Некоторое время назад я получила неожиданное предложение – принять участие во встрече выпускников нашей школы. Неожиданное потому, что наш класс не казался мне дружным и, кроме того, в конце девятого класса я вместе с семьей переехала в другой район и перешла в другую школу. Я подсчитала – с момента окончания школы прошло… неужели двадцать пять лет? Трудно поверить – но это так! А февраль – традиционный месяц встреч выпускников.

Я приняла приглашение, но решила постараться не включать никаких ожиданий. Что можно прогнозировать, если большинство этих людей я не видела четверть века? Буду непосредственно реагировать на то, что будет происходить. Пусть все будет как будет, по ходу сориентируюсь – примерно так думала я… Однако любопытство дремало в уголке сознания, время от времени высовывая чуткий нос.

Я даже не могла решить, что надеть. Не хотелось показаться ни фифой, ни серой мышью. Наконец остановилась на несколько рискованном варианте – блестящем платье с широкой и короткой юбкой. Оно без рукавов, но плотное – не замерзну. А что броское – так накину сверху черную кофту, и общая доза нескромности будет как раз на нужном уровне… Распечатала новые колготки – неприятный сюрприз: упаковка повреждена, а внутри – нечто не слишком эластичное и на два размера больше, чем мне надо… Ничего себе! Но время поджимало, и я надела то, что было. Колготки с меня не падали, но дарили ностальгическое чувство, мгновенно воскресившее в памяти далекую юность. Помните советские колготки, которые время от времени надо было поправлять?  Ладно, пусть это будет самой большой неприятностью за вечер – подумала я и отправилась на встречу.

Насколько же необычные ощущения она вызвала! Видишь человека – и узнаешь его почти сразу. К кому-то тут же кидаешься обниматься, с кем-то – осторожничаешь, медлишь: помнит ли? рад ли?.. Иногда неожиданным оказывалось, что человек другого роста, не такой, как ты ожидала. Видимо, после девятого класса мы еще продолжали расти, но все – с разной скоростью. Кроме того, теперь мы можем выбирать каблук любой высоты…

Хорошо, что я сразу же встретила подругу, одну из трех самых близких (две другие не пришли). С ней я почувствовала себя увереннее – тем более, что мы виделись накануне общей встречи и успели пообщаться. Она – Ольга – просто необыкновенная. Я помню, как она появилась у нас в классе – с белой косой до пояса, осиной талией и негромким голосом. В их деревне, находящейся недалеко от города, не было средней школы, и ей с двумя сверстниками пришлось ездить в нашу школу на автобусе.

Наши пацаны были сражены новенькой наповал – но их шансы равнялись нулю: у Ольги уже был жених. Да, в четвертом классе, на полном серьезе. Это был один из мальчиков, ездивших с ней в школу. Никто не посмел оспаривать её выбор. Вообще, везде, где бы Ольга ни появлялась, она сразу же становилась объектом особого интереса: острого, однако по-джентельменски почтительного. И это – несмотря на полное отсутствие с её стороны попыток как-то искусственно обратить на себя внимание!

Она меня поражала. Я не завидовала, нет – даже при том, что ею увлекся объект моей тогдашней безответной любви. Ольга и зависть – это были две вещи несовместные. Я просто заворожено наблюдала это явление. Я-то была совсем другая – крепкая, крупноватая, малообщительная, не пользовавшаяся особой популярностью ни у мальчишек, ни у подруг. К тому же – отличница, что тоже работало «в минус». Для меня это был этап подснежника под снегом – время грёз, книжек и одиночества. Мне теперешней – похудевшей килограммов на десять, уверенной, почти неуязвимой в шуршащей броне конфетного платья – те воспоминания уже ничем не могли повредить. И все же они меня коснулись.

Печаль на моем челе заметил Лёшка – веселый парень, самый рыжий человек на свете. Он позвал меня танцевать. Сейчас, с ним, и дальше, с другими, я была очень впечатлена тем, насколько раскованными стали наши пацаны – а точнее, тем, насколько скованны они были в школе. Мне кажется, советская школьная система мальчишек прессовала сильнее – за врожденную инициативу и самостоятельность.  Интересно, сколько лет потребовалось им на восстановление?

Вечер вела наша одноклассница, которая сейчас занимается этим профессионально. Получалось у неё очень хорошо. С одной стороны, она делала это умело – чувствовался большой опыт работы с людьми, с другой – она была «своей», а не равнодушным наёмником. Уникальное сочетание. Мы им в полной мере насладились.

Где-то в начале вечера она предложила вспомнить тех, кого уже с нами нет. Меня поразило, как их много. И подумалось: я знаю несколько человек, которые отказались приходить на встречу из-за боязни сравнения своих жизненных достижений с чужими, из-за нежелания показаться неудачниками… Но о какой неудаче может идти речь? Ты жив, и это уже огромное счастье!

Напротив меня за столом сидел Пашка, довольно оригинальный парень. Он говорит, что был двоечником – но я такого особо не помню. Зато помню, что общаться с ним мне было легче, чем со многими другими. Поэтому сейчас беседа получилась вполне непринужденной. Пашка пробовал разные виды бизнеса, кое в чем преуспел. Но до сих пор не женат, хотя состоял не в одних долговременных отношениях. Детей нет, но сейчас, по его словам, он всерьез о них задумывается.

