Нынешние поколения детей, оторванных от природы, коротающих свободное время
в подъездах или у компьютеров, наверное, не имеют такого увлечения, какое было во времена нашего детства. Мы, дети самого разного возраста, любили совершать «походы» на природу. Будь то купание в речке, сбор грибов и ягод с родителями или же собирание букетов полевых и лесных цветов, охапки которых мы приносили в подарок своим любимым мамам и бабушкам.

Кучковались стайкой и шли в ближайший лесок или на поле, где росли в изобилии дикие цветы. К походу готовились загодя: брали с собой «гомонок» с едой и питьём. Наливали
в стеклянные бутылочки или термосы сладкого чая с вареньем или кисловатый брусничный морс. Мои домашние любили варенье из кислицы — красной смородины, так что чаще всего я брала с собой чай именно с этим вареньем.

Газировка в конце 60-х — начале 70-х была одна: всеми любимый «Грушевый напиток» или лимонад «Буратино». То, что сейчас называют «Буратино», ни в какие ворота не лезет — настоящая химия. Впору отчищать от железа ржавчину продуктом такого рода!

Складывали в матерчатую сумку домашние булочки или бутерброды из белого хлеба, намазанного сливочным маслом и посыпанного сахаром. Такой хлебушек был любимым лакомством всех без исключения деревенских ребятишек.

В детстве мы часто собирались на улице попрыгать через скакалочку, поиграть
«в ожигалы», в лапту, прятки, салочки или считалочки, которые мы знали в неограниченном количестве. От родителей унаследовали некоторые считалки их детства. Помимо некоторых, ставших классикой, типа «На златом крыльце сидели…», «Вышел немец из тумана…», вспоминаются считалки типа «Ниточка, иголочка, синенька стеколочка. Рыба карась, ты убралась!»

Очень часто такие подвижные игры на свежем воздухе длились по нескольку часов. Порой едва ли не до момента появления луны на небе. Родители всегда знали, где нас искать — мы играли в одних и тех же излюбленных местах. Сидели у чьего-нибудь забора на куче досок или круглых дров, приготовленных для распила. Дрова убирали — мы тут же находили иное место для своих ребячьих посиделок или, как теперь говорят, тусовок — то на скамейке у соседского забора, то выходили на середину улицы и без устали носились, наслаждаясь любимыми играми.

Мамы и бабушки не могли зазвать нас домой на обед или ужин, потому что почти у каждого был с собой такой вот питательный «перекус». Дети из больших семей просили «добавки» у своих друзей и подруг. А поскольку я была «маловытная», как говорила моя бабуля, с плохим аппетитом, мои бутерброды уписывали за обе щеки многочисленные друзья-товарищи.

Бабушка не любила подобного бессистемного питания, называя его «кусошничаньем». «Чо куски-то таскать-хватать? Чо за занятте-то тако дурно?! Чо бегают, как ошалелые? Ли чо ли дома их не кормят совсем? Ты, Таня, вот что, не привыкай кусошничать, как родивоновски-то девки, у их вечно дома жрать нечего. Чо с их, беспутных, пример-то брать!» — сердито выговаривала она. Однажды мне попало от неё, когда я перетаскала вечно голодным «родивонятам» две булки хлеба с маслом и сахаром.

… Направлявшиеся «на природу» сборщики и сборщицы цветов клали в «гомонки» варёные яйца, картошку, солёные огурцы, кусочки жареной рыбы или домашние котлетки. «Каклекты», как говорила бабушкина подруга баба Марфа.

Цветы мы начинали собирать, едва сходил снег. Первыми на свет пробивались из едва оттаявшей земли пушистые янтарно-жёлтые колокола сон-травы, которую у нас почему-то называли подснежником. На берегу Иркута в лесу кроме жёлтых росли ещё и мелкие синенькие «сон-травушки».

Пересекая кочки, шли с улицы Ленина через аэродромную площадку на свою любимую Горку. Кроме подснежников там росли крохотные душистые фиалочки, из которых и букета-то не соберешь, ведь размер их не больше двух-трёх сантиметров вместе с ножкой. Срывали и нюхали сладковатые на запах фиолетово-синие дикие ирисы, хрупкие лепестки которых ломались от малейшего прикосновения.

