Как себя вести, когда тебе плохо? Нет, не когда на улице дождь, очередное платье не подошло к туфелькам и на работе еще что-то не ладится по мелочам. А когда настоящее горе? Без преувеличения..

Моим примером была тетя. Когда у нее дома умирала моя бабушка (и ее мама, соответственно), она была само спокойствие. Я приезжала к ней «помочь» (моя помощь была совсем маленькой.. немного с бабушкой посидеть, таблетки дать, но всего лишь на выходные – капля в море) и попадала в такую атмосферу тепла и любви, что даже происходящее в бабушкиной спальне не казалось страшным. Хотя на деле это было очень страшно – бабушка, всегда активная и всеми руководящая, лежала после инсульта и не узнавала никого. Остальные подробности можно и не рассказывать, всё понятно – лежачий больной. А тетя меня всегда встречала с улыбкой, шутками над моим внешним видом и вечным кофе-гляссе. Была у нас с ней в то время такая традиция. Я приезжала из Москвы к ней в Тверскую область, еще не заходя к ней, шла в магазин, покупала мороженое, а она к моему приезду варила настоящий ароматный кофе.

Я не слышала от нее ни нытья, ни жалоб, ни каких бы то ни было рассуждений. Она просто делала то, что тогда надо было делать. Ухаживала за бабушкой и нас своим спокойствием успокаивала.

Возможно, тетя просто со мной не говорила о чувствах. Не знаю. Но я сделала из ее поведения вывод, что в трудной ситуации надо просто заткнуть свои чувства. «Выключить» в себе Марию вообще и быть Марфой. Только повседневные дела, только хозяйственные хлопоты, никаких чувств. Это очень условное понимание Марфы и Марии, но примерно как-то так.

И вот когда я сама столкнулась с по-настоящему серьезной проблемой, я вела себя именно так, как понимала тогдашнее тетино поведение. Погрузилась в разрешение всяческих бытовых и бюрократических проблем. Отвлекалась от них тоже очень «по-марфински» — скупала гаджеты и косметику. И заглушала, заглушала эмоции. Мне казалось неправильным плакать, говорить о том, что мучает, да даже чувствовать что-либо я себе запрещала. Гораздо проще было радоваться айфончику или новому лаку для ногтей, чем просто побыть в тишине и найти в себе силы прочувствовать всё, что происходит.

А происходило на самом деле горькое – у меня родился больной ребенок, он был в больнице, и прогнозы были неутешительными. И когда всё действительно закончилось, врачи, увы, были правы… я просто погрузилась в ступор. Эппловские девайсы были куплены все. Впрочем, нет. Вру. Айпад я купила в день похорон, как бы дико это ни звучало, косметика уже не помещалась в ящики, да и никакой, даже поверхностной радости, всё это уже не приносило.

Работать тоже не получалось. Мы вяло переписывались с одним главным редактором об одном очень интересном мне цикле публикаций, но моего запала хватало на полчаса после получения очередного письма. Я даже написала какой-то план работы, составила список экспертов, радостно всё это отправила и опять ничего не начала делать.

Я даже в блогах ничего не писала. Хотя обычно пишу много и часто по всяким пустяковым поводам. А тут — отрезало. Да и о чем писать? Ничего в жизни не происходило.  У меня не получалось вообще ничего. Я могла только пытаться изображать перед всеми, что всё хорошо и «я держусь». Эта роль мне на самом деле удавалась хорошо. По-моему, окружающие, да и я сама, в это почти поверили. Это был какой-то бесконечный и бессмысленный день сурка.

Насколько бы это всё затянулось, сложно уже сказать. День сурка был прерван предложением того самого главного редактора. Мне вдруг, абсолютно на пустом месте, предложили административную должность в редакции. Думала я недолго. Хотя никакого опыта не было.

И погрузилась с головой в этот несколько рискованный эксперимент. На чувства, впрочем, времени и сил не оставалось. И вроде бы стало лучше, и вроде бы день сурка был все же закончен, каждый день было что-то новое, что-то интересное, но что-то было не то.

Я не чувствовала вообще ничего. Мне тогда даже казалось, что всё, что я говорю и делаю, не имеет никакого смысла. По привычке целовалась с мужем перед выходом из дома, по привычке писала кому-то: «Скучаю, обнимаю», по привычке встречалась с кем-то. Мы даже о чем-то там разговаривали. А зачем? А смысл? Зимние праздники вообще прошли незамеченными. Хотя было всё – и ёлка, и подарки, и даже на окнах висели симпатичные украшения в виде снежинок и фонариков. А всё было именно как в том анекдоте – про фальшивые елочные игрушки…

Приближалась весна. А там и апрель. Апрель, в котором родился мой младший сын. И тут я, наконец-то, почувствовала хоть что-то. Этим чем-то, правда, был безумный страх. «Как я этот день переживу? Как вообще переживу этот месяц, который раньше очень любила, а теперь мне от одного слова больно?», — думала я. О, больно. Значит, живая еще… И тут мне все же захотелось поделиться своими, непонятными еще мне самой чувствами, с людьми, которые меня читают в блогах. Сначала получалось коряво с кучей дурацких оправданий: «Вы простите, что я гружу». Потом я зажмурилась, создала узкую группу в фейсбуке и написала самое важное. Наверное, впервые за это время я действительно написала о том, что имело смысл. Не про ерунду всякую, не дежурные слова, а про то, что и в самом деле мучило. И я не «исповедовалась» прилюдно, а скорее сама себе признавалась.

Ступор «не могу говорить, не могу чувствовать ничего» немного стал пропадать. Я стала писать для этой группы всякие мысли на ходу. И вот как-то в субботу (очень хорошо помню, что это была именно суббота) я написала очередное. А буквально через полчаса получила колонку от одного нашего автора… на эту же тему. Я не знаю, видел ли он ту мою запись. Мог. Но всё же вряд ли. Да и времени прошло мало. Но тот его текст получился развернутым ответом на мое нытье в фейсбуке. И очень личным и искренним. До боли искренним.

И вот эта случайность… или мелочь? Или вообще больное воображение мое про совпадение мыслей? Это дало силы. Силы писать своё, силы наконец-то нормально работать, силы читать, наконец-то. Я с ужасом думаю о том, что на самом деле в тот период ступора какого-то я еще и не читала совершенно ничего.

Моими последними прочитанными книгами были прошлым летом, сразу после смерти сына — «Дети Арбата» и «Московская сага». А дальше я что-то начинала читать, но быстро бросала, сил не было.

А тут силы появились. Появились благодаря искренности. Своей и чужой. Всё оказалось просто и сложно одновременно. Просто надо говорить только то, что действительно важно. Не ерунду всякую, а только важное и только всерьез.

Мне еще многое надо в себе поменять, чтобы всё было так, как хотелось бы. А хочется мне успевать всё — и работать, и читать, и писать самой, и дома быть настоящей хозяйкой, женой и мамой. Как раньше. Точнее как-то по-другому, конечно. Никуда этот опыт не деть. Да и не надо его никуда девать. Не всё ещё получается. Но я, кажется, иду в верном направлении…