Путешествия во времени с картинами Пикассо

Древние считали, что путешествия весьма благотворно влияют на человека. Так давайте, оторвавшись от газетной хроники, погуляем в пространстве и времени.

Итак, время — 1905 год. Место — Франция. Полное имя художника занимает почти две строки, но творческим псевдонимом он выбрал фамилию матери — Пабло Пикассо. Начало прошлого века, как помним, спокойным временем не было. Волнения, революции, следом — две большие войны. Пожалуй, тогдашние газетные хроники мало отличались от нынешних. За одним исключением: про те войны и революции мы теперь все знаем. Их можно просто закрыть под обложку учебника истории и убрать на полку.

А еще начало XX века совпало с громкой революцией в искусстве. Один за другим художники отказывались от реалистического изображения и отдавали предпочтение модернизму. Раньше на полотне был предмет — чаще всего собранный, сконструированный художником, но почти реальный. Теперь на полотно все чаще попадал и сам художник, точнее, его мышление, процесс восприятия им предмета. В год, о котором мы ведем речь, Пикассо находился в поиске нового художественного метода.

Позади у него был так называемый «голубой» период — песнь грусти. Мир на заре XX столетия совершенно не казался веселым, и художник нашел свой способ отмечать в нем симпатичных ему, думающих людей.

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!

Так писал Николай Гумилев. А Пабло Пикассо в это время создает портрет своего друга, художника Хайме Сабартеса. Сабартес с лицом желтым и тонким, как у экзотических туземцев, обнимал рукой большую кружку пива, грустил о судьбах мира и совершенно не понимал, что с ним дальше делать.

Позже в творчестве Пикассо появится кубизм. Художник отказывается от простого копирования натуры и впускает на холсты свое мышление. Он дерзко берет руками натуру и разворачивает три ее проекции на плоскость. Пространство из картин исчезает, зато на них появляется время.

Вы думаете, этот «Домик в саду» — просто набор прямоугольников, где художник был так неумел, что даже не смог поймать все углы в одной проекции? А теперь попытайтесь понять, как это сделано.

Представьте, что мы вдруг затормозили время и в один момент показали угол сада с разных точек — так, как работает камера в фильмах Тимура Бекмамбетова. А потом намеренно собрали на одном холсте разные моменты этого объезда так, что углы отчасти не сошлись. Чувствуете теперь, как прямо на холсте растут листья и тянутся кверху ветки? Вот то-то.

Тридцатые годы. Фашистские бомбардировки Испании. В знаменитой «Гернике» уже опробованным «покадровым» методом художник пытается изобразить войну.

Столица басков, разрушенная налетами фашистской авиации. Сознание художника отказывается воспринять эту картину целиком и раскладывает на отдельные фрагменты. Лампочка под потолком, зажженная ночью, когда жители проснулись от шума, лицо соседа, вышедшего на крыльцо с керосиновой лампой в руке, другой сосед, лежа на дороге, уже корчится от боли; рядом — мать с погибшим ребенком и проснувшийся в недоумении бык.

Ощущение есть, но изображения нет — вместо него лишь набор разрозненных деталей и жестов. Испанский черный без испанского красного. Смерть без любви.

Еще позже. 1961 год. Кажется, войны, наконец, закончились. И рука Пикассо спешно чертит библейский символ.

Голубь с оливковой ветвью в клюве. Потоп спадает, причал. Правда, уже на следующий год разразится Карибский кризис — и все начнется заново.

Стоп. История идет по кругу. Но нам, пожалуй, пора вернуться к исходной точке нашего путешествия.

1905 год. Пикассо вступает в относительно спокойный «розовый» период и пишет «Девочку на шаре».

Бродячие циркачи, изгои общества. Люди, которых не примут в доме крестьян или буржуа, но на которых с удовольствием сбегаются посмотреть, вся жизнь которых — на колесах. Странники во Вселенной. Но на короткий миг их жизнь удивительно гармонична. Более того, две отдельные фигуры на полотне Пикассо очень нужны друг другу.

Кажется, еще мгновение — и тонкая, почти эфемерная девочка слева соскользнет со своей нестабильной опоры. Кажется, пройдут века, а молодой гигант справа так и не сможет оторвать свою массу от каменной опоры — так глубоко и прочно он на ней сидит.

На самом деле, пройдет каких-нибудь несколько минут — труппа загрузится в повозку с тряпичным верхом и продолжит странствовать по просторам сельского пейзажа. Рядом друг с другом, в неизбежном круговороте времен.