Нас было четверо: Наташа, моя кузина Ната, Алена и я. Дружили мы с первого класса и на уроках сидели за соседними партами. Телефоны и адреса друг друга мы знали наизусть, так же, как и даты дней рождения, которые каждый год на протяжении десятилетия отмечали вместе. Моя память до сих пор хранит их. Тогда, в детстве, был очень популярен фильм про мушкетеров с Боярским в главной роли. После его просмотра мы одарили друг друга созвучными именами — Арамис, Атос, Портос и д’Артаньян. Не помню уже, кому какая роль досталась, но при выборе имён мы не оценивали способности каждой из нас к философии, любви или готовности к приключениям, а совсем в другом. Просто хотелось брать пример с этих друзей, готовых всегда прийти друг другу на помощь, что бы ни случилось. Один за всех, и все за одного! Я и моя кузина Ната жили в стандартных панельных пятиэтажках, а Наташа и Алена были практически соседками в частном секторе. Как отличаются друг от друга жители квартир и частных домов! Наташа меня поразила любовью к живой природе. Все окрестные горки (и даже кочки) были названы по имени, она знала, где и когда проклюнутся первые цветы, где находится мышкина норка и на каком дереве есть гнездо с птенцами. Она с таким интересом относилась к своим наблюдениям за природой, что мне, обделенной горожанке, тоже передавался ее азарт. *** Фантазия Наташи не знала границ. Однажды, на летних каникулах, я зашла к подруге в гости поиграть и застала её за организацией оригинальных гонок: к вяло сопротивляющимся улиткам были прикреплены вылепленные из пластилина тележки — Наталья устраивала улиточьи гонки в упряжках. Улитки пытались игнорировать намеченный Наташей маршрут, не хотели соревноваться и сползали с дистанции раньше срока. Наталья не сдавалась, возвращала их на место, а самых строптивых подгоняла палочкой. Что и говорить, я была сражена таким зрелищем наповал. Но больше всего подруга восхищалась лошадьми. Свою любовь к ним она воплощала в рисунке: развевающиеся гривы, летящие над землей копыта, стройные мускулистые фигуры и выразительные лошадиные морды… Этими картинками были изрисованы последние странички тетрадей, листочки в альбомах, салфетки и промокашки… Собирала Наташа также модные по тем временам календарики с изображением лошадей и даже лепила их из пластилина. На какое-то время Наташа занимала все мои мысли: я стала подражать ее походке и склоненной набок голове, ушедшему в себя взгляду, просила маму обрезать мне челку так же, как у Наташи. Мама, правда, не соглашалась. *** Как-то классе в шестом мы сбежали с уроков и всей честной компанией направились в одну из пустующих квартир: родители на работе, можно пользоваться территорией. И тут Наталья нам рассказала «страшную» тайну. Оказывается, цыганка нагадала ей раннюю смерть. Мы вылупили глаза и пытались осознать, как это — умереть; так же не бывает! Жизнь тогда казалась нам если не бесконечной, то очень долгой. Потом этот разговор до поры забылся. *** В четырнадцать лет на нашу компанию напала болезнь под названием «велосипед». Нам всем резко захотелось научиться ездить на велосипеде. Раньше ни руки, ни ноги, ни голова до этой идеи не доходили, а тут вдруг очень понадобилось. Научились. Нашлись более-менее способные к передвижениям неновые велосипеды, и мы стали устраивать поездки за шелковицей, на море и прочие «марш-броски». Улицу по соседству с Наташиным домом заасфальтировали, и мы часто ездили по гладкой дороге наперегонки. Однажды такие гонки закончились плачевно. Мы с Натальей развили максимальную скорость, никто не хотел уступать. И тут, когда она немного вырвалась вперед, ее колесо попало в выбоину в асфальте. Зазор был достаточно глубоким, — как это бывает, канализационный люк рабочие утопили сантиментов на десять ниже уровня дороги. Колесо пошло восьмеркой, Наталья на полной скорости грохнулась лицом об асфальт. Разбита губа, передний зуб качается (он потом так и остался серого цвета), велосипед в лепешку. Тогда Наталья две недели пролежала в больнице с сотрясением мозга. До больницы мы добирались на попутке, велосипеды бросили у обочины. Сейчас думаю и удивляюсь: водитель без вопросов довез двух школьниц до больницы, велосипеды два часа провалялись у обочины, и никто на них не позарился. Эх, детство… Эх, золотое время… *** В пятнадцать лет мои подружки заневестились, а на меня напала другая болезнь — философия. Мысли о том, зачем мы все живем, не давали мне спать ночами. На какое-то время наша компания распалась. Две Наташи с загадочным видом ходили под ручку и шушукались. Алена через какое-то время взялась за учебу, и мы опять стали дружны. Это не значит, что я училась. Нет. На уроках я писала стихи о смысле жизни, а подруга добросовестно конспектировала темы. Вот одно из моих тогдашних школьных творений, написанное как сейчас помню на обороте контрольной по алгебре: Ничто не случайно в мире, И Кто-то правит судьбой. Вот жизнь показалась сирой — Он свет зажжет над тобой. Ты смотришь с опаской на небо, Зовешь ты Кого-то с небес; Хоть знаешь — верить