Всем нам знакомо чувство вины. Но немногие из нас знают, в чем его сила и ценность, как отличить мнимую, болезненную вину от истинной и как их преодолеть. В издательстве «Никея» вышла книга психолога Марии Сульдиной «Вина мнимая и настоящая», посвященная этой теме. В ней собраны яркие свидетельства известных мыслителей, психологов и жизненные истории, которые помогают по-новому взглянуть на свой внутренний мир. Публикуем на «Матронах» главу из этой книги «Раздавленный виновностью, или Чем недовольна мама: второй тип невротической вины». «В нашей культуре считается более благородным бояться Бога, чем бояться людей, или, на нерелигиозном языке, воздерживаться от чего-либо по велению совести, а не из страха быть пойманным, — писала известный психолог Карен Хорни. — Многие мужчины, которые говорят о сохранении верности на основе велений совести, в действительности просто боятся своих жен. Вследствие высочайшей тревожности при неврозах невротик чаще, чем здоровый человек, склонен прикрывать свою тревожность чувством вины». Общество контролирует своих членов с помощью порицания и поощрения. С детства нам объясняют, «что такое хорошо и что такое плохо», указывают, как надо себя вести, чтобы заслужить похвалу и избежать наказания. Именно на этой почве «вырастает» та невротическая вина. Когда маленький или взрослый человек нарушает какую-то норму, он чувствует опасность лишиться любви и со всей остротой желает как можно скорее избавиться от этой тревоги любыми способами. Комплекс таких переживаний обычно принимают за вину, в то время как человек всего лишь стремится вернуться в «тихую гавань» принятия и любви. Но родители (и общество в целом) воспитывают ребенка не только с помощью порицания за плохие поступки и поощрения за хорошие. Есть и более тонкие методы воздействия. Например, фраза «Как тебе не совестно?» адресована вовсе не к страху ребенка, а к его представлениям о самом себе и своем месте среди людей. Большинство современных родителей, к счастью, учат ребенка не только бояться наказания, но и думать над смыслом своих поступков, брать на себя осознанную ответственность за сделанное. Однако далеко не всегда взрослые понимают, достаточно ли созрело в нем представление о мире и о самом себе. Это незнание оборачивается тем, что родители торопят ребенка, требуя от него постижения того, чего он в силу возраста не способен понять. В конечном итоге они добиваются не понимания и переживания, а их имитации. Например, мама может сутками не разговаривать с семилетним сыном, пока он не признает свою вину и не попросит прощения, даже если он искренне не понимает, в чем виноват. Эмоции, которые испытывает в это время мальчик, очень далеки от внутренней работы усовестившегося человека, — он не знает, что происходит, сбит с толку, растерян и подавлен. Все, что он может понять в этой ситуации: мама его сейчас не принимает, и нужно признать вину за собой, чтобы снова стать принятым и любимым. Однажды я услышала монолог одной мамы, которая держала на руках малыша всего-то лет полутора от роду и очень серьезно выговаривала ему, что он не уважает ни ее, ни тетю Галю и что пора бы уже ему стать взрослым и ответственным. Малыш молчал, понимая, что мама чем-то недовольна, но явно не понимал, чем именно. В силу возраста он, конечно, еще не способен имитировать свои переживания. Но если мама не изменит тактику воспитания, малыш научится этому позже. Завышенные требования — прямой путь к невротической вине. Если маленький ребенок будет чувствовать только страх и начнет убегать, прятаться, оправдываться, отбиваться от обвинений, то повзрослевший научится защищать себя более сложным путем — он станет признавать свою вину, а позже еще и «заставлять» себя испытывать ее в любых сомнительных ситуациях, потому что, только чувствуя вину, можно быть уверенным, что ты хороший и тебя не осудят. Замечательно, если у ребенка есть природный иммунитет против неосмотрительных воспитательных мер. Но если малыш чувствительный, впечатлительный, ранимый, то до появления невроза ему рукой подать. Итак, когда демонстрация вины и взятая на себя ответственность становятся способами избежать немилости, отвержения со стороны окружающих, человек начинает использовать их в качестве защиты. В этом случае он может верить, что рискует одобрением окружающих, если не будет показывать им, какой он ответственный. И почувствует себя более защищенным, имитируя чувство вины. При этом он обычно не только копирует, но и искренне стремится пережить подлинную вину. Даже если он на самом деле совершает грех, то боится иной раз не его последствий, а того, что ничего не испытает после его совершения. Такой человек испытывает внутреннюю стянутость, подавленность, иногда даже раздавленность взятой на себя ответственностью. Как если бы пытался натянуть на себя одежду не по размеру или с натужной сосредоточенностью плохого актера старался бы изобразить на сцене то, что никогда не переживал. Иногда говорят: «Я чувствую вину за то, что не чувствую вины», однако это утверждение не совсем верно, правильнее было бы сказать: «Мне тревожно из-за того, что я не чувствую вины». «Неожиданный» грех Пожалуй, ни в чем другом не выражается этот тип невротической вины так ярко, как в религиозной жизни. Например, от этого недуга страдал Николай Гоголь. Его духовник, ржевский священник Матфей Константиновский, считал, что причина бед его чада — сама писательская деятельность, сплошной грех, а не куда более реальные душевные проблемы писателя. «Книга твоя должна произвести вредное действие, и ты дашь за нее ответ Богу», «Отрекись от Пушкина, он был грешник и язычник» — такими фразами были наполнены письма отца Матфея. В более легкой форме эту невротическую вину переживают многие православные христиане. Они не испытывают прилива благодати во время богослужения, не плачут во время исповеди, не испытывают особенных эмоций при виде инвалидов или бомжей, и эта «бесчувственность» их угнетает. Но опасность заключается еще и в том, что, сосредоточившись на имитации, человек, особенно молодой, теряет возможность осознать, выстрадать свои собственные ценности. Эта ситуация его мучает, заставляя сопротивляться навязанным нормам, даже если они исключительно правильные. Это может приводить к совершению греха даже там, где ожидать его было невозможно. В православной культуре тема греховности и виновности выражена с особой силой, поэтому невротическое чувство вины в наших краях — дело обычное. Сегодня в церковной среде то и дело встречается нарочитая хмурость и самоедство, а о своей греховности люди часто говорят постоянно и во всеуслышание. Иной раз кажется, что многие из них даже гордятся своей неутихающей виновностью, принимая ее за святость. Точно так же, как и дети, очень многие взрослые люди (и таких немало в церковной ограде), боясь лишиться любви и быть отвергнутыми, испытывают мучительное желание скорее исправить ситуацию, и это переживание они принимают за вину. Но иногда ситуация усложняется тем, что они пытаются искусственно «раскрутить» в себе переживание своей виновности и «плохости». Эти два самообмана, две формы невротической вины, могут встречаться отдельно, независимо друг от друга, или вместе, в связке. Самообман истощает наши силы, поскольку имитировать жизнь намного сложнее, чем жить честно. Подспудно мы накапливаем напряжение и раздражение, поскольку ощущаем себя униженными необходимостью лгать. Раздражение до поры до времени может направляться на себя, и в этом нет ничего хорошего, но рано или поздно оно неизбежно выплеснется в грехе, совершенном как бы назло: себе, культуре, родителям, обществу, навязавшими «тиранящие» человека моральные нормы.