Некоторое время назад родительство (о, чудо!) перестало быть только материнской обязанностью. Выяснилось, что у пап — не декоративная функция. Их можно брать с собой на роды, просить поменять памперс, искупать и укачать малыша.

Мамы вырвались из «рабства» установок — «это не мужское дело», «это твоя забота», «уж ты как-нибудь сама» и стали счастливы. Сначала просто счастливы. Потом очень счастливы. А потом еще счастливее.

Это правда: с появлением ребенка жизнь женщины не должна заканчиваться. Это действительно так — ты остаешься прежней собой. Все еще любишь гулять в одиночестве в лесу иногда, слушать музыку (взрослую музыку, а не только «леленьки-леленьки» и «как у курочки-пеструшки…»), читать Набокова перед сном, смотреть с мужем фильмы обнявшись. Более того, ты имеешь на это право. Ребенок отнимает много времени и сил, но уж никак не право на свободу и счастье.

«Счастлива мама – счастлив ребенок» — это правда. Но не всегда. Моя подруга была несчастливым ребенком, хотя ее мама оказалась вполне прогрессивной для того времени и довольной жизнью женщиной.

Она родила ее рано, в восемнадцать лет, растила сначала без мужа, с помощью бабушек, теть и нянь. Построила прекрасную карьеру, посещала все самые интересные спектакли и выставки, дважды выходила замуж и переезжала в другую страну. Она навещала ее, привозила красивые заграничные наряды и много говорила о том, что не обязана перекроить всю свою жизнь. Подруга слышала «счастливая мама – счастливый ребенок», когда мама, вкусно пахнущая духами, как волшебница из сказки, навещала ее в бабушкиной и дедушкиной квартире в Чертаново. Она приходила в школу в крутых американских джинсах, всегда грустная, завидовала нам, когда менее крутые мамы встречали нас из школы, и счастливой почему-то не становилась.

Мама не была обязана играть с ней, если ей не нравится, и не играла. Не была обязана отменять поход в кино, и не отменяла. Не была обязана отказаться от выгодного предложения по работе в другой стране, и не отказалась, чтобы быть гармоничной интересной личностью, которой гордится дочь. Чтобы заботиться о ней по-своему — привозить дорогие наряды и игрушки. Брать с собой на море раз в году.

Но моя подруга ходит к психотерапевту и до сих пор не может простить маму за то, что она была счастлива без нее. Потому что никто не может быть счастливым, если счастье самого дорогого человека — это свобода от тебя.

Я тоже была молодой прогрессивной мамой, цитировавшей статьи «материнство — не приговор». Я сосредоточилась на том, чего не обязана делать, пока ребенок ждал меня под дверью туалета. Я не брала ее в кафе на встречу с подругами — неудобно. Я не обязана была тащить автокресло, успокаивать ее, пока мои свободные подруги обсуждают маникюр. Я не обязана была катать резиновый мячик из стороны в сторону часами — мне не нравилось играть, и она катала его одна. Нет, я, конечно, следила, чтобы она не поранила себя и не убилась… Но я не читала ей сказок перед сном, потому что любила Дюма и не обязана была читать что-то еще.

Мне повезло, у меня было много родственников. Они поддерживали и жалели меня. Мы с отцом дочки расстались. Наверное, они ждали, когда придет мое время восстановиться. Время шло, и боль отпускала, я снова становилась уверенной в себе и счастливой.

Счастливой мамой со счастливым, как мне тогда казалось, ребенком. Ребенком, который дежурил под дверью туалета, чтобы провести со мной лишние пять минут. В один из этих дней, когда она бросилась за мной на нетвердых ногах, увидев, как я выхожу из комнаты, но не успела, а потому просто села и разрыдалась на полу, я в ужасе открыла дверь и подняла ее на руки.

Я не спускала ее с рук минимум полгода после этого и сейчас, когда ей почти пять, могу покачать на ручках, хотя мне до сих пор бывает лень и тяжело. Надеюсь, я была не самой ужасной матерью в мире. Но мне кажется, мой ребенок был несчастлив, проводя большую часть дня с бабушкой, одиноко разбирая игрушки в манеже, пока я не торопясь пью кофе, или ожидая меня из кафе со встречи с подругами, куда я вполне могла взять и ее.

У моего ребенка тоже было право на счастье. И она, как могла, его отвоевывала. Кричала, чтобы я укачала ее. Жевала и рвала детские книжки, чтобы я ее заметила. Не давала работать и висела на моей шее, потому что знала, что после работы я «буду иметь право отдохнуть», и меня, вероятно, не удастся потревожить просьбой покатать мяч.

Счастье часто подменяется понятием «удовольствия», многих из которых — простых ежедневных мелочей — приходится лишаться, когда в доме ребенок. Как в анекдоте про «айс-кофе»: Хотите хороший рецепт кофе со льдом? 1. Заведите детей. 2. Налейте кофе.

Сейчас у меня двое детей, и я обожаю гулять одна в тишине. Мне иногда удается, но в основном я собираю с собой не любимый томик стихов и термос с чаем, а лопаты для снега, носовые платки и гору сменной одежды. Они ведь обязательно изваляются в снегу и промокнут!

Я люблю посмотреть фильмы, когда по мне не прыгают два радостных «слоника» — четырехлетний и десятимесячный. Так здорово следить за сюжетом, не защищая свои глаза от выковыривания: «Ваня, покажи, где у мамы глазки!».

Я — это все еще я, и у меня есть право отдохнуть, а у моих детей — быть счастливыми. Мы любим друг друга и поэтому делаем друг для друга вещи, которые ненавидим: я позволяю им будить себя в шесть утра с требованием «покорми», покачай, почитай» (хотя не обязана), а они мне — полежать в тишине. Иногда. Периодически. В основном когда спят сами. Но никто больше не ждет меня под дверью туалета с отчаяньем в глазах — вдруг мама снова не заметит меня и уйдет заниматься важными взрослыми делами. И теперь я счастлива по-настоящему.