Я старею. (Здесь пауза для тех, кто не может слышать эту фразу, не воскликнув в ответ: «Ой, да не выдумывай!», «Да ты еще всем нос утрешь!», «Что ты за глупости говоришь!». Пожалуйста-пожалуйста, вы покричите тут, а я пока пойду себе чаю налью). Я старею, и это неожиданность. Что, уже пора? Почему меня не предупредили? Нет, я знала, конечно, что старение неизбежно, и даже была готова безропотно начать стареть… когда-нибудь, когда мне будет за шестьдесят. Вот это, оказывается, как. Всю жизнь я ушивала себе брюки в талии. А теперь не влезаю ни в одни. Ну ладно, в одни еще влезаю. Но что это, скажите, за деталь нависает сверху над поясом? Я ее не заказывала, не моя она, заберите обратно! Или вот руки. Я даже не подозревала, что руки могут полнеть. Покупала себе китайские вещички, на китаянок сшитые. Где они теперь, китайские вещички? Раздарила невесткам своим. Прошлым летом я случайно, задев кнопку спуска, сфотографировала сгиб своей ноги. Коленка, часть бедра, часть голени. Смеялась, что можно эту фотографию послать в журнал определенного толка — соблазнительный кадр получился. А прошлой осенью я заболела чем-то странным и мои ноги покрылись сплошной крапивницей. Картинный вид был, как в красных штанах, я хвасталась перед детьми. После этой болезни у меня начали лопаться сосудики на ногах, один за другим. Как начали, так и не кончают. Я смотрю на свои побитые молью ноги и в обалдении спрашиваю кого-то: «И что теперь? Больше нельзя ходить с голыми ногами?». Но круче всего с глазами. Морщинки — окей, кто против морщинок. Но потемневшие и опухшие веки в складочку, но вечно красные глаза — что это? За что это? Я совсем не ждала такого! «Ты что, плакала?» — спрашивает муж. «И ответил я с тоской: «Я теперь всегда такой». Не плакала, и не собиралась, и спала даже немало. Я могла бы продолжать долго: про зрение и слух, про зубы и волосы, про память и суставы, и про что только не. Засада в том, что все происходит очень быстро, и невозможно привыкнуть к новой себе. Задним умом вдруг понимаю, что за последние три десятилетия я, оказывается, менялась очень мало. Три года назад выложила фотографию, на которой мне 18 лет, и получила букет комментариев: «Да ты вообще не изменилась!». Очень странно перечитывать это сейчас и смотреть в зеркало. Зеркало… Перед тем, как взглянуть в него, я теперь внутренне собираюсь и говорю себе: «Только не пугаться!». И все равно зависаю, вытаращившись на отражение. Иногда мне хочется злиться и топать ногами: то, что глядит на меня из зеркала, — это не я, кто посмел поменять мне аватарку? Стареть неудобно. Брюки не лезут, пальто не застегивается. Некоторые женщины, прошедшие тем же путем раньше меня, говорят жизнерадостно: «Но это же повод обновить гардероб!». Ужас какой! Таскаться по магазинам, разглядывать некрасивые вещи, расставаться со своей привычной ни в чем не провинившейся одеждой, забивать дом новой… Стареть неловко. Я стала напрягаться перед встречами с людьми, которых давно не видела. Кто-то разглядывает искоса, кто-то отводит глаза, кто-то говорит: «Что-то ты выглядишь усталой». Самую непосредственную реакцию выдала моя соседка по даче, сумасшедшенькая слегка художница. Она уставилась на меня и закричала: «Слууушай! Я привыкла, что ты пацанка-пацанка, а у тебя морщииинки!». И провела пальцем по моим морщинкам. А ее муж, который меня прилично старше и которому я всегда выкала, взглянул на меня коротко и сказал: «Давай уже на ты». Пришел печник, который не видел меня несколько лет. Спросил: «А вы еще не на пенсии?». Вот это вопрос, даже не знаю с чем его сравнить. Невозможно забыть человека, который вам его в первый раз задал. На пенсии! Всего несколько лет назад мои дети с успехом выдавали меня за своего старшего брата! Стареть обидно. Мой друг детства недавно развелся, опять женился и завел детей, наконец-то своих, одного за другим. Теперь он молодой отец, совсем как мой старший сын. Теперь я как будто старше его на поколение. Мужчинам долго, долго еще доступна эта возможность — завести детей и воспитывать