Невроз, паническое расстройство, ВСД с ПА, тревожность — называется по-разному, а суть одна — несмертельная болезнь, когда кажется, что вот-вот перейдешь черту вечности, но не тихо-мирно, а обязательно страшно и в мучениях.

Согласно статистике, «заражаются» этим недугом в основном жители мегаполисов, а вот в маленьких городах и деревнях страдают дистонией гораздо реже. Часто диагноз ВСД (вегетососудистая дистония) ставят подросткам в период пубертата — с возрастом симптомы улетучиваются, но… «иногда они возвращаются», практически как в рассказе-ужастике Стивена Кинга, только вот причины рецидива уже далеко не в изменении уровня гормонов.

Здравствуйте.

Мне 32, и я паникер.

Как-то раз мне, 14-летней, вызвали скорую — дома вдруг стало нехорошо: закружилась голова, потемнело в глазах. Фельдшер посоветовал полежать в детской больнице, «попить таблеток, обследоваться, прокапаться». Заведующая, толком не обследовав меня, но услышав, что давление подскочило до 140, сказала: «Так можно и от инсульта умереть». Кто бы знал, что для меня, впечатлительной девочки, эти слова окажутся такими трагично-важными?

Помню, как в 15 лет ночью не могла уснуть от приступа легкой тахикардии, мама накапала мне корвалола, а я говорила ей, что «сегодня ночью непременно умру».

Пару лет спустя организм перестал бушевать — и приступы ВСД меня почти не беспокоили: ну, иногда бухало сердце, или становилось нехорошо в душном вагоне метро, но я не забивала себе голову и жила относительно спокойно.

Сейчас слышу про себя разное: что я невротик, истеричка, ипохондрик, Мэлман и ходячая медицинская энциклопедия; что мне нужно было поступать в мед. Что я должна, наконец, собраться. Я соглашаюсь, потому что спасение утопающих — дело рук самих утопающих, но только Бог знает, что я переживаю ежедневно на протяжении нескольких месяцев.

Один мой день

Пробуждение, как правило, начинается с легкого чувства тревоги. Мой пульс уже учащен, что доставляет мне некоторые неудобства — от ощущения легкой усталости до слабости, которая не позволяет выйти из дома. В метро мне часто становится плохо. Я слушаю или читаю молитвы, стараюсь глубоко и ровно дышать; иногда выхожу на станциях, когда понимаю, что перед глазами мушки, а сердце выскакивает из груди. Часто звоню маме — это очень успокаивает. Я держу в зажатой ладони лекарство, которое снимает симптомы панической атаки.

Да, кстати, я не завтракаю. При астении и бесконечной физической и моральной вымотанности очень важно питание, но я не могу позволить себе главный прием пищи, потому что как только я поем, мое сердце начинает биться еще чаще. Завтрак я откладываю на более позднее время.

На работе тревога остается со мной, но вокруг есть люди, поэтому мне относительно спокойно, хотя несколько раз на работу мне вызывали скорую. Вечером в метро мне также частенько бывает плохо, с теми же симптомами, что и утром.

Я прихожу домой и жду ночного приступа, который, конечно, приходит — чаще всего непосредственно перед сном или почти сразу после засыпания. Я жутко боюсь умереть. Звучит не очень умно, я понимаю. Я знаю, что я должна делать: успокоиться, попытаться сконцентрироваться на чем-то постороннем (иногда немного помогают какие-то старые добрые советские фильмы), следить за глубиной и ровностью дыхания. Можно выпить таблетки, которые снимут часть симптомов. Если повезет, приступ паники минует минут через сорок и можно будет проспать целых шесть часов!

Очень страшно. Страшно умереть дома (а квартира не убиралась 3 дня), страшно оставлять родителей одних, страшно умереть на работе, на улице, в вестибюле какой-нибудь станции. Страшно болеть гриппом и ротавирусом — мало ли что? Страшно задохнуться от аллергии, хотя я вообще не аллергик, по этой же причине страшно идти и удалять зубы мудрости — а вдруг инфекция и антибиотики?!

Да, про антибиотики — в прошлом году я лежала дома с жутким обострением хронического тонзиллита, температуры нет, а боль адская. Врач выписал мощные таблетки, мне полегчало после первой же, но курс есть курс. Я пила таблетку и шла в храм на пару часов — по-моему разумению, среди людей и в непосредственной близости к Богу безопаснее…

Паникер на людях и с самим собой

Причастие и исповедь для меня — тяжелое испытание. 8-10 часов без спасительных таблеток, исповедь — стресс, даже службу выстоять тяжело, я молчу о том, что сосредоточения на молитве практически нет. И даже после принятия Святых Христовых Таин, когда, казалось бы, самое лучшее — Господь с тобой, ты вдруг чувствуешь безудержную тахикардию — потому что наконец-то после длительного перерыва желудок получил еду — просфору и теплоту, и вегетатика сходит с ума.