Типичный плейбой – было мое впечатление. Почему? Прошу прощения за бабскую мелочность моих наблюдений, но в данном случае она составляет существенную часть метода исследования.

Пашка принес себе бутылку виски и пил исключительно его. Когда кто-то (преимущественно из дам) проявлял интерес, он, конечно, в готовностью угощал обратившегося. Но сам никому не предлагал. Любопытная деталь, не правда ли? С другой стороны, налить вина дамам на своем краю стола он частенько забывал. Зато с интересом и удовольствием вел с ними беседу – временами небезынтересную. А иногда – даже весьма увлекательную.

Не слишком много наблюдений для экстраполяции выводов на всю широкую массу плейбоев – и все же я рискну. Плейбои, в отличие от других мужчин, лишены чувства, что в любой ситуации они являются базисом, отвечают за стабильность и удовлетворительность ситуации для всех присутствующих. Плейбоев сразу видно в походе: когда основная масса мужчин ставит палатки и заготавливает дрова, исследуемая категория занимает дам беседой.

Их отношения с женщинами строятся на равных. Они отдают примерно столько же энергии, сколько получают. Именно поэтому взрослых, развившихся женщин общение с ними не интересует. В норме, если подсчитать «сальдо» перетоков энергии, женщина выступает реципиентом – по той простой причине, что энергия мужчины требуется или потребуется ей для детей. Плейбои, на мой взгляд, интересны женщинам незрелым, еще не разобравшимся, что к чему…

Мои размышления прервала восточная музыка. На площадку для танцев вышла Юлька – мы жили когда-то в одном доме, она и до сих пор там. Юлька привнесла в нашу встречу нечто неожиданное и для многих неприятное. Она вела себя странно: обижалась на вполне рядовые реплики, убегала плакать, порывалась уйти, собирала со стола какие-то корки… «У нее не все дома», – переглядывались мы. А танец её сейчас был таков, что я сразу вспомнила румбу Сарагины из «Восьми с половиной» Феллини. Невостребованная женственность – нелепая, карикатурная – нашла выход и изливалась полноводным потоком. «Запрятанная в подвал, заранее обреченная на полный провал…» Пашка стал снимать её на мобильный телефон.

Мальчишки, поначалу привлеченные экстраординарным зрелищем, один за другим смущенно удалились покурить. Странно, нетипично – в нашей компании курили почти исключительно мужчины. Как в странах третьего мира, честное слово! Однако, как по мне, то лучше так, чем наоборот…

И вдруг из динамиков грянули блатные гитарные аккорды. «Когда зимой холодною в крещенские морозы…» Меня буквально выдуло на танцпол. Я оказалась в его центре, одна.

Эта вещь «Ляписа-Трубецкого» назывется «Это – любовь». Но она не о любви, нет. Она – о мучительной невзаимности, о подрезанных крыльях, о поражении. Она о том, о чем принято молчать. Но Михалок – «гений безответной любви» – разрешает эту ситуацию очень «по-пацански»: доводит её до гротеска, до курьеза, до взрыва, демонстративно выставляя то, что обычно прячут, на всеобщее обозрение. Мне было бы слабо спеть об этом. Зато я могу об этом танцевать!

Эта песня была очень созвучна тому, что я почувствовала, придя сюда. Растревоженные детские комплексы требовали выражения. Я понимала Юльку. Я могу быть нелепа, смешна, отвергнута – но я имею право говорить, в том числе и о своей боли; я имею право звучать! Я танцевала, и последние клочья дерюги той давней, забытой, отчаянной нелюбимости падали с меня, как шкура с царевны-лягушки. Я двигалась легко и свободно, мои туфли давно уже были заброшены в угол, кукольная юбка не стесняла движений – о, мною была бы довольна даже Айседора Дункан!

О, как бы я хотела достигнуть такого блаженного состояния, чтобы любому человеку, каждому встречному-поперечному, оказаться способной крикнуть: «Звучи!» Потому что даже с моей невысокой колокольни видно, насколько каждый из нас незаменим: и те, кто готовил вечер, и те, кто поет, танцует, наливает вино…  Даже без Юльки было бы не то: она – повод проявить чуткость и человечность. И Пашка, гениальный в одних вещах и непроходимо тупой (пока) в других. Никому до него я не рассказывала историю своей первой любви, чувствуя абсолютную неуместность этого, а ему – рассказала, и повесть моя была выслушана с пониманием, так мне необходимым!

И даже те, кто ушел навсегда – все они здесь. Ирка, радость моя, веселая, вечно румяная лошадница – ты помнишь, как мы танцевали танго в школьной раздевалке, во весь голос распевая «Любовь и бедность»? Да, свобода оказалась норовистым конем, и тебя вышибло из седла слишком рано – но жар твоей души вошел тогда в мою кровь! И он греет ее до сих пор…

Две девчонки встали из-за столов и влились в танец. Мы обнялись и медленно-медленно закружились. Звон бокалов прошел по рядам столов и стих. Мы разомкнули руки и услышали аплодисменты.

Все имена изменены.

В тексте использованы кадры из к/ф «Однажды, 20 лет спустя». Производство: Мосфильм, 1980. Режиссер: Юрий Егоров.