Я сижу на скамейке в осеннем парке и грею руки об дымящуюся чашку кофе из термоса – мой ответ картонному стаканчику из «Старбакса». На коленях – ноутбук, в голове кавардак. Я прикатила сюда на велосипеде, чтобы в тишине (и в полном отсутствии Интернета) подумать о своей жизни и о том, в какие тарары она моими стараниями катится.

И вот моя первая глубокая мысль – Виктор Франкл был бы мной недоволен. Вы наверняка слышали об этом героическом психологе, выдающемся ученом, который прошел сквозь ад концлагерей во время войны и потерял там почти всех своих близких – молодую жену, отца, мать. В лагерях Виктор Франкл на обрывках бумаги, ткани и Бог еще знает на чем написал книгу «Сказать жизни «Да»». Психолог в концлагере», в которой обозначил суть своего философского взгляда на мир и дал начало новому течению и методу в экзистенциальной психотерапии – логотерапии, иначе называемой психологией смысла (думаю, здесь многие усмотрят неслучайную связь с божественным Логосом – Франкл много писал о Боге и о том, что именно Он помогает человеку в нечеловеческих условиях оставаться собой, не скатываясь до уровня животного).

Для Франкла исцеление человека от душевных ран  и обретение им равновесия и гармонии заключалось именно в поиске и обретении смысла. В том, чтобы найти свой личный, индивидуальный ответ на вопрос «Зачем я живу?». Франкл предлагал искать ответ на этот вопрос в области жизненного призвания. Он любил цитировать Ницше: «Тот, кто знает, «зачем» жить, преодолеет почти любое «как»». (К слову, в современном обществе «зачем» зачастую подменяется «как», не замечали?)

Именно смысл, ключевое для Франкла понятие, я и утратила.

А тут еще и октябрь в дорогом журнале «Матроны.РУ» объявили месяцем преодоления…

И я внезапно поняла, что мне нечего особенно преодолевать – и впала в ступор.

Надо, надо писать о смысле.

Но сначала пожалуюсь.

Опытным путем выяснено, что бывает не только послеродовая, но и послесвадебная депрессия. Мы с мужем моим, кузнецом, готовились к свадьбе ровно год, месяц и один день. Сначала мне не понравилось кольцо, которое он мне подарил на помолвку, и бедняге пришлось искать другое. Я долго не могла определиться с тематикой свадьбы и вечность выбирала себе платье с помощью знакомой – историка моды.

В общем, я была настоящей помешанной невестой.

На кухне все эти месяцы висел гигантский ватман, озаглавленный «Операция «Хо-хо-хо»» и исписанный сверху-донизу цветными маркерами («Сувениры для гостей!», «Визажист!!!», «Позвонить портнихе!!!»). Повсюду висели вырезки из журналов: лютики, цветочки. Я хотела букет с пионами и распечатала 50 страниц букетов с пионами. И с ранункулусами. И — на всякий случай — с розами то ли цвета, то ли сорта «Джульетта».

Сувениры для друзей и родных я заказывала в Новосибирске и ездила к черту на рога забирать тяжелую посылку. Флорист за два дня до свадьбы обрадовала, что напрочь забыла про мои цветы (все обошлось, нашлись и пионы, и ранункулусы, и чертовы роза сорта «Джульетта», но нервы, нервы!). Поиски фотографа заняли два месяца (а после свадьбы я два дня рыдала над фотографиями, потому что казалась себе страшной).

Дизайн для свадебного торта в виде стопки книг я подсмотрела на каком-то английском сайте (а второй торт весом 8 кг, весь в ракушках, красота невероятная, мы вообще забыли под лестницей и в итоге завтракали им с остатками самых стойких и крайне похмельных  гостей). Мы покупали рулонами ткань для украшения зала, заказывали гостиницу моему папе, с которым я чудом помирилась за год до этого, записывали музыку, придумывали программу, договаривались с рестораном, репетировали свадебный вальс («Не гни меня в эту сторону, я сломаюсь!»), судорожно пытались ужать бюджет, и еще раз, и еще…  Что уж говорить, что весь этот год мы копили, отказывая себе во всем?

