Счастье просто жить. Ольга Куликовская-Романова

Жарким июньским днем 1882 года по всей России гремели праздничные салюты – у Императора Александра III родилась младшая дочь – Ольга. Как и остальные царские дети, девочка, несмотря на внешнюю придворную роскошь, росла в строгих «спартанских» условиях — спала на жесткой походной кровати, вставала на заре и умывались ледяной водой, а на завтрак ей подавали простую овсянку.

Мать, Императрица Мария Федоровна, пригласила для Ольги гувернантку — англичанку, которая научила маленькую Княжну дисциплине, выдержке и прекрасному знанию языка.  Даже в зрелом возрасте Ольга писала по-русски с ошибками, а все дневники и большинство писем написаны на английском. Однако при этом она очень любила родину и по натуре всегда была русской.

В этом ее можно было сравнить с Наташей Ростовой:  «Где, как, когда впитала в себя из того русского воздуха, которым она дышала, — эта графиничка, воспитанная эмигранткой – француженкой, — этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские…»

По характеру Княжна была открытой, сердечной и непосредственной – все это она унаследовала от любимого отца. Император был очень к ней привязан, и маленькая Ольга часто играла в его рабочем кабинете. С младшими детьми Царь старался не расставаться, они подолгу гуляли вместе, катались на лошадях в Гатчинском парке.

«Отец был для меня всем, — вспоминала Ольга. — Как бы ни был он занят своей работой, он ежедневно уделял мне эти полчаса… А однажды Папа показал мне очень старый альбом с восхитительными рисунками, изображающими придуманный город под названием Мопсополь, в котором живут Мопсы… Показал он мне тайком, и я была в восторге от того, что отец поделился со мной секретами своего детства».

И Царь, и Царица неплохо рисовали, а во дворцах Княжну с детства окружали лучшие произведения искусства, живопись, скульптуры. Способности к рисованию проявились у Ольги с раннего возраста, ей даже разрешали рисовать на уроках, — так она лучше их запоминала.

Впервые Ольга покинула родной Гатчинский дворец осенью 1888 года – вся Царская семья отправилась на Кавказ. На обратном пути в районе маленькой станции Борки царский поезд сошёл с рельсов. Вагон, в котором находилась вся семья, был разорван, и Император, обладавший действительно богатырской силой, на своих плечах поддерживал крышу вагона, пока все члены семьи не выбрались наружу. При крушении погиб 21 человек, многие были ранены. Императрица Мария Фёдоровна сама перевязывала раненых, а свое платье рвала на бинты.

Официально причиной аварии считали несчастный случай, но ходили слухи о заложенных на линии бомбах. Сама Царская семья не пострадала, но последствия крушения сказались через несколько лет – после огромной физической нагрузки у Александра III обострилась и начала прогрессировать давняя болезнь почек. В 1894 Император, которому не было и 50 лет, умер.  После его смерти мир юной Княжны изменился, началась взрослая и гораздо менее радостная жизнь.

В 1900 году Великая Княжна Ольга впервые вышла в свет. Впоследствии она вспоминала: «Я чувствовала себя выставленным в клетке на всеобщее обозрение зверьком». Может быть, дело было еще и в том, что Княжна была некрасивой и знала об этом. По характеру она была немного застенчивой и легче всего общалась с простыми людьми. Светская жизнь ее не интересовала. Увлечение фотографией (Княжна не только фотографировала, но и сама проявляла и печатала снимки), езда на велосипеде, катание на лодке и  постоянное рисование  стали ее любимым времяпрепровождением. В 1901 году Ольга, как полагалось всем членам Царской фамилии, была назначена почетным командиром 12-го Ахтырского гусарского полка.

А вскоре Ольгу выдали замуж за дальнего родственника принца Пётра Ольденбу́ргского. Для самой Княжны все случилось очень неожиданно. На одном из светских вечеров хозяйка дома попросила ее выйти в гостиную для важного разговора. Там ее ждал принц и с порога спросил, готова ли она стать его женой. От растерянность Княжна успела только невнятно поблагодарить за предложение, как в дверях уже появились Императрица Мария и мать жениха княгиня Евгения, радостно объявившие о помолвке.

Даже брат Ольги Император Николай II очень удивился такой новости, настолько этот союз казался поспешным и нелепым. Принц был на 14 лет старше невесты и ничем особенно не выделялся. А сама Ольга Александровна вспоминала: «Мое сердце было еще свободным, но я была связана узами брака с человеком, для которого я была лишь носителем Императорской фамилии».