Когда я рассказываю о своих страхах или панике, то чаще всего улыбаюсь или смеюсь — и только специалист или очень чуткий человек почувствует здесь неладное и переспросит: почему я смеюсь? Говорят, что смех разрушает страх, и это действительно так: если вовремя рассмешить, то паническая атака, которая собиралась вот-вот обрушиться, — отступит. Но «засмеивание» проблемы — всего лишь защитный механизм. Я думаю, что использую его для того, чтобы умалить серьезность симптомов и немного «унизить» свои проблемы. Идея «у других хуже», «все-таки ничего смертельного» здесь работает, и человек, оказавшийся в плену панического расстройства, очень часто задвигает свое душевное состояние слишком далеко. «Представляешь, мне сегодня было так страшно, как будто за мной гналась стая кабанов», — говорю я, посмеиваясь. А теперь представьте хрупкую девочку в незнакомом лесу, где темно и холодно, наткнувшуюся на стадо злых кабанов? Смешно?

«Все проблемы у тебя в голове. Просто думай о хорошем», — и я послушно начинаю усиленно думать о пляже, цветах, романтике, которых в моей жизни уже года два как нет в силу определенных жизненных обстоятельств, — и весь положительный настрой сходит на нет очень быстро, буквально в течение пяти минут.

Я постепенно меняю свой образ мыслей, но пока это не дало ощутимых результатов: я по-прежнему кажусь себе не очень зрелой, некрасивой, неумной, ничего не добившейся молодой женщиной.

Здоровая я — это хохотун, весельчак, шутница и проказница, а еще — немного тургеневская барышня.

Больная я — женщина-невротик, с плохим настроением и морщинками от постоянного напряжения лица.

Что происходит при приступе?

Неконтролируемый страх подавляет способность мыслить и двигаться. Зачастую мне страшно даже шевелиться. Иногда я слышу: «Жить вообще вредно, можно умереть». Бинго!

Панические атаки врачи у нас записывают как ВСД, ВСД по кардиотипу, ВСД по гипертоническому типу. Страшного, как я понимаю, ничего, но… страшно. ВСДшник со стажем знает, что от этого не умирают. Теоретически. Но почти каждый день я проживаю смерть и понимаю, что перед лицом вечности я пасую. Я — трус.

Если приступ не удается купировать на ранней стадии, то я топаю мерить давление. Давит виски, руки и ноги леденеют, и сознание с мыслями удержать нереально. Я звоню маме — это мой «якорь». Она пережила со мной уже не один десяток атак, и я очень благодарна за то, что она продолжает это делать. Но каждый мой звонок среди ночи — это испуганная мама, и, кажется, я на физическом уровне ощущаю, на сколько я убавляю ей здоровья. Меня упрекает близкий друг: «маму не бережешь». Я снова соглашаюсь. Со стороны, действительно, кажется, что я ее не берегу.

Я испытываю чувство вины перед руководителем — потому что не в состоянии трудиться полноценно, перед друзьями — они вынуждены со мной ночевать, перед родителями — без их поддержки я вообще не знаю, что бы делала, перед коллегами, потому что некоторым довелось увидеть мои истеричные помирания.

Я бесконечно благодарна каждому, кто хоть раз мне как-то помог.

Лучший способ поддержки — быть рядом

Кстати, о помощи. Как можно помочь?

Для каждого конкретного случая рецепт свой. Мне важно, чтобы кто-то был рядом, к сожалению, это не всегда реально.

Для людей, склонных к тревоге и панике, первоочередной задачей является обследование. Идите к хорошему терапевту, ищите хорошего невролога. Вам должны проверить сердце, кровь, эндокринную систему. Отклонения будут, но с большей долей вероятности они не будут критическими. Я бы очень советовала идти на психотерапию — только так можно докопаться до сути причин, вызывающих сбой в работе нервной системы, понять себя и свои страхи, пережить и перебороть их. По моему опыту, психосоматические проявления начинают уходить спустя 5-7 занятий с хорошим — подходящим именно вам! — специалистом. В особо запущенных случаях может потребоваться помощь психиатра — возможно, именно вам нужны антидепрессанты и транквилизаторы. Вы должны научиться жить с ВСД. Необходимо выработать режим, питаться полноценно и дробно, много гулять и пойти в бассейн. Самое главное — не стоит впадать в истерику. Нас таких много.

Лучше всего, если во время приступов рядом с вами будет тот, кто будет держать вас за руку. Тогда приступ паники похож на партнерские роды, а ведь всегда проще делить с кем-то ответственность. Ищите того, кто сам не запаникует, того, кто умеет утешать, споет, расскажет анекдот, отвлечет.

Болеть не стыдно

От многих я слышу: ты не должна говорить о своей проблеме.

