизоров плясали развеселые доярки и лесорубы, на новогодних «голубых огоньках» столы ломились от искусственных фруктов, а вне экрана люди записывались с вечера в очередь за мебелью, сосисок давали килограмм в руки, и поэтому по продуктовым магазинам родители таскали с собой детей, чтобы взять побольше. А творожные «сырки» в глазури? Я за все свое детство попробовала их раза три — их попросту не было в продаже.

Сейчас я иногда рассказываю своим детям о том, как мы жили. Они удивляются и смеются: им тяжело понять, как это в магазинах не было продуктов? Ну вот так, не было. Жили тяжело. Ведь на самом деле тяжело жили. Те, кто понял, что коммунизм не построить, уехали на Восток и Запад. А те, кто остались, жили идеей. После голодных военных лет людям казалось, что надо немного потерпеть, еще совсем немного, и все наладится. И продуктов будет завались, очереди исчезнут, и наконец наступит коммунистическое всеблаженство. И каждому новому поколению пионеров и комсомольцев говорили, что их дети уже будут жить при коммунизме. Но проходило очередное десятилетие, и завершение строительства коммунизма откладывалось до следующего раза.

Психология наших бабушек и родителей многим из числа нынешней молодежи кажется поврежденной. В самом деле, как так можно жить — не разгибая спины, батрачить с утра до вечера и ни разу за всю свою жизнь не съездить на море? Дикость. А эта одержимость дачными участками у старшего поколения? Все наши знакомые, отпахав рабочую смену, неслись на свои 6 соток — открыть-закрыть теплицы, полить огурцы, собрать смородину. Мало того, в городах выходцы из деревень стремились занять каждый клочок земли. Больше всех везло тем, кто получал квартиры на первом этаже: в их владении оказывался дармовой кусочек земли, который тут же распахивали и засаживали картошкой и огурцами. Сажать на таком клочке цветы считалось роскошью. Это только лет 15, как бассейны и газоны вытеснили с дач грядки и компостные ямы, сами дачи наконец-то превратились в место отдыха, а под балконами уже никто ничего не сажает.

Но наши родители, а тем более дедушки и бабушки, не могли так жить. Они были детьми другой эпохи, когда люди не жили, а боролись за жизнь.

Рассказывая о людях того времени, прежде всего необходимо помнить, что на эти поколения неизгладимое клеймо наложила война. А та, настоящая война, немного отличалась от той, которую нам показывают в кинофильмах, даже в самых страшных. Да, был героизм. Но есть и другая сторона медали: судьбы обычных людей, так называемого мирного населения — женщин, детей и стариков, — тех, кто не сражался в партизанских отрядах и не шел на танки на передовой.

Фронт выжал из мирного населения все. Последнюю краюху отдавали не детям, дети перебьются.  Все шло на фронт, бойцам. Это не упрек, это просто факт. Так было нужно. В то время человеческая жизнь была обесценена как никогда. Задача стояла — победить. Любой ценой. У тех, кто остался в тылу, не было выбора. И они платили свою цену, порой слишком высокую.

Моя бабушка едва ли не до последнего дня рассказывала о войне. Она все четыре года провела под Волоколамском, в маленьком селе Теряеве, там, где рядом стоит Иосифо-Волоцкий монастырь. Работы не было, магазинов не было, денег не было, ничего не было. Нечего надеть, нечего поесть. Женщины стирали в госпитале бинты и халаты в обмен на обмылки, стирали вручную, а полоскать ходили в прорубь. Обмылок можно было поменять на пяток картофелин, на пару яиц.

Единственную драгоценность — материно обручальное кольцо — променяли на мешок муки и кусок мыла. Мыло закончилось быстро, а муку растянули почти на четыре года: летом сушили крапиву и подмешивали в муку, пекли зеленые лепешки. А у нее на руках была дочь, которой к началу войны исполнилось 5 лет. Мечтали о стакане сыворотки.  Иногда в больничной столовой давали. «Пару глотков сделаю и несу домой, — говорила бабушка, — у меня же дочь. Иду и думаю, как бы не расплескать — голова кружится». Зимой собирались несколько женщин, брали сани и шли в поле, где после бомбежек оставались замерзшие трупы лошадей. Отрубить ногу не всегда удавалось, иногда довольствовались куском шкуры. Делили на всех и варили суп…

Четыре года постоянного голода. Без помощи, без всякой надежды. Борьба за жизнь каждый день. Постоянный страх смерти от голода. С утра до вечера только одна мысль: найти что-нибудь съестное. Иногда я думаю, каково это — прийти домой, на тебя с надеждой смотрят голодные дети, а у тебя ничего нет поесть. Не удалось достать. Как объяснить это детям? Нам трудно это понять, но эти четыре года были настолько тяжелыми для них, и без того не избалованных жизнью, что главной мотивацией их дальнейших действий стало желание накормить детей.