В первой половине мая Горка покрывалась малиново-сиренево-розовым облаком. То цвёл багульник. Научное название этого многолетнего кустарника — «рододендрон даурский». Именно о нём пелось в знаменитой в 70-е годы на всю страну бамовской песне: «Где-то багульник на сопках цветёт, кедры вонзаются в небо…»

Багульник мы рвали в букеты и в конце февраля, чтобы порадовать своих мам к 8 марта первым весенним букетом.

… На концах корявых коричневых веток с маленькими плотными кожистыми тёмно-зелёными листочками спустя неделю после того, как их ставили в вазу с водой, в тепле распускались нежные сиренево-розовые цветочки. Облачко цветущего багульника радовало глаз, ведь на улице ещё было довольно морозно даже днём, лежал снег. Весна робко заявляла о себе первыми капелями и сосульками на крышах домов.

Почти в одно время с багульником, в середине мая, распускались вблизи домов на полянках сорные цветы — одуванчики, из которых мы плели веночки на голову. Из-за ядовитой и неприятной на запах млечной жидкости, выступавшей на концах ножек одуванчиков, мы их на букеты не брали. К тому же, в цветках одуванчиков гнездилось немало незнакомых и потому страшных для нас жуков и букашек.

В пору цветения багульника на Горке распускались лесные анютины глазки, но не синие, а лимонно-жёлтые. Их мы на букеты тоже не рвали, как и некрасивую, на наш взгляд, неброскую разноцветную лесную медуницу.

Придя на Горку, жевали распустившиеся кисловатые кисточки лиственницы. Мы почему-то обожали её вяжущий вкус. Через две или три недельки пробовали на зуб молодые сосновые побеги. Говорят, из них сейчас даже варенье варят любители необычных блюд.

Однажды мама рассказала, как в войну ходила с подружкой на луга, где они ели сладковатые на вкус, мучнистые и очень сытные луковицы саранок. Я тоже пошла с подружкой на лужок «на поскотину», где росли саранки, чтобы попробовать, так ли они вкусны, как об этом рассказывала мама.

Помнится, в детстве мы всё любили пробовать на вкус: будь то луговой лук, завивающийся кольцами, или дикие чеснок и щавель. Сосали нектар из цветущего багульника или слизывали сахарок из цветков домашнего бальзамина — «Ваньки мокрого».

А ещё мне не забыть, как по весне бабушка пекла пирожки с яйцом и луком, в которые добавляла для кислинки щавель. В щи с капустой бросала листочки крапивы, утверждая, что «крапива вам не сорняк какой-то, а оченно даже пользительный продукт!»

Памятуя о своём деревенском детстве, я стараюсь, по мере возможности, добавлять в щи и салаты крапивные листья и щавель. К обилию самой разной зелени на столе приучила и своих домашних, ведь, и в самом деле, всё это «такое пользительное и скусное», как сказали бы моя бабушка и тётя Пана.

Но особенный восторг и изумление из всего многоцветья сибирской тайги вызывали у меня цветочки нежно-сиреневых незабудок. Бабушка говорила, что в годы её детства их в деревне ласково называли «коровушкиными цветками».

Не знаю, права ли я, называя их незабудками. Розеточки небольших, почти лежащих на земле листьев, в начале июня выбрасывали на тоненькой, но крепкой ножке небольшие лиловые соцветия. Помнится, я бегала проверять на полянку у речки, где они росли, когда же, наконец, раскроются эти скромные красавицы.

Незабудки росли большими сиреневыми полянами на лугах по всему району. В середине 70-х, когда проводили мелиоративные работы, поля эти распахали, засеяли овсом, горохом и рожью. Теперь, когда уже ничего не осталось от колхозов и совхозов, поля эти заросли сорной травой и кустарником.

Как ни вглядывайся, не найдёшь теперь дорогих сердцу незабудок. Они бесследно исчезли, как будто их никогда и не было. Правда, недавно в Интернете я нашла фотографию окрестностей отдалённого от нашего райцентра бурятского села Хойтогол. На одной из фотографий увидела огромную поляну цветущих незабудок. Кажется, сто раз смотрела эту фотографию, вспоминая о цветущих лугах своего детства!

В детстве я любила собирать и сушить цветы для домашнего гербария. Сидеть на диване долгой сибирской зимой, когда с трудом вспоминаешь о лете, перебирать всю эту летнюю сказку, припоминая красоту и запахи цветов и трав… Может, стоит попробовать снова?