Колечко, совсем дешевое, даже не серебряное — единственная драгоценность, нажитая моей мамой за 15 лет брака. И я. Но не уверена, что моя мама считает меня ценностью. Она научилась обходиться без ценностей и ничего не хотеть. Последние вещи, которые она хотела, случились еще в 80-е — зимнее пальто и гривна. Пальто купили неприлично поздно, когда уже у всех вокруг пальто уже были, а у некоторых — даже шубы. Пальто случилось после долгих разговоров, обоснований, и вот, наконец, и оно, выстраданное. Малиновое пальто, с поясом, с пышным меховым воротником и манжетами, приличное. Гривна была украшением, видимо, очень модным, продавалась она в магазине «Магистраль» за ж/д мостом. Стальной обруч, а на нем — подвеска-шарик, похожая на модель атома. В чем была фишка, мама? Покупка гривны была важным событием, помню разговоры о ней. Кажется, маме требовалось обоснование, чтобы потратить деньги на себя. Все желанные, хорошие вещи покупались в основном для папы: зеленый одеколон Eau Jeune, какие-то особенные рубашки, крем для бритья, запонки, очки. Очки — важная тема, достать хорошую оправу было непросто, в магазине со странным названием «Оптика» (неправильная аптека?) нужны были знакомства, их искали. Аквариум с рыбками тоже был папин, хотя это, кажется, не совсем вещь. Были и просто вещи, но их было мало. Чаялись и ждались: красный раскладной диван, обои саратовской фабрики (о плитке и не мечтали, нереально), организовывался голубой унитаз, линолеум. Какая-то залетная бутылочка импортного шампуня за счастье. Маме все доставалось как-то по остаточному принципу. Не помню подарков ей и ее радости — не помню. Наверное, когда я родилась, радость уже кончилась. Календарь на 1988 год с видом Москвы, столицы нашей Родины, повесили на дверь моей комнаты, изнутри. Этот календарь в той жизни оказался последний. Мама отмечала в нем дни, когда папа исчезал. Новый год отмечали с соседями, было неудобно, когда папа вдруг исчез. Мама сказала, что его вызвали на работу. Телефона дома не было, знакомых домов, где он был, было немного. Отсутствие телефонов способствовало исчезновениям, но причины были неубедительны. Однажды мама посчитала дни, отмеченные в календаре — все праздники и почти все выходные — и подала на развод. Папа работал следователем в уголовном розыске, но все же 31 декабря уйти за хлебом и появиться 5 января — это даже для следователя — слишком. Мама говорила это подруге. Подруга кивала. Долгое время я опиралась в своей жизни только на слова, только высказанное было реальным. Я была «несадиковым», часто болеющим ребенком, взаимоотношения людей и логика их поступков мне не давались — не было опыта. Реальными были только слова. Двигаться по жизни приходилось наощупь. Говорить можно было не обо всем, исчезновения папы со мной не обсуждали. «Папа твой — эгоист», — говорила бабушка. Эгоист — это человек, который привык думать только о себе. А маме приходилось думать обо всех остальных, о себе ей думать было некогда. Кажется, тогда она и стала привыкать не хотеть, обходиться. Развод был мучительным, обмен — сложным. Новая квартира была однокомнатной «хрущевкой». Мы с мамой сами клеили обои и клали на пол дсп. Помню, как-то в 90-е на рынке мама осторожно приценивалась к творогу, а продавщица сказала: «У нас и сметана отличная, возьмите, творог надо есть со сметаной». «Ничего, — ответила мама, — мы его и так». Недавно я услышала от знакомой: «Мы с мамой гуляли по бульвару, сидели в кафе» и чуть не расплакалась. Маме неудобно ехать ко мне в Москву, она привыкла ночевать в своей кровати. Она не станет гулять по бульварам, лучше пройдется до магазина. Не пойдет в кафе, ведь поесть можно и дома. Одежду покупает дешевую и практичную и носит очень долго. Даже стрижется сама, с помощью хитрой системы из трех зеркал. Ее жизнь заполнена: магазин, сберкасса, поликлиника — мне некуда вклиниться. Лакуны занимает посещение храма, службы и посты и старушки обеспечивают маме привычную и комфортную степень неудобства, как единственные сапоги, которые на полразмера меньше. Праздники, особенно свой день рождения, она терпеть не может: все звонят, да еще и прийти норовят. Дешевое колечко с пластиковой фальшивой «бирюзой», изделие ялтинских кустарей — единственная драгоценность моей мамы, привезенная из свадебного путешествия. Алиса Орлова Источник: Блог автора в фейсбуке