нелепо, И черт в твою душу залез. А Кто-то смотрит печально С высот, забытых давно, Но перед смертью фатальной Нам верить в Него суждено. Свои рифмованные произведения я выносила на суд подруг. Они выслушивали, согласно кивали головами и дружно комментировали мои вирши. *** Как-то в шестнадцать лет по весне мы опять сбежали с уроков, наплели венков из первых полевых цветов и бросили их в море — посмотреть, чей венок первым пристанет к берегу и кто первым из нас по этому раскладу выйдет замуж. Первым пристал венок моей кузины Наты, потом Алены, потом мой. А венок героини рассказа утонул. Тогда мы не обратили на это внимания. И вообще известно, что гадать вредно для здоровья. Только кто ж об этом думает в шестнадцать-то лет? *** После школы моя кузина Ната уехала в Москву. Наташа решила развивать свои способности к рисованию и поступила в художественное училище в небольшой городок под Донецком, Алена и я остались. Летом уехавшие подруги съезжались к родителям, и мы изредка встречались. Московская Наташа училась, работала. Наташа донецкая стала какая-то другая. При встрече с ней складывалось такое ощущение, что она постоянно ищет себе приключений. Просто жить ей казалось скучно. Нужны были новые знакомства, новые люди, новые впечатления. По ее собственным словам, в какой-то момент она поняла, что перестала контролировать свою жизнь и происшествия в ее жизни стали с ней «случаться». Каждая из нас в то время жила своей жизнью, и встречались мы только изредка. *** Однажды через несколько лет после окончания нами школы ко мне на работу пришла взволнованная Алена и сообщила: Наталья разбилась. — Как? — спрашиваю я, еще не веря страшной новости. — Насмерть, — отвечает мне Алена. Мы молчим. Перед нашими глазами пробегает вся жизнь Натальи, и мы думаем о том, что она сама уже была не в силах ее остановить и направить в другое русло. Похороны. Наталья лежит в гробу в платке, потому что части черепа у нее нет. Перед смертью она куда-то ехала в машине на заднем сиденье автомобиля. На полном ходу у автомобиля оторвалась переднее колесо, и неуправляемая машина врезалась в дерево. Шофера от удара выбросило через лобовое стекло, и он пролетел несколько метров, но остался жив, а две девушки на заднем сиденье погибли. — Куда она ехала? Зачем? Может, смерти можно было избежать? На похороны собрался почти весь наш класс. Нам жутко хоронить одноклассницу, мы только недавно закончили школу. Наталья не дожила до своего 22-го дня рождения всего лишь две недели… *** …Наташа в гробу. Мы все просто ошарашены происходящим. Верить в смерть не хочется. Мама Наташи упрекает Бога — зачем Он забрал ее ребенка. Отказывается ее отпевать, отказывается идти в церковь. После похорон она каждый день будет ходить на могилу Наташи, но в храм так и не пойдет, постоянно выставляя Богу свои личные счета. «Хоть бы ребеночка родила и мне оставила. Хоть бы память была», — плакала Наташина мама. Нам нечем ее успокоить. Нам немного неловко перед ней: мы живы, а Наташа —нет. — Знаешь, — говорит мне Алена, — а ведь Наташа несколько раз делала аборты. Один раз у нее даже была двойня. Она сама мне рассказывала… *** Прошло пятнадцать лет. Каждое лето мы встречается с Аленой в родном городке. Рассказываем друг другу о своих детях, о жизни. Просто смотрим друг на друга. Вспоминаем детство. Оно кажется таким далеким и таким близким одновременно. Вспоминаем Наташу. Решаем сходить к ней на кладбище. — Мне так жаль, что за Наташу даже помолиться нельзя в церкви, она же так и умерла некрещеной, — говорю я. — Она крещеная. — отвечает мне Алена, — Мы с ней вдвоем пошли и крестились в нашем храме сразу, как только его открыли. Нам тогда было лет, кажется, по четырнадцать. Звоним местному священнику и обрисовываем ситуацию, просим отслужить молебен по рабе Божией Наталии. Кратко рассказываем про ее жизнь и смерть. — Все сейчас так живут, — тяжело вздыхает священник и зовет нас на службу. Просит захватить горсть земли с Натальиной могилы и после службы с краткой молитвой вернуть ее туда же. *** Едем с Аленой на службу по упокоенной рабе Божией Наталье и вспоминаем наши детские прозвища. — А помнишь, как мы друг друга мушкетерами называли? — спрашивает меня вдруг Алена. — Помню: — отвечаю я ей. — «Один за всех и все за одного». Батюшка служит. Стоять тяжело, молитвы длинные, колени подкашиваются. В какой-то момент мне чудится, что Наташина дрожащая ладошка в моей руке. Она всегда была трусишкой. Господи милосердный, помилуй рабу Твою Наталию! И нас грешных помилуй, Господи! Служба заканчивается. Берем земельку и идем к Наташе на могилку. Прощаемся с ней еще раз. *** Как часто нам кажется, что в нашей жизни достаточно времени, что мы еще успеем все, что задумали. Завтра позвоню, с понедельника возьмусь, ещё успеется, сначала нагуляюсь, а потом… А тот самый смысл жизни, который так занимал меня в подростковом возрасте, оказывается совершенно простым, бытовым и, казалось бы, незначительным. Просто дружить, просто заботиться и видеть великое в малом. Сегодня. Прямо сейчас.