Читайте также: Дома лучше, или День аиста

Когда я училась в школе приемных родителей, целый ряд занятий был посвящен вопросам адаптации ребенка в новой семье. С нами работали психологи, делились своим опытом уже состоявшиеся приемные папы и мамы: ведь именно от успешного прохождения адаптации во многом зависели и все дальнейшие взаимоотношения ребенка и его новых родителей; можно сказать, что даже и само будущее такой семьи.

Адаптацию называли «проверкой на прочность и на вшивость» и сравнивали ее с инфекционным заболеванием наподобие ветряной оспы, которой просто надо переболеть, пережить. Все эксперты, несмотря на некоторую разницу оценок, сходились в одном – адаптация неизбежна и рано или поздно все равно наступит в жизни каждой приемной семьи, причем чем старше будет приемный ребенок, тем тяжелее и дольше она будет проходить.

Наслушавшись рассказов «бывалых», я ждала проявлений адаптации у своего сына с замиранием сердца и была готова списать на нее все, что, на мой неопытный взгляд, в поведении ребенка выходило за рамки общепринятых норм. А выходило весьма многое – так сказывалось время пребывания в «домике». Усугублял положение дел и мой неофитско-родительский перфекционизм, выражавшийся в горячем желании стать идеальной супермамой нашему малышу. Поэтому адекватностью оценки и восприятия ситуации в этот время я не страдала, что отнюдь не способствовало легкому прохождению адаптационного периода.

Сейчас, немного пообтесавшись на «мамском» поприще, я с улыбкой вспоминаю первые недели и месяцы нашего совместного житья-бытья, но тогда мне было не до смеха. Не представляю себе, как бы я справилась с ситуацией без помощи и поддержки мужа, родственников и близких подруг – многодетных мамочек.

В самом периоде адаптации я бы выделила два момента, две, так сказать, стороны медали: адаптацию на бытовом уровне и адаптацию душевно-эмоциональную, в результате которой «сердце сердцу весть подает» и приемный малыш становится абсолютно своим, самым родным и любимым. Моя подруга, учившаяся вместе со мной в школе приемных родителей и уже имевшая опыт усыновления, описала это так: «Мне теперь кажется, что я сама родила Дашку, ну просто почему-то не очень помню, как ходила ей беременной, и просто куда-то задевала фотки первых месяцев ее жизни!».

Наша собственная адаптация началась именно с элементарного привыкания и «подстраивания» друг к другу в бытовом плане. Я очень хорошо запомнила рекомендацию, данную нам в школе приемных родителей по поводу первого времени пребывания ребенка в семье: как можно меньше менять в его образе жизни, распорядке дня, режиме питания и так далее, вплоть даже до цвета постельного белья и вида подгузников. Это необходимо, чтобы не усугублять и без того колоссальный стресс, вызванный его расставанием с уже привычной обстановкой Дома ребенка. Именно поэтому на стенке моего холодильника почетное место занял прикрепленный магнитом распорядок дня сынишки в «домике». И понеслось…

На часах ровно семь утра. И вот буквально с точностью до секунды из кроватки раздается бодрый и абсолютно не сонный голос дитяти. У нас с мужем есть всего пятнадцать минут – это время по расписанию выделяется в «домике» на подъем. Ребенок идет четко по графику – на него не действуют никакие уговоры, предложения полежать в кровати у папы и мамы, понежиться, поиграть – НАДО вставать. Ровно в половине восьмого утра необходимо перейти (после гигиенических процедур) к следующему пункту программы: завтраку. Даже минутное промедление подобно смерти – ребенок заливается горьким плачем, остановить который может только доскональное следование пунктам «повестки дня». Это немного напоминает речевые подсказки автомобильного навигатора – «Вы ушли с маршрута!».

И вот так весь день до того счастливого для всех момента, когда малыш укладывается спать вечером – опять же, согласно привычному расписанию. При этом, если в «домике» будит ребенка, одевает и умывает один человек, готовит пищу – другой, играет и занимается – третий, то вам надо совместить в себе весь этот функционал. Хорошо, если у вас уже есть свои дети и определенный опыт ухода за ними, а если приемный малыш – ваш первенец?! Первые недели я напоминала сама себе ездовую собаку в упряжке.

Трагикомизм ситуации усиливало еще и то обстоятельство, что я по жизни – «упертая» сова, самое продуктивное время для меня – поздний вечер и ночь (главный редактор сайта не даст соврать – все статьи пишутся именно в это время суток), а мой сынишка оказался убежденным жаворонком. Поэтому утренние подъемы я помнила всегда весьма смутно, также в некой туманной дымке терялся и процесс готовки. Хорошо, что первый месяц сына дома совпал с отпуском у папы, иначе пришлось бы вставать еще раньше для выгула собак.

