В Питере, честно говоря, я бываю странно. И тем, что обычно обхожу стороной традиционные туристические маршруты. И тем, что всякий раз этот город показывается мне с какой-то нехарактерной для него стороны: то розы цветут в октябре, то в июне стоит небывалая для Северной Пальмиры жара. Так что хрестоматийной питерской хмури я, считайте, и не заставала.

Хотя…этим летом на третьи сутки всё-таки пошёл дождь, и в память прочно врезался кадр: ритмичное чередование прямоугольников-кварталов с просветами улиц в окне машины, летящей по пустому городу в четыре утра, когда мосты только-только свели.

Потом, уже в Москве, я неспешно прогулялась по низенькой и такой домашней Малой Никитской. И вдруг меня осенило: контраст между пышной и ныне несколько ветхой официальностью Питера и милой патриархальностью Москвы основан на том, что застроены эти города разными типами зданий. Лицом старой столицы можно считать городскую усадьбу, а северной – доходный дом.

Нет, конечно, доходные дома – и весьма немало – есть и в Москве. Именно их фасады составляют значительную часть Бульварного и пока ещё значительную часть Садового кольца. Точечно возводились они в конце XIX-начале XX столетий и в Зарядье, и даже в арбатских переулках. И всё же – нестоличная и потому неспешная на протяжении двух веков Москва – это усадьбы.

Если пройтись по старым московским улочкам, планомерно вглядываясь в здания, то можно заметить такую вещь: большинство особнячков XIX века, несмотря на всё разнообразие внешнего декора, — довольно однотипны. Это – трёхэтажные домики с низенькими, часто полуподвальными первыми этажами (как вариант – вообще без таковых). Второй этаж у них высокий – его окна, выходящие на фасад, — большие и светлые. Третий этаж – опять низкий, иногда его заменяет мансарда или какие-то надстройки на крыше, иногда – деревянные, на доме, который кажется каменным. Перед нами – типичная дворянская городская усадьба.

Особняки такого рода были рассчитаны на круглогодичное проживание дворянской семьи. А значит – в них должно было уместиться всё необходимое в том укладе и должны были найти приют все участники тогдашней жизни, то есть, помимо самих господ, — многочисленная дворня: горничные, лакеи, повара, кучера. Весь этот люд и обитал обычно в невысоком первом этаже, где размещались также всякие хозяйственные службы.

Для слуг предназначались и разнообразные пристройки, которыми городские усадьбы изобиловали. В особенно богатых домах, хозяева которых имели собственные выезды, частью архитектурного ансамбля становился также крытый манеж – разумеется, не круглый, как в цирке, а прямоугольный. Присмотритесь – перестроенные во что только подсказывала нужда и фантазия манежи — там, где они сохранились – также хорошо видны.

Что же касается хозяев дома, то жили они не в высоком втором, как следовало ожидать, а…на третьем этаже. Да-да, в тех самых низеньких деревянных надстройках. Кстати, открою вам секрет, сами дома, хоть и кажутся каменными под толстым слоем штукатурки и лепнины, на самом деле частенько – тоже деревянные.

Для кого же в таком случае предназначался самый основательный, высокий и светлый второй этаж дома? Ни за что не угадаете. Для…гостей.

Разнообразные балы и приёмы были неотъемлемой частью дворянского быта XIX столетия. Именно на них и благодаря им функционировала в то время пресловутая «ярмарка невест» — ведь единственной общественно одобряемой возможностью для молодого человека увидеть девушку из дворянской семьи был её выезд в свет, чуть ли не единственной возможностью переброситься парой слов наедине – совместный танец. При этом понятно, что, вывозя дочь на приёмы к одним-другим-третьим знакомым, её родители должны были и сами озаботиться устройством ответных праздников, на которых, в свою очередь,  имели бы возможность появиться барышни из всех перечисленных семей.

Совсем не устраивать никаких не то что раутов, но даже гостиных с чаепитием могли позволить себе лишь семьи, в которых не было дочерей. (Вспомните, как лаконично описано в «Евгении Онегине» мотовство отца главного героя – «давал три бала ежегодно». Ну и зачем, спрашивается).

