По мужской щеке побежали слёзы. Почему-то только из левого глаза. Увидев их, женщина ужаснулась. Она получила ответ на свою просьбу к нему: «Прости меня и отпусти к другому».

Когда-то я любила тебя, а сейчас моё сердце болит о другом мужчине. О тебе я тоже помню, но ты уже там, за гранью. Ты ушёл, а я осталась. И я не могу жить одна. Мне плохо одной. И вот я встретила его, другого. Того, с кем смогла бы жить вместе. Смогла бы вытерпеть его рядом с собою, его мелькание туда- сюда, его грязные носки, и необходимость готовить завтрак, обед и ужин каждый день. Согласись, это – немало, когда оцениваешь свои способности к сосуществованию с человеком, которого ещё вчера не знала.

Я пришла на твою могилу помолиться о тебе и просить у тебя прощения за неверность тебе; прибрать могилку: протереть памятник от песка и пыли; убрать сухие ветки и старые искусственные цветы, принесенные кем-то из родственников. Я ношу тебе только живые цветы, когда прихожу.

Господи!
Как же долго я у тебя не была! Семь лет, с тех пор, как похоронила. И вот пришла проведать…выпроситься замуж за другого. Ха! Этот другой и не подозревает, что я за него замуж собралась, а я уже прошу благословения у усопшего супруга на брак с тем, кого благоволит дать Господь.

Но Он не благоволит. А замуж я сама захотела … или мне навязали эту мысль? Она беспокоит меня только тогда, когда от одиночества сжимается сердце и холодеет душа. Страшно умереть, будучи одной. Но ещё страшнее умирать, зная, что твой супруг ждёт твоей смерти.

Ждала ли я её? И да, и нет. Смерть – это было единственное, что могло освободить нас друг от друга. Развязать смертельный узел не решаемых проблем. Я не могла оставить тебя. А ты тоже не мог,  даже если бы захотел. Твоя алкогольная зависимость сделала тебя беспомощным и беззащитным перед миром, а меня — вынудила стать сильной.

Прости меня, мой супруг! Прости за то, что я погубила в тебе мужчину и вырастила себе ребенка из тебя! Я так тебя любила! Да и сейчас люблю какой –то больной любовью. Единая плоть! Вот именно сейчас, по прошествии семи лет я поняла, что мы с тобою – единая плоть. Ты ушел. А я не могу забыть тебя. Душа тоскует по тому, каким ты был в нашу первую брачную ночь, в наш медовый месяц, в наш первый год, когда мы уже жили вместе, но ещё не были мужем и женой, а только сожителями.

Какое ужасное слово: со-жители. Просто жители, которые соседи по кровати и по квартире. Без всяких обязательств друг перед другом. Но связанные влечением друг к другу и приятными открытиями совместной жизни.

Я была влюблена. Ты – не знаю. Наверное, просто поддался на ласку и внимание, и согласился быть рядом. Приятно, когда тебя лелеют и выполняют каждое твоё желание, когда стремятся угодить тебе, ухаживают за тобою.

Но было ещё одно обстоятельство, которое привязало меня к тебе канатами: жалость… материнская. Боже! Какая же я была дура! Я и сейчас такая же. Наверное, каждая женщина прежде всего мать, а потом всё остальное. Мать, даже при отсутствии детей. У тебя мама умерла в раннем детстве, года в два. И растила тебя мачеха, которая не чуралась в отношении тебя, да и других ближних своих, эмоционального шантажа. Она его мастерски применяла, и даже делала попытки научить ему меня, с тем, чтобы было сподручнее дрессировать тебя. Как же я её…не скажу, что возненавидела. Нет. Я её просто не любила. За змеиную холодность, за душевную глухоту к чужой душевной боли, за скотское отношение к пасынку, как к пащенку… к пропащему щенку, которого можно то пнуть ногой поддых, то подманить лаской.

