Была я как-то прошлой зимой на свадьбе. Дочка знакомого священника выходила замуж: классическая поповна из классической семьи, румянец во всю щеку, кровь с молоком, коса до пояса, целомудрие до брака, верность до гроба. Платье на кринолине, зимне-нежное оформление зала, гости в виде друзей и разновозрастных родственников с обеих сторон. Это про свадьбу.

Теперь про меня. Я, как водилось у меня последние годы в зимний период, мрачна, особенно толста и неповоротлива, зла на весь окружающий мир. За холод, за гололед, за раннюю темноту, за больную невозможность надеть туфли на каблуках, за необходимость вообще куда-то тащиться. За собственное незамужество и неумение веселиться на любых свадьбах: когда-то это была приемлемая и интересная поза юности, сейчас ставшая отвратительным пунктиком зрелости.

И вот в таком состоянии я сижу за столиком вполоборота к главным событиям. Отдаю должное еде и страдаю от невозможности банально напиться, потому что нахожусь в добровольной и многолетней завязке. Для разнообразия на глазах у меня тщательные стрелки и синие тени с блестками под цвет платья, но без улыбки и с «готическим» выражением лица все это выглядит отвратительно. Когда все тосты отзвучали (удалось делегировать и отмолчаться), а торт еще не внесли, начинается первый танец молодых, логичным образом перетекающий в танцы вообще. В какой-то момент я обнаруживаю, что тушь течет, а я злобно и молча реву, глядя на все происходящее, — слезами нет, не зависти, а сожаления на тему «ведь и я бы так могла»… На танцполе резвой и изящной козочкой скачет трезвая как стекло невеста, увлекая в импровизированный канкан практически всех гостей, включая мужчин. И все довольны, никто не поджимает губы в куриную гузку, не запахивается в восемь нижних юбок и пять верхних, а сверху еще три платка для верности. Все веселятся и скачут, вне зависимости от того, умеют танцевать или нет. И как это обычно бывает, именно поэтому выглядят хорошо. Я одна из немногих, кто не присоединяется к общему веселью, — и уж точно единственная, кто рыдает горючими слезами, комкая в руках салфетку с ресторанным вензелем, всю в разводах потекшей туши для ресниц.

Что я вспоминаю? Отказ от школьных дискотек на Новый год и 8 марта, годы студенчества с двумя за десять лет походами в ночные клубы, стремление избегать чужих свадеб и особенно бурных дней рождений? Да, наверное. Но это фон, тут нет ярких событий. Гораздо ярче любых воспоминаний по мозгам и нервам бьет осознание, что все отказы и запреты, основанные исключительно на чувстве аскезы, каким-то извращенным образом принятой правилом жизни, — суть снобизм и ханжество. Аскеза должна основываться на любви. Без нее она мертва и бессмысленна. Это может быть любовь к Богу, к тишине и спокойствию, к кабинетному научному уединению, к труду как таковому, да к революции, в конце концов! Основанная же на запретах, она приводит к рыданиям от того, что твои многолетние установки были ложными. Танцевать, махать подолом платья, заливисто хохотать — можно. Для этого и дается молодость. И ведь не в том дело, что ты толстый бегемот и двигаться красиво не получается, — было бы желание. И не в том, что на самом деле танцевать не умеешь, — иногда ведь и правда хочется. А в том, что ты когда-то решил, что «у нас светлых глаз нет приказа поднимать», и это единственно верный нравственный путь. Сиди теперь за столиком чужой свадьбы и реви, что поделать. Впрочем, для разнообразия можно пойти и поймать букет. Вдруг еще не все потеряно?

Комментирует протоиерей Александр Дягилев:

Дорогая Ольга, к сожалению, я не знаю, кто и когда вам сказал в юности, что танцевать нельзя. Да, танец танцу рознь. Мы можем вспомнить библейскую цитату: «Да хвалят имя Его с ликами, на тимпане и гуслях да поют Ему» (Пс. 149, 3). Библейское греческое слово «хорон – χορῶν», которое у нас часто переводится как «лики» или «ликование», означает как пение хором, так и танцы или приплясывание. Отсюда же хорошо нам известное русское слово «хоровод». В еврейском тексте этого псалма однозначно стоит слово «махол – מָחוֹל» — пляска, хоровод. Таким образом, танец, как ни странно, тоже может быть формой прославления Господа, ликованием с благодарностью к Творцу, — например особая форма благодарности Небесному Отцу от любящих друг друга жениха и невесты.