их так, как считаешь нужным сейчас. Да и вообще возможность завести семью, начать строить семейный мир заново. Мужчинам доступна, но не женщинам. Жестокое различие. Конечно, стареть — не значит мгновенно стать старым, так же как взрослеть — не значит мгновенно стать взрослым. Я все еще могу танцевать несколько часов, перелезть через высокий забор, быстро решить задачку на сообразительность. Но вершина гиперболы пройдена, вектор сменился от детства к старости. В которой я теперь, неожиданно, вижу гораздо больше общего с детством, чем раньше. Старость стала ближе и понятней, и беспомощность звенит первыми звоночками, когда не можешь вдеть нитку в иголку или разглядеть, как открывается упаковка, и задумываешься по-новому, поднимаясь пешком на пятый этаж. И я перестала запоминать стихи. Это, знаете, гораздо жестче, чем красные глаза. Стареть тяжело. Зеркало не дает отвертеться, делает очевидным, буквально, переход в другой возраст, в другую категорию. А это значит, что прошлую станцию проехали, прошлую главу прочитали. Поезд едет только вперед, и главу для тебя перечитывать не будут, нужно было слушать внимательнее. Прошлые возможности остались позади, ты могла их прожить, у тебя было время, а профукала ты его или не профукала, никого не волнует. Поезд отправляется, помаши этой станции ручкой. Ах, мой милый Августин, все, все прошло. В ленте фейсбука, единственном СМИ, которое я читаю, очень мало текстов для стареющих людей. А те, что есть, удручающи. Автор последнего такого текста, который я прочла, сетовал, что у нас культ молодости и, через запятую, что так мало немолодых женщин позволяют себе мини-юбки и яркую косметику. То есть, совсем как реклама, проталкивал идею «Можно выглядеть молодой в любом возрасте». Скажите, какого… Кхм, начну сначала. Скажите, с какой радости я должна хотеть выглядеть молодой? Я не хочу. Я хочу быть собой, то есть выглядеть на свой возраст. Да, стареть тяжело. Так и взрослеть тяжело. И рождаться. Никто же не говорит младенцу: «Это ничего, что ты родился, сложи ручки и ножки, как в утробе, ори, пока родители не обложат тебя со всех сторон одеялами, и лежи так год за годом». Жизнь движется, за одной станцией идет другая, за молодостью следует зрелость, а с ней — другое поведение, другие социальные роли и… другая одежда. Не мною замечено, что станция «Зрелость» у нас практически невидимая. Сначала мы празднуем бесконечный день сурка на станции «Молодость», а за ним внезапно наступает настоящая такая классическая старость, «Домик в деревне», платочек, передник и шаркающие шаги. Я вижу среди своих плюс-минус сверстников немало тех, кто концентрируется на потерях, для кого седые волосы и бороды, морщинки и лысины — знаки печали, знаки утраченных возможностей, и только. Но знаю, к счастью, и других — мощных. Потому что что такое зрелость, как не воплощенность, спокойная мощь? Когда ты молод, приходится постоянно доказывать, что ты состоятелен, несмотря на молодость. Когда ты молод, тебе тыкают в старшей компании. На тебя по умолчанию смотрят свысока. Иногда это бесит. Когда ты немолод, тебе выкают в младшей компании. (Иногда это бесит не меньше). Тебе по умолчанию выдают кредит уважения и внимания, по умолчанию считают состоятельным. Время, когда начинаешь замечать, что в большой компании все тыкают друг другу, а тебе упорно говорят «вы», что незнакомые люди обращаются к тебе с новой вежливостью, с новой почтительностью даже, — это время печальное и торжественное одновременно. Понятно, почему печальное, а торжественное — потому что люди показывают своим поведением, что они видят твое прожитое. Ты уже много прожил и пережил, оказывается, и твое прожитое стало нажитым, стало опытом, силой, мощью. Как будто ты съел свой пуд соли, отслужил свои двадцать пять лет и теперь свободен. Как будто ты, как герой сказки, износил свои три пары железных башмаков, прошел все испытания и выплыл на чистую воду. И можно ничем не мучиться больше, а просто быть и делать. Александра Кнебейкайзе Источник: Блог автора в фейсбуке