«Матушка» продемонстрировала мне во всей красе товарно- денежные отношения в своей собственной семье. Ты мне товар-услугу, я тебе деньги-ласку. Нет услуги — нет денег. Но вот ведь какая штука: скупа была маменька на ласку. А если её вдруг проявляла, то это выглядело как аванс, за который потом придется отрабатывать по полной программе. Уж программа была у мамы наготове и неотвратима, как счет, подаваемый в ресторане в конце обеда.

Простите меня, моя уважаемая свекровь! Ныне уважаемая! Так как уважать Вас меня научила Вера Православная.

А до того я болезненно обижалась на вас: на Вас и на свекра, за то, что в день похорон поблагодарили меня за труды, и уходя сказали: «Больше нам тут нечего делать». А чуть позже, когда у меня было затмение сознания и я не вполне осознавала, что делаю, я пришла к вам домой, просить о помощи, просто поговорить со мною и побыть рядом. Я не находила себе места, так мне было плохо. Я прибежала к вам со свекром, и вы … боялись испачкаться об меня. Вы боялись порчи, боялись заразиться чем-то неведомым, считали меня ведьмой. Вы побоялись дать мне в руки икону, которую я попросила дать мне посмотреть, чтобы порча с меня потом на вас не перешла.

И Вы, матушка, попросили меня более не беспокоить вас, забыть дорогу в ваш дом. И я выполнила Вашу просьбу. Но душа обуглилась. Я полюбила вас, как мать и отца моего любимого мужа. Я стала вас так называть: мама, папа. И я не ждала от вас платы. Но получила её. Как получала всегда, пока мы жили с вашим неугодным, неудобным, недостойным, разочаровавшим вас по всем показателям, ребенком. Который был пасынком и отцу, и мачехе. Потому что у вас всегда на первом месте был второй общий сын. Ваш сын, маменька. Ибо он носил Вашу фамилию, а мой муж – фамилию своего отца.

Этакая старая — новая сказка про Золушку, только золушкой (золой) оказался отцов сын, а золотком – маменькин сын. И вот этого разделения я вам простить не могла… долго… всю жизнь. А вот сейчас настал момент, когда нужно простить и отпустить эту обиду-боль. Смириться, и благодарить Бога за всё, что Он дал мне. За мужа, за Вас, за свекра. За боль, которая сделала сердце живым и способным чувствовать боль другого человека. И Вашу боль. И боль отца. За сына, который не оправдал надежд родителей, которого стыдились, и который любил вас обоих страстно и горячо.

Боже! Как он любил свою мачеху! Вас. Как он стремился Вам угодить во всём! А Вы всегда были недовольны всём, что бы он ни сделал. А ещё более тем, что он не успевал сделать для Вас. Ведь у него же появилась своя семья! Но кажется Вы были рады приобрести ещё одну служанку, а не дочь.

Простите, за жестокость. Но уже выболело во мне всё, и потому простите меня ещё раз за то, что пишу Вам всё откровенно. Я всё ещё люблю Вас. Люблю и отца. И хочу, и боюсь встречи с вами обоими. Вы уже в гостях в этом мире, и хочется поговорить с вами обоими и просить прощения за всё недоразумения, обиды, недомолвки, за мысли худые и за слова жестокосердые. Хочется проводить вас с миром, побыть с вами хоть немного ещё здесь, на земле. С теми, кто воспитал мужчину, с которым мы стали единой плотью, и который пролил слёзы там, в мире ином, от того, что я дерзнула просить его расторгнуть наш союз.

Слёзы… Я протерла гранитную плиту влажной тряпкой. И влага мгновенно высохла, но неравномерно…. Проговорив свою просьбу, подняла взгляд на твоё лицо…. На кончике ресницы правого глаза повисла одна слезинка, на лбу – выступила испарина – мелкие капли пота, а из левого глаза полились слезные капли через всю щеку и спустились на шею. И ты молчал. Но эти слёзы всё сказали мне.