Напомню еще одну историю из Библии: Бог осудил Мелхолу, дочь Саула, которая осудила Давида за то, что он танцевал, причем осуждение Божие выразилось в бесплодии (см. 2 Цар. 6, 14-23). Поэтому за танец, который является искренним выражением радости, нельзя осуждать…

Но, мне кажется, ваше письмо не о танце, просто танец невесты — дочери знакомого священника — задел в вас что-то очень глубокое… И это вызвало чувство сожаления на тему — «ведь и я бы так могла». Вы пишете, что это не зависть… хотя, на мой взгляд, это она и есть. Только не спешите думать, что я вас хочу обличить в каком-то грехе. Вероятно, у вас есть внутренний запрет и на зависть: «завидовать – плохо», от того и тяжело признать, что это именно она самая и душит до слез. Именно она и не дает радоваться радостям других людей, поднимая вопросы: «А как же я?», «Почему они позволяют себе то, что я в их возрасте себе запрещала, считала злом?» и «Я что, всю жизнь была неправа?»… Борьба с этим «нехорошим» чувством, которое у вас, как у благочестивой христианки, вероятно, тоже под запретом, может рождать гнев и обиду — и на них, и на себя, и за себя…

На самом деле чувства не бывают плохими и хорошими. Они — просто есть. Чувства являются реакцией сигнальной системы нашего тела и нашей души на происходящее вокруг нас и внутри нас. Поэтому важно не то, что мы чувствуем, а то, что мы делаем с этими чувствами, какие мысли у нас появляются, какие решения мы принимаем, какие действия совершаем, какие делаем выводы под воздействием чувств, ну, и как мы их выражаем.

И если это было чувство зависти — его нужно честно понять и принять. А вот что дальше…

Я сам хорошо помню 90-е годы, когда началось возрождение веры, когда начали восстанавливаться и строиться храмы, монастыри, когда было много энтузиазма, ревности, порой «не по разуму», и в этом было много искренности, пусть и не всегда разумной, взвешенной.

Действительно, было так: «отец … против сына, и сын против отца; мать против дочери, и дочь против матери; свекровь против невестки своей, и невестка против свекрови своей» (Лк. 12, 53). Приходилось отстаивать право на веру перед неверующими или маловерующими родственниками. Оттого люди, открывшие для себя Иисуса Христа и идущие к Нему через терния и сопротивление родственников, часто впадали в крайности.

Многие на этом энтузиазме принимали монашество, тоже как протест против «пороков мира сего», к сожалению, не пройдя предварительного искуса, — потом в их жизни было много проблем и скорбей.

На том этапе шло разделение на воцерковленных и невоцерковленных по принципу «мы – не они, а они – не мы». И те, которые «мы» («наши»), старались отличаться от «них» («этих») и одеждой, и едой, и манерами речи, незаметно сползая в то самое, еще библейское, фарисейство.

Напомню цитату: «Между тем, когда собрались тысячи народа, так что теснили друг друга, Он начал говорить сперва ученикам Своим: берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие» (Лк. 12, 1). Почему Господь сказал эту фразу ученикам? Если она относилась только к ним, то зачем они ее написали в Евангелии для нас? Или Господь предостерегает от опасности, которая тогда грозила им, а теперь угрожает и нам? Конечно, эти слова сказаны и для нас. Что такое лицемерие, которое является фарисейской закваской, и почему нам нужно его беречься? В греческом тексте Евангелия стоит слово «ипокрисис – ὑπόκρισις», означающее притворство, актерскую игру, ношение маски. Иначе говоря — соблюдение внешних норм приличия при несовпадении внешнего поведения и внутреннего состояния.

И все же, даже в своем фарисействе христиане 90-х были очень искренними людьми: они искренне считали, что Бог ждет от них вычитки определенных молитв, соблюдения определенного рациона питания в посты и праздники, определенной формы одежды. А если не так, то Он прогневается на нечестивца… Я помню — я же сам был таким.

