В последнее время в среде верующих много говорят об усыновлении.  Дело-то благое, но и в нем можно наломать приличное количество дров, и тому подтверждение статистика: из года в год растет число возврата детей обратно в детские дома. В России количество возвращаемых детей исчисляется тысячами.

Если в советское время усыновление было уделом женщин, у которых не получилось устроить личную жизнь, то сейчас, пожалуй, преобладают семейные пары, и среди них велика доля тех, у которых есть собственные родные дети. К большому сожалению, к этому крайне ответственному вопросу некоторые подходят не с позиции рассудительности, а под воздействием нахлынувших эмоций. В результате – возврат сирот в детские дом в некоторых регионах может достигать 70%.

Страшно наделать ошибок в этом деле, потому что речь идет о судьбе человека, ребенка с неокрепшей психикой, уже пережившего одно предательство. Страшно оказаться по одну сторону с теми, кто когда-то уже оставил его. Принимать решение об усыновлении необходимо на трезвую голову, не вдруг, тщательно всё обдумав и взвесив.

Какие усыновители имеют больше шансов потерпеть неудачу?

Молодые, недавно родившие женщины, находящиеся в состоянии «играй, гормон», на приливе материнских чувств готовы усыновить всех детей планеты. Они смотрят на своего младенца, копошащегося в коляске, и с ужасом думают о том, что где-то (!) рядом (!!) есть дети (!!!), которых некому пожалеть!!!!! И, вскочив с утра пораньше, хватают мужа и тянут в органы опеки – возьмем! Одного! Нет, двух! Трех!!! Не думаю, что решение, принятое на таком эмоционально-гормональном подъеме, будет правильным. Со временем гормоны успокоятся, а ребенок останется. И что дальше?

Волна желающих усыновить наблюдается всякий раз после того, как по телевидению покажут фильм о каком-нибудь детском доме. Жалко. Надо сделать счастливым хотя бы одного. И бегом в опеку. Точно так же из жалости могут усыновить осиротевшего ребенка своих родственников или сотрудников. Но жалость – коварный советчик. Моя хорошая знакомая долгое время работала в школе-интернате. Ее поразило количество усыновленных детей, находящихся в этом учреждении. Это нормальные дети из нормальных семей. Просто их когда-то усыновили вот так на почве жалости, поддавшись чувствам, а потом, не справившись, спихнули в интернат. Отдавать в детдом стыдно, а жить под одной крышей с ребенком, который раздражает, невозможно.

Еще более тревожно, когда решают усыновить, исходя из того, что сейчас все так делают, что это по-православному, что это правильно и спасительно. Настораживает тенденция превращения усыновления в некую моду среди православных. Усыновить – по-православному. Так надо. А надо ли? Нельзя так механически подходить к этому вопросу, ведь решается жизнь человека. Как ребенок, усыновленный из соображений соответствовать православности, будет чувствовать себя? Что будет с ним? Я знакома с одной семьей. У них трое своих детей, и исходя из соображений душеспасительности, жена решила усыновить сироту, а муж особо не противился. Усыновление состоялось, поначалу это была эйфория, восторг в глазах, какое-то парение, все разговоры сводились к новому члену семьи, как его все полюбили и к тому, как это люди боятся усыновлять детей, это же так здорово!

Но прошло полгода, и ситуация вышла из-под контроля. Усыновителей было не узнать, особенно жену. У ребенка была серьезная ломка: ему уже шел третий год, когда из привычной детдомовской обстановки он попал в домашнюю, которой никогда не знал. Он был еще слишком мал, чтобы понять  суть происходящего, не знал, как вести себя, делал ошибки. А приемная мама, устающая со всеми четырьмя, срывалась и кричала на него. При этом она понимала, что не права, что так нельзя, но ничего не могла с собой поделать. Она жаловалась на себя, рассказывала о своих мучениях, но за всем этим читался вопрос к самой себе: «Зачем я это сделала?» Чем все закончилось, я не знаю — семья внезапно исчезла из поля зрения.

Наконец, мое глубокое убеждение: нельзя усыновлять тем людям, которые не занимаются воспитанием собственных детей. Был у меня перед глазами вопиющий пример такой родительницы: четверо детей. Один ребенок — у первой свекрови, второй ребенок — у второй свекрови, третий с нянькой, четвертый в саду круглосуточного пребывания. А мамочка живет активной общественной жизнью: борется то с абортами, то с ИНН, то с ювенальщиками, то на конференции, то на симпозиуме, то на стоянии, то на пикете. От ее рассказов я приходила в тихий ужас, и представьте, в один день она изъявила желание взять ребенка из детского дома. Разве можно таким людям усыновлять детей? Ребенок формально будет усыновлен, но по факту останется сиротой. К счастью, она увлеклась очередной акцией и забыла об усыновлении.