За долгие 15 лет супруги так и не стали близкими людьми, детей не было, и Княгиня увлеченно занялась благотворительностью – стала попечительницей нескольких Институтов благородных девиц, Общин сестер милосердия, Общества защиты детей от жестокого обращения, Обществ помощи бедным и инвалидам, школ для крестьянских детей… И даже в благотворительности она сумела применить свой художественный талант – основала Общество помощи нуждающимся художникам , назвав его в честь своего покойного учителя рисования Контанитина Крыжицкого.  В ее особняке в Петербурге проводил свои выставки Союз русских художников. Сама Ольга Александровна рисовала небольшие акварели, которые печатались и продавались, а деньги шли на благотворительные нужды.

Каждое лето Княгиня уезжала в свое любимое имение Ольгино под Воронежем. Белый дом с колоннами стоял на холме, с которого открывался вид на реку, уходящие за горизонт бесконечные поля южной России и блестевшие на солнце купола далекого монастыря Тихона Задонского. Однажды на закате, восхищенно смотря на эти просторы и слушая звенящую тишину, Княгиня мысленно пообещала, что если когда-нибудь Бог пошлет ей счастье стать матерью, сына она назовет Тихоном…

А пока, бездетная и одинокая в браке, Ольга Александровна с удовольствием нянчила крестьянских детей, запросто разговаривала с их родителями и чувствовала себя рядом с ними своей. Священник Георгий Шавельский, лично знавший Царскую семью, вспоминал: «Великая Княгиня Ольга Александровна среди всех особ Императорской фамилии отличалась необыкновенной простотой, доступностью, демократичностью. В Петербурге она часто ходила пешком, ездила на простых извозчиках, причем очень любила беседовать с последними».

Княгиня очень любила племянниц, дочерей Николая II, особенно младшую Анастасию, свою крестницу, старалась их побаловать, вывозила на вечеринки и балы. Через брата она познакомилась с Распутиным, но не признавала его, хотя и не показывала в открытую своей неприязни.

А весной 1904 года в жизни Ольги Александровны произошло на первый взгляд ничем не примечательное событие, которое впоследствии изменило ее жизнь. Во время военного парада она обратила внимание на одного из офицеров Кирасирского полка Николая Александровича  Куликовского. Он оказался другом брата Ольги, Великого Князя Михаила, который их с радостью познакомил. Почти сразу между молодыми людьми возникла симпатия и довольно быстро из дружбы переросла в любовь. Разумеется, Ольга Александровна не изменяла законному мужу, и Николай, офицер элитного полка (а в те времена честь мундира еще кое-что значила) не хотел компрометировать любимую. Выходов из положения для них было только два – или расстаться, или повенчаться.

Княгиня честно рассказала обо всем мужу и просила дать ей развод, но получила его только спустя 13 лет… 13 лет ожидания, редких встреч, переписки, надежд, которые порой казались несбыточными. На развод и повторный брак требовалось разрешение Священного Синода и лично Царя. Строго соблюдавший династические законы Николай II, хоть и очень любил младшую сестру, не мог бы согласиться на ее свадьбу с «простым дворянином». Да еще масла в огонь подлил брат Михаил, тайно женившийся на дважды разведенной женщине. А что обо всем этом могла бы сказать мать, Императрица Мария Федоровна, Ольга боялась себе даже представить…

С началом Первой мировой войны Николай Куликовский отправился на фронт, а спустя месяц туда уехала со своим подшефным Ахтырским полком и Ольга Александровна. На вокзале поезд провожали с цветами, крестили, никто не предполагал, что отъезд продлится долго. Всю войну Княгиня проработала сестрой милосердия в армейском госпитале, который переезжал вслед за линией фронта в Киев, Львов, Ровно. Она почти не обращала внимания на бытовые неудобства, вагоны с клопами и вшами, тесные комнатки, в которых приходилось жить, тяжелый труд…

Все это было неважно в сравнении с каждодневными смертями любимых подопечных солдат. В каждом письме домой она описывает раненых как близких друзей, их внешность, характеры, разговоры. За несколько лет на фронте Ольга не очерствела душой: «Я плакала над каждым – ужас как это раздирает душу, ведь привыкаешь и любишь тяжело больных как ребенка – и вдруг они умирают».

