От редакции: в продолжение разгоревшейся дискуссии о том, следует ли прощать супружескую измену, одна из постоянных участниц нашего клуба решила рассказать об опыте своей семьи.

Я хочу рассказать о жизни одной женщины после измены ее мужа.
Я повзрослела в 13 лет. В один беззаботный июльский день, точнее ночь, я не могла уснуть. Совсем не спалось. Встала попить воды и подышать воздухом. В деревенском доме вода стояла в бочке у крыльца. Не спящей была не только я: не спали сливовые деревья, защищая свой янтарный урожай от ветра, не спали цветы в большой клумбе у крыльца, разбавляя ночь ароматом, не спали и мои родители. Они ругались за домом, не видя меня.

В последнее время ссоры участились из-за пьянок мамы. Папа у меня был мягким человеком, он терпеливо молчал, жалел ее, но, видимо, всему есть предел. Я села на крыльцо, вылив на себя остатки воды из ковша, обхватила поцарапанные в дневных приключениях колени и слушала их перебранку.

Я давно поняла, что семья распадается, что папа пытается обустроить быт — строит баню, увеличивает огород, заготавливает все на зиму, а маме хочется легкости, свободы. И она искала это в веселых компаниях, подальше от семьи. И вот — развод. Ссорились из-за него. Делили все: детей, имущество, воспоминания. И тут я услышала такое. Нет, нет, нет.

Вернулась в детскую — прятать слезы в подушку. Хотелось одеться, взять на руки спящего младшего брата и уйти отсюда. Мне было куда идти, баба Нюра — наша дальняя родственница — очень любила нас и всегда ждала. Но брат так вытянулся за лето, что почти догнал меня — не унести его. У ног терлась кошка Муся, четырехцветный гарант домашнего счастья, тоже не верила тому, что было выговорено в ночь.

У нашего папы не может быть детей, мы родились от другого мужчины – мужа бабы Нюры. Я не могла поверить в это.

Еще недавно мы с папой ходили за ягодой, я до обеда ела голубику прямо с куста и потихоньку отсыпала ягоду с папиного ведра в свое, потом вздремнула и в итоге мы опоздали на автобус. Пришлось пылить 10 километров по сельской дороге в жару с ведром в руке. Я тогда представила, что я бродяга, идущий из страны гномов в страну эльфов и будто на плече у меня старый ворон и пела песни — так совсем не чувствовала боль от лопнувших волдырей на ногах. И папа сказал мне: « Какая ты сильная у меня, доченька». Доченька… В детстве он звал меня куклой. А теперь получается, что он мне не родной папа? Почему он меня тогда так любит?

Мусино мурлыканье успокоило меня, и я уснула. Перед сном я поняла, что такое любовь и терпение.

На следующий день мы с братом побежали к бабе Нюре, она была очень доброй, вместо приветствия брала мое лицо в ладони и покрывала его поцелуями, младшему тоже доставалось. А оставшись с ней наедине я спросила :
— Почему ты любишь меня?
— Да я тебя сразу полюбила, как в пеленках увидела, — сказала она, — я тогда пришла помогать твоей маме ухаживать за тобой. Ты от груди отказалась, пришлось смесью кормить, а мама ведь не знала, как бутылочки мыть, болела ты часто из-за этого. Да и как не любить? Господь нам дал дар любви.
— А мужа ты своего любишь?
— А за что его, гуляку, любить? Блинов будешь? Я сейчас напеку.

Значит, она не может простить измену мужа. Ну как не может? Она ведь любит меня с братом, хоть мы своим рождением разрушили ее семью. Просто больно ей, что человек, с которым она воспитала четырех детей, предал ее. Я уже рассуждала по-взрослому. Я поняла, что такое жертвенность. Вечером брат ушел домой, а я осталась в этом доме с ночевкой. У меня не изменилось отношение ни к кому, я только больше стала любить Анну, Аннушку. Она помолодела в моих глазах. Ночью мы спали вместе, я была молчалива, не делилась своими детскими переживаниями, только прошептала: «Я люблю тебя больше мамы».

Через неделю я попала в больницу, подозревали менингит, у меня были провалы в памяти, я могла отключиться на сутки. Во снах я видела детство, как родители ругались, а баба Нюра пыталась их помирить, как то сливовое деревце пыталось удержать плоды, и знала — она для нас старается. Она приходила ко мне в больницу, приносила теплый обед и овощи, папа приносил голубику, братик из летнего лагеря для малообеспеченных детей приносил заморские фрукты.

Мама тоже приходила. Перед выпиской она сказала мне: «Доня, баба Нюра предложила отправить тебя учиться в город, ты бы жила у ее дочки. Я не хочу тебя отпускать, но понимаю, что тебе там лучше будет. Прости меня». Я обняла свою мамочку, я поняла, почему она пьет, ведь ее не любили в детстве и она боится полюбить кого-то и еще ей очень стыдно за свое предательство. « Мам, а знаешь почему я выздоровела? Это Анна за меня молилась. И ты молись за меня ,когда я уеду». Мама заплакала.

Осенью я пошла в другой класс городской школы, каждую неделю я писала два письма – одно — маме и брату, второе — Анне. Она присылала мне свою пенсию, отдавала последнее мне, той, что родилась от предательства. Родители развелись.
Через четыре года Анна умерла у меня на руках. Было Прощеное воскресенье, я держала ее за руку, а она молилась. Тихо и мирно отошла к Богу нашему. У меня остался ее молитвослов и платок. И живой пример христианской Любви.