Отдельное место в нашем общении занимал процесс кормления. Я прекрасно помню, КАК вел себя во время приемов пищи в детстве мой младший брат, вокруг которого с разной степенью интенсивности и успешности скакала вся семья, умоляя съесть ложечку «за папу», «за маму» и далее по списку. За скоростью поглощения еды сынишкой я первое время просто не успевала – ребенок глотал пищу просто как удав, не жуя – малейшее нарушение темпа приводило к горькому плачу. Сам процесс кормления напоминал работу помощника машиниста, кидающего уголь в топку.

Я уезжала с малышом из «домика» вечером, перед самым ужином. Нянечка из группы предложила покормить ребенка в дорогу, я согласилась, и она забрала его в группу. Через пять минут (!) мне принесли сына со словами: «Он съел всю кашу, котлету и выпил компот». Нормально?

При этом ребенок ел абсолютно все, что предлагалось, – пройдет несколько месяцев, когда наконец я смогу хоть как-то понять его вкусовые предпочтения. Объемы поглощаемой ребенком пищи радовали только новоиспеченную бабушку: «Ой, он такой хороший мальчик, съел большую тарелку супа и еще второе!». Утром малыш съедал три полных «взрослых» тарелки геркулесовой каши, при этом малейшее движение мамы на стуле – привстала за полотенцем или салфеткой, налила чай, достала печенье – вызывало безудержный плач: ребенок просто боялся, что его сейчас перестанут кормить. Скажу сразу, что на весе сынишки это почти никак не отразилось: в год и три месяца он весил около 7 кг и поправлялся очень медленно.

Легче по сравнению с вставанием и кормлением давались прогулки и купание. Первое мужественно взял на себя папа, наматывая с коляской круги по близлежащему парку, – его личный рекорд составил 6 часов непрерывного гуляния; я же в это время занималась готовкой, уборкой и походами по магазинам за продуктами и прочим необходимым – большего уже просто не успевала. Правда, через месяц отпуск у папы закончился, и вместе с ним закончилась и лафа: теперь гулять приходилось мне самой. Сынишка, почти не бывавший на улице в «домике», прогулки полюбил всей душой и активно их требовал всеми доступными ему способами, самым весомым из которых был категорический отказ от дневного сна, с засыпанием только на улице.

Купание же вообще проходило на «ура»: малыш был готов сидеть в ванне часами, плескаться в пене, подставлять ручки и ножки под «дождик»-душ и играть с резиновыми уточками. Плохое настроение уходило безвозвратно, стоило только посадить его в ванную с водой.

В день отъезда я принесла в «домик» одежду для сына и отдала ее нянечке в группе. Через какое-то время (еще до эпохального блиц-ужина) мне торжественно вручили одетого в обновки ребенка со словами: «Мы его специально для Вас помыли!». Скажу честно, после этой фразы я впала в глубокую и продолжительную задумчивость: почерпнутая из книг теория ухода за младенцами гласила, что детей, если они здоровы, надо купать ежедневно.

Вечерний отход ко сну был логическим завершением насыщенного дня. Первое время просто сердце обливалось кровью от того, как засыпал наш ребенок: малыш укачивал себя сам – мотая головой из стороны в сторону по подушке, раскачиваясь всем телом и убаюкивая себя монотонным распеванием «ааааааа». Попытки взять на руки, укачать заканчивались по стандартной схеме – слезами и плачем; сынишка отталкивал наши руки, вырывался, выгибался судорожно дугой. Также негативно он воспринимал и пение колыбельных. Лучше всего малыш засыпал так, как привык в своем сиротском прошлом, – в гордом одиночестве, только когда мы выходили из спальни. Около полуночи или часа ночи мы всегда просыпались от звуков детского плача: ребенок плакал во сне, горько всхлипывал, даже не просыпаясь.

Все описываемое выше длилось около трех – четырех месяцев. Постепенно мы все больше и больше притирались друг к другу в бытовом плане. Я прошла курс «молодого бойца» и уже более уверенно чувствовала себя в вопросах повседневного ухода за ребенком, успевая при этом и все остальное, даже без дополнительной помощи. Муж сдал экзамен на звание «папа года», осилив премудрость замены памперсов и вполне успешно научившись искусству кашеварения. Сынишка стал позже просыпаться утром, уже вполне мог покапризничать, отказавшись от чего-то из еды, а вечерами с видимым удовольствием слушал наше «баю-баюшки-баю».

Вместе с тем у нас начался новый и гораздо более сложный период адаптации – превращения в настоящую семью уже в духовно-эмоциональном плане.