Зато эта боль за других и постоянная занятость заглушали страх и мысли о Николае: «Ужасно все-таки отрадно здесь работать. И у меня чувство полного удовлетворения. Ничего мне пока не нужно, и лишь бы работы этой побольше, и – главное не думать. Я боюсь думать». Ольга писала ему почти ежедневно подробные трогательные письма. В том, что это была настоящая крепкая любовь, никто не сомневался – она не уменьшалась с годами и придавала Княгине огромные внутренние силы: «Мы (…) такие оба горячо любимые – что лучше нельзя выдумать ничего на свете. Итак, поэтому мы должны быть веселые и добрые – оба имеем свой долг и исполняем…».

Только в 1916 году мечта Ольги и Николая осуществилась – Царь наконец дал разрешение на развод сестры и ее брак с Куликовским. Война изменила многое не только в бытовых сторонах жизни, но и в сознании людей. Даже Императрица Мария Федоровна, узнав о предстоящей свадьбе дочери, не устроила скандал, которого Ольга так боялась, а, наоборот, порадовалась за нее. Теплым осенним днем в церкви киевского Покровского монастыря состоялась долгожданное венчание. На этот раз не было ни толпы знатных гостей, ни пушечных залпов, ни роскошного придворного наряда с великокняжеской диадемой, зато были настоящие выстраданные радость и счастье. А всего лишь через 2 недели «молодые» вернулись к прежней жизни, военной,  – он  уехал на фронт, она – в госпиталь, но совсем ненадолго.

В марте 1917-ого из-за начавшихся революционных событий Императрица Мария Федоровна с дочерями и их семьями были вынуждены уехать в крымское имение Ай-Тодор под надзор команды солдат-большевиков. Здесь 12 августа (ст. ст), накануне дня памяти так почитаемого Ольгой Александровной свт. Тихона Задонского, у супругов родился первенец. Мария Фёдоровна писала а дневнике: «Временами, когда кажется, что уже невозможно все это выносить, Господь посылает нам нечто вроде лучика света. Моя милая Ольга родила baby, маленького сына, который, конечно же, принес в мое сердце такую неожиданную радость…» Ольга Александровна сдержала обещание и назвала долгожданного сына в честь святителя — Тихоном. Имя было самым подходящим – родители и не знали, что с греческого оно переводится как «счастье».

Мальчик рос удивительно спокойным и улыбчивым, как будто понимал, что у его семьи и так слишком много забот и волнений, чтобы расстраивать их. В этом он очень походил на родителей  – несмотря на полную неизвестность о судьбе близких, страх перед будущим, издевательства конвоя и бытовые трудности, Ольга и Николай не унывали, радуясь каждой мелочи. За несколько месяцев в Крыму Княгиня написала серию акварелей с видами природы и портретами сына. К этому времени она уже переехала с мужем в крошечный домик у моря, в котором осенью и зимой температура была не выше 10 градусов, а топить было почти нечем.

Однажды, чтобы добыть хоть немного денег, пришлось продать сапоги Николая. Подруга прислала из Киева масло и окорок, чем очень помогла. Особенно радовалась Ольга Александровна, что продукты не испортились  – ведь посылка шла 2 месяца… Все-таки 3 года на войне были хорошей школой – там она научилась не думать о себе, ценить каждую минуту спокойствия и быть благодарной за малейшую радость.

Тем временем политическая ситуация вокруг ухудшалась, Ялтинский совет даже требовал расстрела царских родственников, и Ольга с мужем, не желая уезжать из России, мечтали перебраться на родину Куликовского — на Кубань. К ужасу Императрицы, которая не хотела расставаться с младшей дочерью, семье все-таки пришлось разделиться: Мария Федоровна с семьей старшей дочери Ксении эмигрировала в родную Данию, а Ольга и Николай после долгого и трудного переезда поселились в станице Новоминской.

Здесь у них родился второй сын Гурий, названный в честь геройски погибшего солдата подшефного Княгине Ахтырского полка. Ольга Александровна не побоялась в то трудное и непредсказуемое время не только создать семью, но и родить детей, которых они с мужем сумели сохранить и вырастить, не смотря на голод, болезни, бедность и бесконечные переезды.