«Она же голодная!!!» — с этого отчаянного вопля начинался каждый мой день до тех пор, пока я не уехала из дома. Всю мою совместную жизнь в родительском гнезде бабушка постоянно пыталась меня накормить. По рассказам одноклассников и знакомых, живших вместе с бабушками, у них все было точно так же. Это военное поколение жило с одной мыслью: накормить!!! — накормить внуков так, словно это последние продукты в их жизни, а завтра им опять придется стирать бинты за стакан сыворотки. Свою постоянную тревогу за благополучие детей они перенесли на внуков. Большинство из тех, кто пережил войну, так и не смогли выйти из этой колеи и бежали по ней до конца своей жизни.

Едой, конечно, дело не ограничивалось. Военное поколение отличалось особой бережливостью. Собиралась и хранилась каждая тряпка. Не потому что они были скупые, а потому что у них в мозгу прочно сидел страх: а вдруг не будет? До сих пор помню эти семейные советы над очередным отжившим свое платьем: убрать или выкинуть? Ответ был предсказуем: убрать, вдруг пригодится. Еще в 70-е годы было не принято покупать одежду маленьким детям — ползунки и кофточки шили из ношеных платьев.

Иной раз и свою одежду перекраивали, перешивали на новый лад, и получалось, как будто новую вещь купили. И они передали эту экономность своим детям, нашим родителям. Моя мама уже в пенсионном возрасте боролась со мной за каждую вещь, порой даже вынимала из мусорного ведра рваные эластичные колготки: их же можно зашить и еще носить! Этим поколениям не понять нашей расточительности, как нам, вступившим в жизнь в других экономических условиях, не понять их скаредности.

А кто помнит такую услугу в советских ателье, называвшуюся «перелицевание»? Те читатели, кому еще нет 30, наверное, задумались над этим словом. А суть этого действа в том, чтобы взять старое износившееся пальто, распороть и полностью перешить его на изнанку, которая после 25 лет ношения выглядела лучше, чем лицо: не затертая, не выгоревшая. Правда, женские пальто после этой процедуры застегивались на мужской манер, а мужские, соответственно, на женский, но это никого не смущало. И ходить в перелицованном пальто было ничуть не стыдно. Напротив, это расценивалось как хозяйственность и умение экономить. Вообще надо сказать, что по умению превращать старое в новое старшему поколению нет равных. И даже современные дизайнеры, умеющие вдохнуть жизнь в старые вещи, просто отдыхают по сравнению с задумками наших бабушек.

На фоне всего этого, когда ничего нет, в душе сидит постоянный страх лишений и голода, вполне объяснима логика наших бабушек. Во-первых, каждый лишний кусочек — детям, а сами уж как-нибудь; во-вторых,  зачем, в самом деле, тратиться на моря и романтические ужины, когда лучше отложить на черный день копеечку? Или внучке на свадьбу? Какое уж тут мороженое себе — все лучшее детям. И это сейчас хрусталь стоит копейки, а в 60-е — 80-е годы он был показателем благосостояния семьи. И наши бабушки пеклись о приданом своих внучек: год за годом заполняли полки сервантов хрустальными вазочками и рюмками, по старинке складывали на антресоли подушки и перины и раз в год покупали золотое колечко.

Они жили так, как учила их эпоха: запасай, копи, экономь. И поэтому они изо всех сил старались дать своим детям высшее образование, потому что если что — человек с образованием в то время всегда мог найти себе работу, да и получал всегда больше, чем простая прачка. Это сейчас все поменялось до неузнаваемости, и наши бабушки наотрез отказывались принимать новую действительность. Пройдя через такие испытания, научившись выживать в невыносимых условиях, они так и не смогли перелицевать свою жизнь. Что поделать, научиться мыслить по-другому можно только в юности.