Довольно часто я слышу, как женщины выражают свое недовольство мужьями, которые «занимаются какой-то ерундой» вместо того, чтобы заниматься чем-то, на их взгляд, стоящим. Объектом для негодования обычно становятся следующие темы: баня, спортзал, футбол, рыбалка, охота и гараж.

Женщины искренне недоумевают, почему такой восторг вызывает костлявый лещ на 860 грамм, если нормальную форель можно купить в магазине, и что можно делать в бане три часа, если можно помыться дома в душе. Впрочем, зачем ходить в спортзал жены, как правило, догадываются: чтобы смотреть «на чужие бесстыжие попы в лосинах». И это им не нравится.

В общем, одни сплошные минусы. Во-первых, денег эти занятия в семью не приносят, а совсем даже наоборот. Я думаю, один из самых тщательно охраняемых секретов каждого рыбака — это цена его последней блесны или катушки. Во-вторых, муж и так целыми днями на работе, а тут вместо того, чтобы в редкий выходной с детьми посидеть, дома полочку прибить или жену послушать, — он, видите ли, в баню! А в-третьих, всем же известно, что баня, рыбалка, охота, футбол и гараж — это всего лишь повод выпить со своими так называемыми «друзьями».

Я расскажу о том, что такое баня для меня, и, возможно, некоторым женщинам будет проще понять своих мужчин.

В Александровке, под Пушкином, есть баня. Там топят дровами, в парилке живет сверчок, а между заходами в парилку можно выйти на улицу и млеть на лавочке.

Я хожу туда уже 40 лет. В детстве меня водил туда папа. И, пожалуй, нигде и никогда больше мы не были с ним так близки. Папа брал для меня морс или квас, а себе покупал пиво. В какие-то пластиковые баклажки. В восьмидесятые с пивом было не очень хорошо, мы стояли в очереди, иногда он оставлял в очереди меня, а сам шел в магазин, который рядом. Мужики сдували с кружек пену, и я тоже хотел скорее вырасти и сдувать пену.

А еще в ларьках продавались соленые сушки или соленая рыбка. Я это дело очень любил. Правда, рыбка была дефицитной, но от этого еще более вкусной. Папа чистил рыбку и лучшие кусочки отдавал мне. Сначала я съедал мясо, потом обсасывал косточки, больше всего я любил чуть горьковатые ребрышки и икру. Когда основная рыба кончалась, я грыз голову и хвост.

У папы был классический банный аксессуар — старый портфель. Старый для того, чтобы носить его «в жизни», а в баню — самое то. Банные вещи, чистое белье и «сланцы» были завернуты в газетку. Сланцы… Такие оранжевые шлепанцы с перекладинкой между пальцами ног, очень неудобные, но вариантов не было. Все вещи удивительным образом помещались в этот портфель, который защелкивался на специальный замочек. Между ручек портфеля помещался веник, тоже в газетке. Когда одевались, газетка шла на пол, чтобы на нее вставать.

В парилке папа отправлял меня на самый верх, подкидывал и спрашивал: «Как там?». Я пищал что-то типа «Холосо!», и папа мной гордился.

Между заходами папа остывал. Мы сидели на деревянных лавках, и это было особое искусство: сидеть удобно и не намочить одежду, которая висела на крючках на высокой деревянной спинке. Папа был весь пятнистый и удовлетворенно говорил: «Во, периферии раскрылись». Я не знал, что такое «периферии», но тоже очень хотел, чтобы они у меня раскрывались. Я был беленький и худенький.

Папа пил пиво, а я морс. Мы ели рыбку и было хорошо. Когда мы ходили в баню «у вокзала», я считал проезжающие мимо электрички, их было хорошо слышно. Иногда мы посещали дорогие Ленинградские бани, там я купался в бассейне. Папа знал банщиков, они знали его, и я гордился папой.

В бане папе было хорошо. Папа был добрым. Мне тоже было очень хорошо и тепло. С рыбой, морсом и добрым папой.

А вот маме эта тема с баней не нравилась. Совсем. Она не понимала, что можно делать в бане столько времени и зачем там пить пиво. Ну вот не понимала — и все. Каждый раз мама расстраивалась и обижалась. Я тоже чувствовал вину, и мне было жаль папу — баню папа очень любил, для него это было очень важно. Папа был врач высшей категории, анестезиолог-реаниматолог, одно время — заведующий отделением реанимации. В нашей семье было четверо детей, он работал на полторы ставки. В общем, было нелегко. А в бане он отдыхал. Мне жаль, что моя мама не могла этого понять.

Мой папа давно умер. А я так и хожу каждую неделю в баню.

И каждый раз это встреча с папой. Я обязательно его вспоминаю и благодарю.

В самые сложные моменты моей жизни, когда было очень страшно и холодно, когда я не знал, что делать, — я ехал в баню. Там я согревался и душой, и телом, чувствуя его тепло и его любовь.

За 40 лет парилка в этой бане совсем не изменилась, а в отделении осталось несколько тех самых деревянных лавок с большой спинкой, и когда они свободны, я обязательно занимаю именно эти места. Сегодня я беру сюда своего сына.

В парилке я отправляю его наверх, подкидываю и спрашиваю: «Ну как там?» «Нормально!» — отвечает сын, и я им горжусь.

Потом я остываю, мы пьем квас, едим рыбку, и я весь пятнистый, у меня прекрасно «раскрываются периферии»…

Я благодарен моей жене за то, что она приняла мою баню с миром. А потом и сама потихоньку втянулась, сегодня она уже заядлая банщица. Пару раз в месяц мы ходим вместе: нашли баню, которая по выходным и праздничным дням работает в «семейном режиме» — мужчины, женщины, дети, все вместе, в купальниках, все культурно и прилично, как в аквапарке. Я лихо парю жену двумя вениками, а потом делаю ей массаж на мраморном столе с подогревом. Она счастлива, и мне такое времяпрепровождение тоже очень нравится.

Дорогие наши жены! Возможно, бани-рыбалки-футболы-гаражи — это нечто большее, чем пустая трата времени и денег. Хотя, наверное, бывает и так. Но точно знаю: есть варианты, чтобы и муж в бане, и жене хорошо.