Многие священники той эпохи тоже были очень искренними людьми, но не всегда достаточно образованными. Им самим был свойственен радикализм, и его они поощряли в своих прихожанах. Православные христиане той эпохи не всегда точно могли различить — где заповедь Божия, где догмат, а где канон, но не догмат. При догматизации канонов отрицалась возможность «икономии» — послабления ради пользы, это считалось признаком слабости, несовершенства. Не учитывался исторический контекст, в котором принимались те или иные каноны много сотен лет назад. А ведь еще есть обычаи и традиции, которые не являются ни канонами, ни догматами, и хотя многие из них благочестивы, тем не менее, далеко не всегда они — часть Священного Предания. И постсоветским людям трудно было разобраться, что отступление от них не всегда является грехом.

Православие тогда часто смешивалось с монархическими взглядами, шел процесс идеализации дореволюционной России на фоне отвержения всего советского, и это считалось признаком верующего человека. А заодно признаком православности считалось увлечение русским народным фольклором. Воцерковленные христиане считали важным жить по нормам XIX века, или XVII-го, или даже XVI-го… Отсюда идеи — продать городскую квартиру, уехать в глухую деревню, ходить в лаптях, сарафане и косоворотке, жить натуральным хозяйством. Отсюда же идеи «поджать губы в куриную гузку» и «запахнуться в восемь нижних юбок и пять верхних, а сверху еще три платка для верности», а также идея того, что это и есть христианская аскеза.

И самое главное: даже когда начинаешь теоретически понимать, как менять накатанный десятилетиями уклад, тебе очень тяжело начать обращать внимание совсем на другие вещи в своей религиозной и обычной жизни; принять, что много лет ты занимался не тем, что действительно важно! Именно потому галилейским рыбакам было проще принять Христа, чем иерусалимским фарисеям. Но даже потом, уже после схождения Святого Духа, апостолов буквально ломало от мысли, что в христианскую общину могут войти необрезанные язычники, которые даже и не будут пытаться соблюдать закон Моисея, им трудно было настроиться на то, что Новый Завет — это совершенно иные отношения с Богом. Они упрекали Петра за крещение Корнилия-сотника и других язычников (Деян. 11, 1-3). И решение Первого Апостольского собора далось им очень нелегко (см. Деян. 15, 1-31). Но именно это имел в виду Господь, когда сказал: «Никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани, ибо вновь пришитое отдерет от старого и дыра будет еще хуже. Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают, но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое» (Мф. 9, 16-17). У вечно нового содержания должна быть и вечно новая форма. Латать ветхое новыми заплатками — бесполезно. Эти утверждения актуальны для каждого поколения христиан. И «если бы вы знали, что значит: «милости хочу, а не жертвы», то не осудили бы невиновных…» (Мф. 12, 7).

Еще раз, Ольга, у меня нет цели вас в чем-то уличить или обличить.  Я переживаю, что раз вы не только лили слезы на той свадьбе, но и написали об этом, значит, вам очень больно и тяжело до сих пор. Та ситуация вас так и не отпустила. И я не могу осуждать вас за это. Вероятно, вас тоже «ломает»: ведь вы хотели бы быть с ними — молодыми, стройными и танцующими, но откуда-то из прошлого включается установка «нельзя» и прибавляется «да и здоровье уже не то»…

А может, действительно заняться собой: пойти к врачам, психологам, на гимнастику, на курсы обучения танцам, — и пусть другие думают о вас что хотят? Кто сказал, что приведение в порядок своего тела неугодно Господу? Ведь говорит же апостол Павел: «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои? …Посему прославляйте Бога и в телах ваших и в душах ваших, которые суть Божии» (1 Кор. 6, 19-20). Главное при этом помнить и другие слова того же Павла: «попечения о плоти не превращайте в похоти» (Рим. 13, 14). А тогда, глядишь, будут решены обе проблемы: и «собственное незамужество», и «неумение веселиться на свадьбах других».

Вы пишете: «Аскеза должна основываться на любви. Без нее она мертва и бессмысленна… Основанная же на запретах, она приводит к рыданиям оттого, что твои бессмысленные установки были ложными». Я абсолютно с вами согласен и рад, что вы сами пришли к такому выводу. Только важно не просто понять, что шел не туда, а реально откорректировать путь своей жизни. И это никогда не поздно.