То есть иметь невроз — стыдно. Этот тип болезни застигает врасплох, им неприлично болеть, он сродни, простите, гонорее — стыдно, позорно, нехорошо. Но в случае с неврозом моральные качества совсем ни при чем — сильные и успешные люди часто страдают состояниями подобного рода.

Я не скрываю свою болезнь, открыто говорю о переживаниях, если это к месту — и вот, совсем недавно, сказала приятельнице, что собираюсь к психиатру в государственную поликлинику. Услышала в ответ: не ходи, это волчий билет! Во-первых, никакого учета. Это не психиатрия. Во-вторых, — доколе?!

Человеку с ВСД нужна безусловная поддержка и помощь. И тут не нужно стесняться — попросите о помощи! Конечно, есть те, кто пройдет мимо, но есть и те, кто откликнется. Так, однажды, на эскалаторе я сказала девушке, что мне плохо и у меня паническая атака. Она улыбнулась и сказала, что у нее было то же самое, что сердце сейчас успокоится и я не умру. Она сказала: не бойтесь, это обязательно пройдет. И ведь правда прошло.

Мне повезло: у меня потрясающая мама, которая «якорит» меня и старается не поддаваться моей панике. Мне повезло с соседями. Мне повезло с врачами скорой помощи, которые не кричат, не орут, не говорят о напрасно потраченном времени. Недавно у меня была скорая, врач провел со мной около получаса — ждал, когда подействует данное мне успокоительное, и все время говорил, говорил, говорил. Этот замечательный мужчина вселил в меня надежду, сказав, что все, что мне нужно — немного отдыха, работы с психотерапевтом и спорт.

Стоит заручиться поддержкой друзей. Наверняка в окружении есть неравнодушные к вам люди, способные поддержать, составить компанию, принять вас с вашими ночными звонками или готовые ночевать у вас.

Как реагировать, если в ваш близкий страдает паническими атаками?

Что я могу сказать друзьям и близким людям тех, кто страдает ВСД с проявлениями тревожности и паники? Если вы никогда не испытывали иррационального страха, при котором совсем нельзя успокоиться, вы не можете понять, каково это. Но поверьте, что подобные состояния — не истеричность, не притворство. Приступ — как смерть, реальная смерть, уродливая и безобразная. Проявите немного сострадания и мудрости, просто будьте рядом.

Мне хочется, чтобы, читая мой крик души, вы поняли, что ВСД, невроз, паническая атака — то же, что и любая другая болезнь. Мы ведь не виним человека за рак, например, почему же мы крутим у виска, когда паникер в метро бормочет под нос «мне страшно, мне страшно, я сейчас умру»? Такому человеку, поверьте, нужна помощь, его просто надо отвлечь. Кстати, таких, как я, легко отличить в толпе по истеричному замеру пульса и заваливанию в полулежачее положение в условиях острой нехватки мест в транспорте.

Иметь невроз не стыдно. Есть люди со слабым горлом, есть — с больным сердцем, а есть просто нестрессоустойчивые — мы все разные. Это не значит, что кто-то хуже, это значит, что больному нужно найти свой метод лечения. Он существует.

Если вы ВСДшник, помните, что вы — борец. Знайте, что вы — герой. Надо думать о хорошем и настраиваться на борьбу.

Я еще не нашла то, что мне помогает, и знаю, что моя война будет долгой. Мои сражения иногда заканчиваются поражениями в мелких битвах, но я знаю, что должна выздороветь, и я обязательно это сделаю, победа будет за мной. С Богом!

Комментирует Ольга Попова, психолог и врач-психотерапевт с 30-летним стажем, консультант GLE-International:

Панические атаки приходят в жизнь человека не случайно. Они проявляют конфронтацию бытия с небытием. Но не жизни и смерти, так как жизнь и смерть не противостоят друг другу. Смерть принадлежит жизни и естественным образом встроена в нее. Но если человек начинает так сильно бояться смерти, то тогда можно думать о том, что он таким образом проецирует на свою реальную жизнь ничтожность и пустоту, упуская в своей жизни что-то существенное, главное, чему он по-настоящему хочет посвятить свою жизнь.

Панические атаки приходит как подарок, как помощь, как призыв к человеку — обратить особое внимание на то, как он живет, на качество своей жизни, свою исполненность. Они ставят перед человеком сложные и неприятные вопросы: «Не потерял ли я самого себя в своей жизни? Свои идеалы, мечты? Как я ухаживаю и забочусь о них, как их проживаю? Не утратила ли я то, ради чего родилась и живу? Насколько я жива?». Эти вопросы требуют от человека занять персональную позицию по отношению к себе и своим действиям в жизни, стать автором своей судьбы.

Может быть, это парадоксально прозвучит, но для меня панические атаки — это не про болезнь, наоборот, это что-то здоровое в человеке. Это то, что бережет меня, когда я живу не в полную силу, не по-настоящему. Это указатель, что я создаю для себя душевные и духовные дефициты, и тут же просьба — обойтись с этим по-другому.