Зато уж потенциальные женихи были заранее отсматриваемы заботливыми родителями и приглашаемы так, что им приходилось буквально разрываться. Вспомним того же Онегина – «три дома на вечер зовут».

Итак, балы были важной частью уклада, и их надо было где-то устраивать. Для этого и служили высокие парадные этажи городских усадеб. Даже после многочисленных перестроек прошедшего века мы ещё можем увидеть в них центральные лестницы, ведущие от главного входа прямо наверх. Кое-где распознаваемы также круговые вереницы – анфилады – комнат, с непременной в их числе танцевальной залой, в непосредственной близости от которой часто оказывался хозяйкин будуар. (Который, к слову, вовсе ни разу не спальня, а своеобразный дамский кабинет, где притомившаяся от танцев хозяйка могла провести какой-нибудь не особо предназначенный для чужих ушей разговор с человеком из числа родственников или близких знакомых семьи).

Освещение и, особенно, отопление высоких просторных зал было делом недешёвым. А потому в полную меру протапливались они лишь непосредственно перед приездом гостей. Всё остальное время, как уже говорилось, хозяйская семья жила наверху, подальше от входа, в комнатах, потолки которых были гораздо ниже.

В таких интерьерах обитают, например, герои «Войны и мира». Роман Толстого вообще становится гораздо проще читать, если в какой-то момент осознать, что диванная, две гостиных и библиотека дома Ростовых, в которой умещаются также клавикорды и арфа, – это, несомненно, второй, парадный этаж; в отсутствии гостей мебель в этих комнатах затягивается в чехлы. А вот детская, комнаты девочек и коридор, где стоит «место печали женщин молодого поколения дома Ростовых» — нянин сундук – это жилой третий. И уж, конечно, «чёрная калитка», у которой условились ждать Наташу приехавшие похитить её Долохов и Анатоль Курагин находится совсем не рядом с парадными воротами, куда, по какой-то странной прихоти, поместили её авторы экранизации 2007 года.

Совсем иной век и иной мир – доходные дома Петербурга.

Доходный дом как тип сооружения вошёл в отечественную архитектуру в конце XIX – начале XX века (в Европе он появился чуть раньше). Ни о каких собственных усадьбах, балах и выездах для большей части русского дворянства речь к тому времени уже не шла.

После отмены крепостного права дворяне жили по большей части в городах, и жили на жалование. (При этом, понятно, что в столичном Петербурге разнообразных служащих было поболе, нежели в Москве). Основным типом жилья к тому времени становится квартира, которая хотя и могла занимать порой целый этаж и включать не один десяток комнат, однако же никаких помещений, пустующих специально в ожидании появляющихся несколько раз в год гостей, не предполагала.

Квартиру в пять-семь комнат к тому времени мог себе позволить не самый низкооплачиваемый служащий вроде врача (особенно, имеющего частную практику). Что же до народа попроще – служащих, студентов, —  то они и жильё снимали соответствующее – комнаты и углы. Разнообразные собрания людей, где в одной квартире, помимо хозяев, собран ещё целый паноптикум жильцов-арендаторов – типичная ситуация романов Достоевского.

Более того, мир Достоевского – это именно мир доходных домов – многоэтажных зданий, расположенных вплотную друг к другу: так, чтобы предоставить застройщику максимально возможную площадь. При этом никто и не думал заботиться о свете во внутренних двориках и размере выходящих на них окошек – всё равно на каждую, пусть даже самую непрезентабельную, комнатёнку в столичном Петербурге нашёлся бы свой арендатор. Лепниной и хоть какими-то архитектурными украшениями в подобных зданиях также могли похвастаться только внешние стены. Вот из таких «многоэтажек XIX века» и собраны питерские кварталы-прямоугольники.

Так что две российские столицы в архитектурном плане – это просто два разных века. Хотя Москва с её бурными реконструкциями XX столетия уже вполне может носить титул «город-эклектика». А в Питере – знаете, на серых стенах домов (облизанные морскими ветрами фасады теперь почему-то упорно тяготеют к серо-бурому тону) то там, то здесь попадаются милейшие балкончики, засаженные пёстрой петунией. В общем, везде люди живут.

Иллюстрация сверху:  Шалаев Алексей. Театральная площадь. Из серии «Старая Москва»