Маленький старый дом. Первый дом нашего африканского детства. Я вспоминаю тебя сейчас среди снегов и ветров Севера, в большом, прекрасном и суровом городе, где жили когда-то мои предки и где я теперь гуляю вдоль застывших каналов с чугунными решетками – гуляю, вспоминая тебя, и мне почему-то хочется написать тебе письмо.

Помнишь ли ты меня, дом? Помнишь ли ты меня и моих сестер, помнишь, как мы забирались на твою шершавую, нагретую щедрым южным солнцем крышу с книгами, яблоками, игрушками, со всякой всячиной? Она всегда была теплой, твоя старая зеленая черепица, и никогда не обжигала наши детские пятки жаром или холодом, как, бывало, делали каменные плиты двора. Ты был добрым, дом. Я помню тебя таким. Ты улыбался нам добродушно и ласково – точь-в-точь как наш дедушка, которого мне теперь тоже остается лишь вспоминать – улыбался и поднимал нас на широких и теплых зеленых ладонях к солнцу, к пронзительно-синему небу, к золотисто-зеленой листве, в царство веселых больших попугаев и сказочных бабочек, к свету и счастью детства. Бывало, мама полушутя, полусерьезно бранила нас за прогулки по крыше – но мы-то знали, что ничего не может с нами случиться на крыше дома, который нас любит. И нигде, нигде и никогда больше не учила я самых скучнейших уроков с таким наслаждением, как на этой крыше, глядя на уходящую вдаль череду гор цвета львиной шкуры…

А что наши сады, дом? Что тот большой, нижний сад с высокими деревьями и зарослями бамбука, и тот маленький, таинственный верхний садик на заднем дворе, с лимонами, манго и авокадо?

В большом саду было царство птиц, насекомых и мелких зверьков – здесь мы впервые познали радость Адама, нарекающего имена всему живому. Сидя в развилке ствола, как на троне, мы давали свои, прекрасные, смешные и глупые имена ящерицам, жукам, птицам, зверям и деревьям – и самые стройные и точные названия, найденные в книгах, не могли впоследствии заменить их в наших повзрослевших сердцах, тоскующих по Раю.

Верхний сад манил своей тишиной, зарослями и тенью. Здесь зрели на ветках маслянистые авокадо в темной глянцевитой кожуре, небольшие желтые лимоны и тяжелые, крупные, сочные манго, своей малиново-зеленой кожицей напоминавшие закаты в далеких тропических джунглях. Мы подбирали сбитые ветром незрелые лимоны и кидали их через невысокий, сложенный из грубого дикого камня забор в заросший соседский прудик, распугивая лягушат и головастиков. Под ногами шуршал ковер из опавших листьев, которые никто не убирал – и от этого маленький, закрытый со всех сторон садик наполнялся таинственными звуками.

Что-то сталось теперь со всем этим?

А помнишь, дом, как темными, теплыми летними вечерами мы бегали по двору босиком, в венках из клевера и кашки, и мама кричала нам, чтобы мы надели сандалии, потому что можно наступить на змею? Но какие змеи в твоем саду – мы видели ее только один раз, маленькую, песочно-желтую, да и та оказалась неопасной домовой змейкой. Зато под ногами была жесткая сухая трава и остывающие камни двора, а над головой – бездонная чаша звезд, и сама собой лилась детская молитва, наше первое славословие Богу. Ближе к ночи родители выходили вместе с нами молиться в сад – и этих воспоминаний я не отдам за лучшие города мира.

А помнишь, как я боялась больших зеленых кузнечиков с длинными паучьими ногами, что так любят скрипеть у окна по ночам? Помнишь черного соседского котенка с белыми усами – мы так и прозвали его, «Мустакас», «усатый» — который приходил к нам играть и которого – ах! – мы так и не смогли оставить у себя? Помнишь хор травяных лягушек по вечерам и пение птиц, будившее нас на рассвете? Помнишь толстую мохнатую бабочку, которая билась в окно нашей спальни? Помнишь раскалывавшие небо молнии, на которые было так весело и жутко смотреть, помнишь сверкающие капли на траве после грозы? Помнишь, помнишь, помнишь?..

Мы так давно расстались с тобой, дом. Были в моей жизни другие дома и другие сады, и вот теперь я здесь, на Севере – но ничто не могло и не может заставить забыть тебя. Кто-то бегает сейчас по твоему дворику? Кто-то сидит на теплой зеленой крыше? Но кто бы они ни были, эти новые дети, будь добр к ним, дом, как когда-то был добр к нам. Пусть и у них будет залитая солнцем крыша, на которой так хорошо играть и читать, будут захватывающие приключения в зарослях бамбука, таинственные встречи в верхнем саду, тихие звездные вечера… Я знаю, в твоем старом сердце хватит места для всех, больших и маленьких. И дай Бог, чтобы воспоминания о тебе учили этому и нас…