… Кажется, лед тронулся, господа присяжные заседатели. Судя по тому, что пишется и публикуется, — Великий пост у нас постепенно начинает восприниматься не как период всевозможных запретов, а как время своеобразной «учебы». Во всяком случае, вопрос «что мне дает Великий пост?» звучит как будто чаще. А вот чему именно мы учимся в течение этих семи недель… Тут невозможно ответить просто и однозначно. У каждого и задачи, и уроки свои. И моя нынешняя статья — не что иное, как попытка оформить в слова свой собственный опыт и мысли. В надежде на отклик. Урок первый: независимость Хоть и помню я ироничное высказывание отца Дмитрия Смирнова про спасение «от холодца» — начну именно с этого. Точнее с еды как таковой. Не ожидали? Да, как-то странно отправляться на кухню в поисках независимости… Но я сказала именно то, что хотела сказать. Надо только сперва разобраться — от чего мы хотим или не хотим зависеть. Казалось бы, ответ лежит на поверхности: от собственных пищевых пристрастий и «хотелок». Ну что ж — само по себе это неплохо. Только какое отношение оно имеет к моей вере? К моему духовному росту? «Они были трезвенниками, вегетарианцами и атеистами». Клайв Льюис давно уже все сказал. По-моему, тут стоит копнуть чуточку глубже… Великий пост — это повод разорвать «нерушимую» связь между количеством и качеством еды – и твоим настроением. Ту связь, о которой в народе говорят: «Поел — сердцем подобрел». И наоборот: голодный как волк — значит, и злой, как вышеупомянутое животное. Наверное, таких горе-постников и раньше водилось немало. Иначе не содержалось бы в постной Триоди более чем прозрачного намека: мол, злые демоны вообще никогда не едят — и добрыми ангелами от этого не становятся. Так что Великий пост — это задача. Вот возьми и попробуй — добреть сердцем и оставаться в хорошем расположении духа независимо от того, что у тебя в тарелке. Даже если в ней ежедневно, на протяжении почти двух месяцев, лежит нечто простое и умеренное, без кулинарных изысков и особой «смачности»… Думаете, легко? А вы не думайте — вы попытайтесь. Не буду желать особой удачи: аскеза — это не олимпийские соревнования и не конкурс на тему «кто духовно круче». Тут цель не в достижении каких-то сияющих вершин, а просто… в обретении самого себя. И в понимании — кто у меня в доме хозяин. Урок второй: сосредоточенность Сьюзен начала понимать, что спокойные занятия отнюдь не несчастье. Джейн Остин Сперва я хотела обозначить «тему урока» иначе — «тишина», но вскоре поняла, что не в ней одной суть. Тишины в Великий пост вокруг тебя действительно становится больше — но она всего лишь фон, «обеспечение» для чего-то более важного. Впрочем, «больше тишины» вовсе не означает, что дел у тебя становится меньше. (Это весной-то?) Просто прекращается (ну или хотя бы сокращается) то, что протоиерей Александр Шмеман метко назвал «информационной долбежкой». Однако дело даже не в обилии информации, а в ее нулевом, «мусорном» качестве, если можно так выразиться. Это и подобие музыки, доносящееся отовсюду, где есть возможность ее включить, и аудиальная «жвачка» радиостанций, и блуждание по телеканалам и интернет-страницам, перерастающее в бесцельную самоцель… Без этой «подпитки» уже как-то и не работается, и не ездится, и не живется. Вот оно и всплыло — еще один «островок несвободы», еще одна «иголочка», на которой сидишь и не замечаешь. И в этом случае Великий пост становится временем, когда ты учишься не просто «умению наслаждаться тишиной», а сосредоточенности. На том деле, которое тебе предстоит в данную минуту — не теряя времени на «гуляния» по плейлисту в поисках даже не развлечения, а отвлечения. Лично я в последнее время стала замечать, что в Великий пост работаю более споро и оперативно. И даже если это ручной труд, не требующий интеллектуального напряжения (например, вышивание), — как ни странно, на фоне тишины он скучным не становится. (Небольшое исключение я делаю для аудиокниг, но это, на мой взгляд, все-таки немного другое.) Впрочем, задача поста заключается не в увеличении продуктивности труда. Умение чем-то заниматься без аудиовизуальных «отвлекалок» на заднем плане — прямая ступенька к… молитве. Которая может стать невероятно трудным делом, если предварительно не освоено «искусство тишины». Хотя бы относительной. Урок третий: толерантность Живи я в первые века христианства, речь шла бы не о толерантности, а совсем о другом, в каком-то смысле даже противоположном — о солидарности. Ведь изначально сорок дней постились «оглашенные», то есть те, кто готовился на Пасху принять крещение, — ну а «верные» тоже к ним присоединялись, чтобы никому не было обидно. Но это раньше. Сегодня же мы имеем то, что имеем. Живя в большом городе, с наступлением Великого поста вдруг понимаешь, что наступает он отнюдь не для всех. Разве что в крупных магазинах или заведениях быстрого питания можно увидеть вывеску: «Постное меню». Да еще цены на «постные продукты» явно задираются. И все. Так же красуются на улицах рекламные баннеры какого-нибудь мясокомбината, так же студенты торопливо жуют хот-доги и мороженое возле киосков, так же народ спешит в кинотеатр на очередную американскую комедию (а вовсе не в церковь на покаянный канон). Свадебные кортежи появляются по-прежнему, в соседнем ресторанчике кто-то день рожденья «гуляет», студенческие «Вёсны» идут косяком… В общем, все как всегда. Никого не интересует, пост у вас в это время или нет. К счастью, мы не настолько всесильны, чтобы переделать всех и каждого на собственный аршин. Но в наших силах — отправить куда-нибудь на утилизацию «молотов коктейль» из раздражения и неодобрения. Реакция из серии «у, греховодники!» — явный признак того, что процесс пощения зашел куда-то не туда. Я не знаю, стояла ли такая задача перед авторами великопостных богослужений и уставов, — но перед нами она стоит во всей красе. И, пожалуй, будет посложнее, чем предыдущие две: принимая на себя труд поста, — относиться без осуждения к тем, кто живем по другим правилам и не разделяет наших взглядов. А если среди них есть друзья и родные — еще и любить их по-прежнему, не раздувая «трапезных» конфликтов. Да и стоит ли так афишировать свой пост перед окружающими? На мой взгляд, дело это глубоко личное, не для «торжищ и распутий», и повышенная публичность ему только повредит.