Портниха дошила костюм жениху в четыре часа утра в ночь перед свадьбой. В пять он, бледно-зеленый, завез мне платье. Портниха пала смертью храбрых на этапе фаты, поэтому фаты у меня не было. Но в это время мне было уже на все наплевать, потому что у меня на нервной почве начинался конъюнктивит, и я истерически звонила подруге-врачу, пытаясь выяснить, что бы такого термоядерного капнуть в глаз, чтобы к утру не окриветь.

В общем, как вы  уже поняли, все эти месяцы меня вела Великая Цель. Было к чему стремиться. И вот в августе сего года я наконец оказалась у алтаря, жених подхватил меня на руки на выходе из храма, гости восторженно хлопнули шампанским…

Все прошло совсем не так, как я задумала, но этот день я уж точно никогда не забуду. Например, на костюмированный бал литературных героев, в который мы решили превратить наш праздник, заявились, в числе прочих невинных Пеппи Длинныйчулок и Томов Сойеров, Оскар Уайльд с Бози и… украли жениха! Думаю, не надо объяснять почему. Ганс и Гретель поймали в саду Зубную фею и откусили ей палец… В общем, много чего было. Кроме, разве что, унылых тостов, криков «Горько!» и неловких моментов (пьяный дядюшка падает лицом в салат).

Потом мы улетели в солнечную Грецию, потом съездили с друзьями в Питер. Сентябрь прошел незаметно, и когда я вернулась в строй «Матрон» уже вполне себе матроной (то есть, замужней дамой и потенциальной матерью семейства), на дворе стоял уже октябрь. Я весело написала Лике, что рвусь в бой, как полковая лошадь, заслышавшая звук боевой трубы… И не смогла написать ни строчки. Как заклинило. Темой месяца было преодоление, а я все смотрела свадебные фотографии, листала книгу пожеланий – и не могла преодолеть себя, хотя отчаянно скучала по читателям. Мной овладела странная апатия, потому что Великая Цель – выйти замуж, сыграть красивую свадьбу – была достигнута.

Я не думала, что первым, с чем я столкнусь в начале своей замужней жизни, будет такое чувство экзистенциальной пустоты. В мелодрамах после свадьбы обычно идут титры – под сентиментальную музыку, пока зрители благодарно всхлипывают. Титров я не дождалась, как вы догадываетесь. Начались будни – все с той же уборкой, готовкой, с обострившимися хроническими болячками, с наступившей осенью и плохой погодой, с необходимостью работать, чтобы раздать долги после свадьбы…

Со всем тем, что составляет обычную жизнь обычного человека. И с необходимостью планировать будущее. С необходимостью жить.

Но вот беда – будущее внезапно стало видеться мне весьма бесприютным. В мой жизненный план никогда не входила свадьба, я не представляла себя счастливой невестой, и буквально вся моя жизнь должна была крутиться вокруг неудачных романов длиной 2-3 года, развивающихся по следующему сценарию: влюбленность, химия и безумства первого года, страдания (потому что объектов я выбирала исключительно проблемных или недоступных), болезненное расставание. И все сначала. В этом адреналиновом колесе многие крутятся всю жизнь. Мне помогла выбраться психотерапия.

А вот как жить дальше, после свадьбы, обретя устойчивые, безопасные и доверительные отношения, мы с терапевтом выяснить не успели: она улетела в Лондон рожать, а я принялась шить белое платье и забыла обо всем на свете.

Свадьба, вопреки моим подсознательным ожиданиям, не оставила после себя ничего, кроме горы фотографий и груды приятных воспоминаний. Я, безусловно, верю, что после венчания в нашем союзе затеплился огонек благодати, вот только – вот сюрприз! —  поддерживать его у меня не оказалось сил.

Началась настоящая депрессия.

Нельзя было скрыться от проблемы потери смысла ни на учебе — закрыли любимый институт, ни на работе – она у меня настолько фрилансерская, что остается изрядно времени посидеть дома и подумать. Я закисла окончательно, и мои уши стали покрываться зеленым мхом. Я почти видела его в зеркале. Муж тоже загрустил. Ему опостылели молот и наковальня, и в перерывах между ковкой мой Вулкан слал мне грустные смс: «Жизнь беспроглядна». Это спустя два-то месяца после венчания!

