Портреты Федора Рокотова. Понять непохожее

Самое сложное, если речь идёт об искусстве прошедших эпох, — понять непохожее, или, как писала ушедшая недавно Харпер Ли, «влезть в шкуру другого и походить в ней». И тогда вместо «странные они были тогда» открывается масса нюансов. И люди становятся понятнее. В Третьяковской галерее проходит выставка художника, из разных музеев собраны 40 полотен.

XVII век: как это началось в России

XVIII век принёс в Россию жанр парадного портрета. В Европе они появились много раньше, у нас — впервые возникли в XVII столетии как парсуны. Россияне спешно осваивали искусство парадного изображения, прикладывая к нему те образцы, которыми владели.

В XVII веке на парсуны попадали чаще всего первые лица государства — царь и патриарх, разнообразие в этот перечень внёс лишь династический кризис начала века, благодаря которому у нас осталась также парсуна князя Скопина-Шуйского, вероятного претендента на престол.

Благодаря частным заказам на парсунах оказывались также наиболее «европейски-продвинутые» бояре, чаще всего — сотрудники Посольского Приказа. Пожалуй, их изображения можно назвать первыми полупарадными портретами в России.

Вот боярин Репнин на портрете почти хулиганит: он по-русски с бородой и в длинном, в пол, одеянии. Однако кафтан без рукавов на поверку оказывается почти плащом, а из-под него виден другой кафтан — по-европейски короткий. В середине XVII века такая одежда ещё считалась неприличной, к концу столетия — привыкли.

Часто на картинах этого времени очень хорошо видны границы работы приглашённого за немалые деньги иностранного мастера и его русских подмастерьев. Бывает так: лицо и руки написаны объёмно, а остальное — плоское, да и ноги не очень аккуратно вписываются в композицию. Оттого, что под них подставили символический в этом жанре престол (обозначает власть), кажется, что они коротковаты. Да и с остальными изображениями неладно, как в коллаже.

Ещё одна особенность парсун — иконоподобность. До появления парсун русские люди не то что не привыкли оставлять своё изображение на полотнах — в зеркала-то не очень смотрелись. Поэтому, когда возникла необходимость изображать царя на троне, в головах живописцев всплыл один-единственный знакомый аналог — «Спас Вседержитель». Несомненное композиционное сходство с Ним есть во всех сидящих парадных изображениях того времени.

XVIII век: человек или функция?

В XVIII веке парадный портрет пришёл в Россию уже на полных правах. Каждый государь имел у себя при дворе живописца, а то и нескольких, которые официально носили звание придворных. Парадные портреты остались нам после всех российских императоров того времени. При Петре I это иногда ещё гравюры, при последующих правительницах и правителях — полноценные и полноразмерные живописные полотна.

Однако разглядывая парадные портреты любого столетия, нужно иметь в виду: они более символичны, чем портретны. Парадный портрет — это вообще изображение не человека, но функции, не государя, но державы. Поэтому в рамках этого жанра мы обречены на примерно одинаковый набор: надменные лица, голубые ленты ордена Андрея Первозванного, накидки с мехом соболя (символ знатности или царственности), а то и корона, но тогда уж и скипетр с державой в руках.

Изображаемые попроще на парадных портретах обязательно писались в мундирах со всеми наградами. Для императоров был ещё вариант портрета воинского — Пётр I любил бывать запечатлённым в кирасе на фоне какого-нибудь морского сражения. А уж конные портреты в мундирах «позволили» себе и Елизавета Петровна,

и Екатерина II.

Но это было скорее полуофициальное баловство.  С официальных же портретов они смотрят на нас, «как положено», — надменные, в меру нарумяненные, затянутые в декольте из дорогих тканей, иногда опираясь рукою о колонны, очень кстати всюду расставленные, или же держа в руках перья и свитки.

Колонны на символическом языке парадного портрета означали незыблемые законы, перья и свитки — их же, законов, написание. Богатство нарядов символизировало процветание страны.

Кстати, вполне в символике парадных императорских портретов выполнен и «Медный всадник» Маттео Фальконе.

XVIII век: полупарадные варианты

Помимо официальных парадных портретов, существовали и так называемые полупарадные варианты. Царственные особы с удовольствием для них позировали, однако официальным такое изображение не считалось.

Помимо уже упомянутых выше «конных шалостей», множество вполне камерных изображений оставила нам Екатерина II. Существует портрет Екатерины в душегрее, и её же портрет в дорожном платье. В отличие от официальных парадных изображений, подобные камерные вещицы писали обычно русские художники, тогда как «официоз» при Екатерине доверяли лишь иностранцам.

Кстати, очень существенная ремарка. Для знаменитого коронационного портрета 1763 года, написанного Рокотовым, Екатерина на самом деле не позировала. Её «геральдически отточенный профиль» был скопирован художником с портрета Екатерины перед зеркалом того же Эриксена. Необходимостью позировать отечественным живописцам государыня себя не утруждала.

Кстати, это же правило подтвердилось и при создании портрета кисти Боровиковского, прославившегося благодаря «Капитанской дочке». Есть свидетельство, что в господском салопе и чепце Боровиковскому на самом деле позировала камер-юнгфера Екатерины Перекусихина. Добавить же к фигуре горничной лицо госпожи художнику потом труда не составило, к переписыванию императорских лиц с чужих полотен российские живописцы были привычны. Более того, портрет Боровиковского Екатерине не понравился, и дворцовым ведомством куплен не был.

По-видимому, Рокотов предполагал для себя ту же участь, не слишком радостную ещё и потому, что президент Императорской академии художеств, личный секретарь Екатерины II Иван Иванович Бецкой запрещал академикам брать частные заказы. Поэтому, едва получив в 1765 году звание академика, в 1766-м Рокотов уже покидает Петербург ради Москвы, и остаток жизни будет писать то, что мы и можем увидеть на его выставке.

Идя по выставке

Итак, Рокотов, Москва, частные заказы дворянских семейств. Тот же XVIII век, но в «камерном» его варианте. Картинки маленькие, изображения чаще всего погрудные, дружно, как на параде, развёрнутые в четверть. Мундиры, кружева, пудреные головы и декольте в наличии, но скромнее; амбиции присутствуют, но поумереннее. Зато становятся видны лица. Вот в них-то и надо вглядываться.

Век и положение задали изображениям этих людей жёсткую форму. Так было прилично, такими они хотели остаться для своих потомков — не главы семейств, не жёны, не матери — представители дворянства, дамы и кавалеры «блестящего» века, люди-функции. Все эмоции попали на эти картины «контрабандой» и, по определению, присутствовать будут в полутонах. И всё же…

Где-то во взгляде мелькает любопытство, где-то усталость, печаль, где-то нервно закушены губы. На портрете Мусиной-Пушкиной крупно положены складки драпировки, взгляд направлен мимо художника, а под глазами круги. О чём задумалась эта светская львица?

Струйская загадочна и хороша по обыкновению, и даже румяна на щеках по моде того времени не портят её юности. (Ах, как дамам того века удавалось сохранить такую нежную кожу во времена, когда основным косметическим средством была сомнительной полезности пудра?)

За каждым портретом — история и характер. На них и смотрим.