Беда всегда приходит внезапно, и подготовиться к ней, увы, невозможно. Мы попытались понять, что происходит с человеком при горевании с физиологической точки зрения, но этого, конечно, недостаточно. Потому мне хотелось бы рассказать о человеке, который не только проявил личное мужество в период испытаний, но и сумел переработать полученный чудовищный опыт и поделиться им, чтобы показать другим, как сохранить себя на краю бездны.

Это Виктор Франкл, известный австрийский психолог и психиатр. Он был свидетелем всех хитросплетений XX века, пройдя через лишения и потери концлагерей: родился в 1905 г., ушёл из жизни в 1997 г. Психология привлекала Франкла еще в школьный годы, когда он впервые обратился к Фрейду с письмом. Маститый психоаналитик оказал протекцию юноше, который сначала разделял его взгляды, а потом перешел в стан противников Фрейда. Однако и там он не задержался надолго и создал собственное учение.

Фрейд считал: «Если человек задумался о смысле жизни, значит, он серьезно болен». Франкл возражал: «Воля к смыслу — наиболее человеческий феномен, так как животное не бывает озабочено смыслом своего существования. Однако психотерапия превращает эту волю к смыслу в человеческую слабость, в невротический комплекс. Терапевт, который игнорирует духовную сторону человека и, следовательно, вынужден игнорировать волю к смыслу, отрицает одно из самых ценных его достоинств».

Свое учение Франкл назвал логотерапия. Здесь «логос» — не просто «слово», а сама идея слова, то есть смысл. Ученый пришел к выводу, что главная побудительная сила человека – это поиск смысла. Не столь важны человеку удовольствия или власть, сколько смысл собственного существования. При потере смысла наступают апатия и скука. Такое состояние называют экзистенциальным вакуумом. Оно приводит к агрессии и порождает различные зависимости. При этом смысл находится не внутри индивидуума, а вне его.

Существует три способа наполнить жизнь смыслом:

1. Творчество
2. Переживание ценностей
3. Сознательное принятие непреодолимых обстоятельств.

Ученый разработал ряд методов, которые позволили применить психотерапию к духу. Фрейд полагал, что в экстремальных обстоятельствах люди с разным уровнем культуры и образования будут вести себя одинаково, т.к. останутся только базовые инстинкты борьбы за выживание. Виктор Франкл был с ним не согласен.

Вскоре ему пришлось проверить состоятельность своей теории. Находясь в Вене 1930-х гг., он отдавал себе отчет, чем грозит нацизм его народу и ему лично. С 1938 г. ему уже не позволяли лечить арийских пациентов. Возможность спастись была, но только одному. Родителей и невесту пришлось бы покинуть. Франкл предпочел остаться. Его брак с Тилли Гроссер стал последним официально зарегистрированным еврейским союзом в нацистской Вене.

В 1942 г. все Франклы оказались в концлагере Терезиенштадт. К тому времени там находилось большое количество известных ученых, музыкантов, писателей. Зная о грозящей участи, они тем не менее читали лекции, давали концерты, выпускали журналы. В этих условиях Виктор Франкл втайне осуществлял врачебную практику, помогая людям преодолевать первоначальный шок. Методика состояла в отделении себя от окружающих страданий. Группа Франкла занималась профилактикой суицидов.

Но самое страшное ждало ученого впереди. Его и родных разбросали по разным лагерям. О лекциях уже речь не шла – приходилось трудиться чернорабочими до изнеможения. Людей уничтожали; они гибли от голода, холода. Что мог сделать психолог в нечеловеческих условиях? Он сам рассказал об этом. Как-то 2500 человек были лишены еды на сутки за провинность одного из заключенных:

«К вечеру того дня мы лежали на нарах и настроение у нас было особенно плохое. Мы мало говорили, каждое слово раздражало. А тут еще свет погас, и наше раздражение достигло предела. И тогда староста, человек умный, завел разговор […] о наших товарищах, которые в последние дни умерли от болезней или наложили на себя руки… И он обратился ко мне. Видит Бог, я вовсе не был в том состоянии духа, когда хочется давать научные разъяснения, утешать кого-то, оказывать врачебную или психотерапевтическую помощь. […] Но я был обязан как-то собраться с силами и не упускать этой необычной возможности: моим товарищам по бараку утешение было сейчас необходимее, чем когда-либо.

Итак, я начал, и начал с того, что участь каждого из нас выглядит неутешительной, […] вероятность выжить была равна примерно пяти процентам. […] Но я сказал им и то, что лично я, несмотря на это, не потерял надежду и не собираюсь складывать оружие. Ведь никто не знает своего будущего, не знает, что ему может принести следующий час.

Но я говорил […] и о прошлом. […] И пусть это миновало – это сохранено для вечности! Быть в прошлом – это тоже своего рода бытие, притом самое надежное.

А дальше я заговорил о самых разных возможностях наполнить свою жизнь смыслом. […] О том, что человеческая жизнь всегда и при любых обстоятельствах имеет смысл и что этот смысл охватывает также страдания, нужду и смерть. Я просил этих бедняг, внимательно слушавших меня в кромешной тьме барака, смотреть в лицо ужасающего положения и все же не отчаиваться, все-таки сознавать, что даже при всей безнадежности нашей борьбы, она все равно имеет свой смысл, несет в себе свое достоинство!

На каждого из нас, – говорил я, – в эти часы, которые, может быть, для многих уже становятся последними часами, кто-то смотрит сверху требовательным взглядом – друг или женщина, живой или мертвый. Или – Бог. И он ждет, что мы его не разочаруем, что мы не будем жалкими, что мы сумеем сохранить стойкость и в жизни, и в смерти…

Религиозные люди легко поймут меня – и это я тоже сказал. Я поведал им историю моего товарища, который в самом начале лагерной жизни заключил «договор » с небесами: пусть любые его страдания и его смерть станут той ценой, которую он платит за то, чтобы смерть любимого человека стала легкой. И для него страдания и смерть перестали быть бессмысленными, они наполнились высоким смыслом. Да, он не хотел мучиться и умирать просто так. И мы этого тоже не хотим!»

Так он говорил, имея исчезающе малую надежду на спасение. И все-таки он выжил и вышел из лагеря. На свободе на него обрушилась новая беда: он узнал, что все его родные погибли. Как тут не утратить волю к жизни? Мысль о встрече с любимыми была маяком в непроглядной тьме заключения – и вот их нет.

Глубочайшая депрессия овладела Франклом. К счастью, друзья помогли ему обрести новый смысл. Они достали пишущую машинку, а когда он не смог притронуться к ней, наняли несколько стенографисток. Девять суток подряд ученый не ел, не спал – все наговаривал и наговаривал книгу, которую столько лет вынашивал в голове. Он назвал ее «Несмотря ни на что сказать жизни «ДА»: психолог в концлагере» (в русском издании название сократили до позитивного «Сказать жизни «ДА»).

В ней рассматривается смысл страданий. Они совершенно необходимы для здоровья духа. Страдания указывают на проблемы в духовной сфере. Как точно заметил Клайв Льюис: «Страдания – мегафон Божий» (Льюис К.С. Любовь. Страдание. Надежда). Они побуждают человека созидать в себе личность. Потому что если он плывет по течению, он индивидуум; если растет над собой, то становится личностью.

Остаться индивидуумом или дорасти до личности. В этом и заключается свобода. Только личность способна воспринять любовь и проявить сострадание, потому что собственный опыт делает ее чуткой к страданиям других.