Прости меня, Господи! Я забыла о своём муже. Я не поминала его в молитве никогда. Все семь лет я стремилась забыть его и оторваться от воспоминаний, в основном плохих. Уж очень много пришлось нам с тобою пережить в последние годы, особенно в последние месяцы твоей жизни.-существования на конце иглы, с которой сочился не то яд, не то бальзам, продлевавший тебе жизнь. Удивительная находка талантливого химика, нашедшего золотую пропорцию между спиртом и водой. Сорокоградусная…. «святая вода», как ты её называл.

Если в семье пьет один супруг, то второй непьющий – тоже алкоголик. Я ненавижу водку, которая делает человека просто бессловесным животным, потом растением, потом амёбой….потом….трупом. Но алкоголик – уже живой труп. А супруг, его единая с ним плоть – мучается от того, что часть его тела – гниет, ибо умерла. Но супруги – это и единая душа, а в идеале – и единый дух. И вот какая- то часть твоей души умерла, часть твоей плоти – труп, а тебе надо как-то жить дальше. Ибо ты не хочешь умирать, не время ещё. Не готов. А твоя половинка- не готова жить дальше, и просто убивает тело, чтобы отпустить больную душу из него. И твой дух мятется, ибо ищет защиты у людей, не зная Бога.

Анестезин. Второе название водки, которое ты ей дал. Анестезия для души, которой смертельно не хватает любви… материнской любви и заботы, теплоты женской ласки; ласки женщины, которая любит тебя за то, что ты есть, которая дала тебе жизнь, и которая готова отдать за тебя жизнь.

Я пыталась быть тебе матерью и возлюбленной, и сестрой, и женой. Но не смогла стать никем из них. Стала лишь родственницей, которая ответственна за тебя. Перед кем? Наверное лишь перед своей совестью… Бога я тогда не знала. Я не могла оставить тебя одного… Ты бы погиб. Ибо некому было покупать тебе водку и кормить тебя, стирать тебе одежду и купать. Некому было поднимать тебя, когда ты падал от бессилья, ибо ноги отказывались держать тебя, хоть с водкой, хоть без водки. Работать ты уже не мог. А ещё раньше ты заявил мне: « Я выхожу на пенсию» .

Что это означает, я поняла позже, опытным путём. Для начала ты перестал ходить на работу и стал обитать только внутри дома. Друзья навещали тебя, приносили с собой её — заветную бутылку, и вы спокойно пили в доме, который стал для меня бомжатником, склепом, могилой на долгие годы, пока ты был как бы жив. Но ты был ни жив, ни мёртв. Живой труп. Я жила с живым трупом, который привязался ко мне и, наверное, полюбил. Какая то патологическая мучительная любовь. Обоюдная. Тебе не хватало уже и моей ласки, ибо я стала отрываться от тебя, внутренне закрываться от тебя, чтобы не смердело, чтобы как-то выжить.

Я ненавидела тебя и дом, в котором вынуждена была жить с тобою. И самую жизнь ненавидела. Но лишь смерть могла разлучить нас. Я хотела этого и боялась. Я ждала, когда стану свободной от тебя…

Я не знала тогда, до встречи со Христом, что супруги становятся единой плотью. Мы встретились с Господом спустя много лет после твоей смерти. И эта встреча вернула мне свет и смысл, и радость жизни и любви. Эта встреча вернула мне тебя. Я осознала нашу нераздельность, и твоё ожидание моего возвращения. И я поняла, как я виновата пред тобою и пред Ним, за то, что бросила тебя одного в море ужаса. Бросила умирать, ничуть не заботясь о тебе, но более о себе.

Ты — любовь моя, печаль моя и боль
Мы скоро встретимся с тобой,
Все искушения преодолею я,
Господь поможет, то — стезя моя.

Жизнь в Вечности нас ждет,
И Воскресение придёт!
И будем вместе: ты, сын и я
Вновь станем мы — единая семья.
Как только воссияет небо новое и новая земля!

И прежнего уже не будет,
и горе нас забудет.
И не придет на память то,
Что мучило давным давно.

И проклятого нет более.
Минуло.
…
Ибо сказал Господь:
«Се, творю всё новое!
И стану жить с ними, и буду им Богом,
А они — Моим народом».