На новом месте Куликовские жили как обычные крестьяне – заготавливали сено, занимались огородом,  понемногу обустраивали дом. Подрастали дети, и маленький Тихон особенно любил играть в саду под старой грушей, — «где амки бух», как он смешно называл это место. Удивительно, но как только мальчик подбегал к дереву, к его ногам начинали падать груши…

Но в разгар Гражданской войны бывшему офицеру Царской армии и сестре последнего Царя не приходилось рассчитывать на долгую спокойную жизнь. Вслед за штабом Добровольческой Армии они вынуждены были переехать на окраину Ростова, где поселились на чьей-то заброшенной даче. Окна были выбиты, но Николай заткнул их старыми мешками с соломой, и «стало довольно уютно», как писала друзьям в Харьков Ольга Александровна. Только завидное единомыслие и потрясающий оптимизм помогали супругам не падать духом: «Если мы в эти дни будем сидеть и жаловаться вместо того, чтобы переменить наши привычки и приспособиться к жизни, которую мы ведем, ничего не будет сделано вообще».

За несколько месяцев Куликовские переезжали из станицы в станицу, затем в Новороссийск, откуда в феврале 1920-го года уплыли в Константинополь. Они хотели было остаться жить в Сербии, где очень радушно принимали русских беженцев, но мать звала Ольгу к себе в Данию. Там Марии Федоровне предоставили небольшой дворец, в котором она и поселилась с дочерьми и их семьями. Но после смерти сестер Императрицы при королевском дворе ей все чаще намекали, что бывшую Царицу могущественной, но теперь не существующей Империи принимают на родине лишь из милости. Особенно это стало заметно, когда разорился банк, в котором семья хранила небольшие сбережения. В это время Ольга Александровна начала зарабатывать продажей своих картин, а ее муж работал конюхом в поместье миллионера Расмуссена.

Ольга ухаживала за матерью, а после ее смерти Куликовские купили небольшую ферму, и их новый дом вскоре стал центром русской эмиграции в Дании. Из наследства покойной Императрицы Ольга Александровна не получила ничего, и история с драгоценностями Марии Федоровны до сих пор остается запутанной. Остается лишь добавить, что некоторые из них можно сегодня увидеть во время торжественных приемов на королеве Елизавете II и ее родственницах…

Конечно, Ольга Александровна знала, что фамильные украшения не исчезли бесследно, но она никогда не унижала себя просьбами, заискиваниями или тяжбами. Она была настоящей Романовой с действительно царственным чувством собственного достоинства. Истинная дочь своих родителей, Княгиня даже спустя много лет избегала воспоминаний о том времени.

Став почетной председательницей различных эмигрантских обществ, Ольга Александровна устраивала выставки своих картин не только в Дании, но и в Париже, Лондоне, Берлине. Большая часть вырученных на них средств, как обычно, шла на помощь нуждающимся.

После начала Великой Отечественной войны Ольга Александровна активно помогала русским военнопленным, оказавшимся в немецких лагерях на территории оккупированной Дании. Не смотря на введение рационных продовольственных карточек и опасность столкновения с немецкой полицией, она передавала заключенным продукты и вещи. А когда война была выиграна и началась насильственная депортация русских эмигрантов в Советский Союз, Ольга Александровна пыталась через связи в королевской семье спасти их, но из этого ничего не вышло.

Самое большее, что Княгиня могла сделать лично, — это прятать у себя в доме по нескольку человек и потихоньку переправлять их в Америку. Конечно, со временем об этом стало широко известно. Советское правительство предъявило Дании ноту, в которой Ольга Александровна и ее «сообщники» обвинялись в пособничестве «врагам народа». Куликовским ничего не оставалось, как покинуть Данию и переехать за океан. Последним их домом стала Канада.

В маленький домик Куликовских недалеко от Торонто постоянно приезжали гости – сыновья с женами и детьми, старые сослуживцы, друзья и дальние знакомые, — в русской эмиграции Ольга Александровна пользовалась большим уважением и любовью. Княгиня продолжала много рисовать, а природа Канады очень напоминала ей родину: «У нас весьма холодно, и все застревают около нас в снегу (…) мы собрались, было, на Сретение в церковь, но увы! Второй год в этот день не выбраться было со двора… Градусов 20 и ветер вот уже 3-ий день, совсем как в России».

В 1958 году после тяжелой болезни умер Николай Александрович Куликовский. С женой он прожил почти 40 лет, в числе которых не было, пожалуй, ни одного безмятежного года. Даже в старости их нежность к друг другу не исчезла, и внучка вспоминала, как дед и бабушка часто сидели рядом, и он всегда держал ее руку в своей. Ольга Александровна пережила Николая всего лишь на два года. Последние дни она очень ослабла и не могла говорить, но перед самой смертью внятно позвала по имени любимого мужа. Отпевали Великую Княгиню Ольгу Александровну в Торонто, а в почетном карауле у ее гроба стояли офицеры Ахтырского полка, Шефом которого она стала в далеком 1901 году.