Как, откуда?

Эти мысли и привели меня в осенний парк.

И вот что я надумала, сидя на скамейке и отчаянно пытаясь найти смысл в происходящем. Мы с мужем привыкли преодолевать — жизненные препятствия, любовные страдания, финансовые трудности, семейные проблемы, нелады со здоровьем, чужие смерти, – чего только не было в нашей еще довольно короткой жизни.

Но, оказавшись в ситуации, когда мы оба, наконец,выжили, когда мы друг у друга прочно и твердо есть и не надо об этом беспокоиться ежечасно, мы растерялись. Мы все еще не умеем жить: спокойно планировать будущее, не превращая жизнь в бразильский сериал и в гонку вооружений, думать о детях, о том, куда съездить, где вылечить зубы и чем заняться вечером. Также встал перед глазами глобальный и весьма неприглядный вопрос о жизненном призвании. Неприглядный – потому что скоро 30, а ответа на этот вопрос все еще нет. Мы-то ведь были заняты выживанием.

Призвание может себе позволить искать тот, кто выжил, кто отстоял свое право на существование и сумел его обеспечить. Такой человек может озаботиться теперь верхними уровнями пирамиды Маслоу. Может – но не знает, как, если речь идет обо мне или о моем супруге.

И вот я старательно скатываюсь вниз – на привычные мне уровни поиска базовой безопасности. Придумываю поводы для тревоги, для того, чтобы не давать себе и мужу двигаться дальше, наконец поверив в то, что все не просто сносно, а прямо-таки хорошо. Психика отчаянно сопротивляется переменам. Я старательно не даю себе повысить собственную планку, искусно создавая себе неприятности, например, со здоровьем, и поводы для беспокойства. И, конечно, не вижу в жизни никакого смысла – против фактов-то не попрешь, а факты свидетельствуют, что я пытаюсь вернуться назад, вместо того чтобы двигаться вперед, выйти за рамки собственного комфорта, дерзнуть, даже если мне очень страшно это делать и вовсе не верится в то, что все получится.

Знакомо ли вам такое чувство искусственного торможения собственного развития? Говорят, организм человека при стрессе вырабатывает особый гормон кортизол. Если стресс продолжается длительное время (в случае россиянина или россиянки читаем «всю сознательную жизнь»), то тело привыкает к определенному – высокому – уровню кортизола и не дает организму расслабиться, воспринимая спокойную жизненную ситуацию уже как угрозу. Психика любит стабильность, даже если это стабильность со знаком минус. И начинается: ипохондрия, проблемы, возникающие на пустом месте, лезущая отовсюду психосоматика, боязнь ядерной войны и глобального потепления. Мы страшимся поверить, что все может быть нормально и что с этим можно жить, а меж тем мы едва ли не первое поколение за последнюю сотню лет, которому выпал такой неиллюзорный шанс.

В этой статье, как вы могли заметить, нет ответов – одни вопросы. Как мне перенастроить себя на более спокойную волну? Где взять мотивацию для дальнейшей активной деятельности? Почему жизнь без ощутимых трудностей кажется такой пресной? Чем пугает мир и чем влечет война? Почему я, наконец, так боюсь искать свое призвание? Это вопросы к терапевту, на самом деле, и к самой себе, но я задам их вам, дорогие читательницы, потому что, по-хорошему, это те вопросы, которые стоит почаще актуализировать в самих себе, – и потому что мне действительно ценно и важно ваше мнение. Как, преодолев, вовремя перестать преодолевать и начать наконец наслаждаться жизнью во всей ее полноте?

Есть такая легенда. Виктор Франкл вернулся в свой университет в Вене после войны, собрались студенты, которые слушали его лекцию в тот день и час, когда она была прервана арестом профессора. Он, потерявший все и всех в горниле адского пламени, взошел на кафедру, улыбнулся и спросил: «На чем мы остановились?» И продолжил лекцию.

Я тоже хочу так уметь.

Я тоже хочу сказать жизни «Да».