Отдельная история – пары (или просто матери), потерявшие собственного ребенка. Можно понять их порыв, зачастую продиктованный неосознанным желанием возместить утрату. Но ведь усыновленный ребенок – это не тот, покинувший их. Это другой человек с другим развитием и характером, он не может быть копией «того» ребенка. Он может не оправдать надежд новых родителей. Следствие — жестокое разочарование и обоюдная драма. Каково это для ребенка чувствовать и понимать, что он мешает, что им тяготятся? И еще схожий вариант: со своими детьми не сложилось, выросли «не такими», как мечталось. Усыновлю чужого и воспитаю, как надо. Но и это ошибка: людям в единичных случаях удается изменить свои методы воспитания, все предыдущие ошибки будут повторены и с усыновленным ребенком.

Существуют два распространенных заблуждения среди усыновителей: «надо сделать хотя бы одного ребенка счастливым» и «он должен быть нам благодарен за то, что мы дали ему семью». Однако жизнь показывает, что наличие даже родных папы-мамы далеко не всегда делает ребенка счастливым. Что до благодарности — та моя знакомая, что работала в интернате, как-то рассказала: у нее в классе учится девочка, мать которой когда-то покончила с собой. Из чувства жалости (ох, уж эта жалось!) ее удочерила сотрудница матери. Ну а потом началось. Женщина рассчитывала, что приемная дочь из чувства благодарности за то, что ее «не бросили, как котенка», будет расти идеальной. Но девочка хорошо помнила маму (когда ее не стало, ребенку было 8 лет), боль от потери соединилась с болью от завышенных требований со стороны усыновительницы. В итоге «не сошлись характерами», и приемная мать отправила «невыносимого ребенка» в интернат.

Училась девочка плохо, и преподавательнице пришлось позвонить усыновительнице. На слова, что ребенок не хочет учиться, усыновительница на повышенных тонах начала выкладывать список претензий к девочке: она не хочет помогать по дому, она не хочет развиваться, она не хочет слушаться и так далее. «Это все гены, — кричала она, — ее мать была такой же несобранной!» «Простите, — прервала ее преподаватель, — моя дочь, живущая с родными родителями и обеспеченная всем, точно так же не хочет ни слушаться, ни мыть полы, ни учиться. Только мне свалить не на кого, потому что она моя и мужа, и гены, соответственно, наши».

«Неизвестно какие гены» — это большой соблазн для усыновителей оправдать свои ошибки, свою несостоятельность как воспитателей. Когда растишь своих, то тут, понятное дело, ты приперт к стенке: кровь от крови твоей, плоть от плоти твоей. Своего ребенка ты примешь любым: непослушным, ленивым, больным, капризным, причем не только примешь, но и оправдаешь и будешь защищать, и вину возьмешь на себя: я не так воспитала, моя ошибка. А вот если усыновленный ведет себя не так как подобает, то это, конечно, гены виноваты, а я все делаю правильно.

Многие говорят, что даже при  несложившихся отношениях наличие своей семьи все равно лучше, чем ее отсутствие. Да, наверное, это так. Все равно это какая-то база для будущего: жилье, возможность получить хорошее образование. В конце концов, своих детей мы рожаем, как правило, без особых терзаний, а трудности воспринимаем как «так все и должно быть». Со временем, когда приемный ребенок повзрослеет, он может пересмотреть свои отношения с усыновителями, все может наладиться. Ведь и среди родных детей немало тех, кто обижен на родителей, а понимание сути происходящего приходит через годы, иногда десятки лет. Но в сам период воспитания, особенно в подростковом возрасте, все видится иначе, и именно в этот период совершается наибольшее количество роковых действий, самое страшное из которых — возвращение ребенка в детский дом.

Поэтому, прежде чем пойти в органы опеки, следует самым тщательным образом взвесить свое решение, отсечь эмоции, выдохнуть, сделать паузу, пообщаться с другими усыновителями, чтобы понять, какие подводные камни могут вас ожидать, и еще раз оценить правильность вашего решения.