Молчи, женщина!

— Мама, я хочу робота! — орал сын на весь супермаркет. Слезы капали на желтую куртку в динозаврах, на покрасневшем лице остался один рот. Мы всего-навсего зашли всем семейством в магазин — купить яблочный сок.

Как назло сразу на входе среди пестрых журналов ушлые мерчендайзеры разложили жуткие китайские игрушки по немыслимым для такой ерунды ценам. Ребенок, унаследовавший от меня шопоголизм, тут же вцепился в адский трансформер и безнадежно его возжелал. Вообще, Германа обычно весьма успешно удается отговорить от покупки ненужной вещи, но на этот раз он был непреклонен. Денег хватало только на сок. Я взяла вопящего человека на руки и направилась с ним к выходу. А супруг взял курс на полки под вывеской «Прохладительные напитки». Обычная ситуация, никакой катастрофы. Я спокойна, я совершенно спокойна.

— Вы же наносите ребенку психологическую травму! — неожиданно заявила кассир, женщина лет шестидесяти с суровым квадратным лицом, когда мы прошествовали мимо.

Боже, как мне хотелось в этот момент ей врезать. Вот прямо подойти, поставив предусмотрительно сына на пол, взять за грудки и залепить своей наманикюренной лапкой в лоб! Проиграв во всех красках эту сцену в голове, я, разумеется, сдержалась.

— Может быть, вы сами купите ему этого робота? — стиснув зубы, поинтересовалась я.

— У меня свои внуки есть, — фыркнула дама и сладко протянула: — Я им все, что они попросят, покупаю. Балую.

На улице произошло совсем уж неожиданное. Мы шли себе к машине, Герушка продолжал плакать. Рядом остановился джип, стекло опустилось, и женщина, сидящая на пассажирском сиденье, окликнула меня и спросила, знаете что?

— Девушка, это ваш ребенок?

Я, конечно, понимаю, что идущая по улице всклокоченная бабенка, которая ведет за руку орущего мальчика, вполне может его украсть. Или быть злобной нянькой, которая регулярно бьет воспитанника и, пока он ковыряется в песке, часами болтает по телефону с сестрой из Чебоксар. Но погодите, мой сын просто устроил скандал в магазине, и я всего лишь веду его по солнечному тротуару (не тащу, не кричу!) мириться с тем, что жизнь не всегда справедливая штука!

Пока я, задыхаясь от бешенства, соображала, что ответить, окно закрылось, джип медленно, шурша шинами, продолжил свой путь. Мне показалась, а, может быть и нет, что женщина снимает меня на телефон… «Ну, вот, появимся сегодня в какой-нибудь мамской группе в фейсбуке…», — грустно подумала я.

Забираясь в детское автокресло, Герман уже забыл про несчастного робота и строил гастрономические планы — ужинать собирались в пиццерии. И если бы не тарелка с пастой и пармезаном, запитая колой, — бодрящий углеводный шок, очень рекомендую, — настроение мое было бы безнадежно испорченным. Хотя, кажется, ну какой пустяк!

По дороге в кафе я вспоминала свою подругу, которая приехала на пару месяцев в Москву из Штатов с годовалой дочкой. После каждой совместной поездки она жаловалась мне в трубку: «Не понимаю, почему люди к нам постоянно пристают? Сегодня София расплакалась в магазине, подошла какая-то бабка и отчитала меня за то, что ребенок сидит в тележке без носков! Скажи мне, ну при чем тут носки?!».

Однозначно, у старшего поколения в нашей стране, мягко говоря, отсутствует уважение к чужой частной жизни и культура доброжелательного общения с матерями. Мать принято шпынять и учить жизни. Чтобы не расслаблялась. Есть, конечно, милые бабушки и тетушки, которые готовы поддержать и улыбнуться, но их меньшинство. Поэтому когда происходит что-то экстраординарное (а порой и ничего не происходит), и я вижу, что ко мне направляется какая-нибудь дама, я жду удара и лихорадочно соображаю, что бы ей такого ответить, чтобы не вышло некрасивого скандала. Первый год жизни моего сына, когда я катала коляску по московскому центру, я настолько устала от того, что туда то и дело заглядывали праздные граждане и давали советы, что у меня выработался рефлекс — бросать страшный взгляд исподлобья на любого, кто оказывается в ареале нашего обитания. А ведь это может быть и вполне адекватный человек с добрыми намерениями.

Однажды в аквапарке рядом со мной оказалась молодая мать, ребенок которой безутешно вопил и лупил ее игрушечной лопатой. На горизонте маячила еще парочка строптивых детей, которые бежали к самой крутой горке, на которой им запрещено было кататься. Мне очень захотелось как-то помочь, я с миролюбивым видом подошла поближе. Мать, бросив на меня взгляд загнанной лани, сжалась в предвкушении нравоучительного хука.

— Давайте я за ним послежу, а вы старших догоните, — предложила я.

Если бы видели, что случилось с этой женщиной! Она ошарашенно пролепетала «спасибо» и, почти танцуя фокстрот, скрылась в ярких загогулинах горок.

Но, как правило, я стараюсь не вмешиваться именно потому, что боюсь необдуманным словом нарушить и без того шаткое ментальное равновесие мамы разбушевавшего младенца. На самом деле, вовремя произнесенная правильная фраза способна существенно снизить накал страстей. Только вот какая она? Что же сказать? «Вы  хорошая мать»? «Все дети плачут — это нормально»? «У вас красивое пальто, где вы его купили»? Вот, правда, что?

Как твердо и в то же время изящно оградить свое личное пространство от советчиков и оголтелых матерей, которые с пеной у рта бросаются корить за прививки, раздельный или совместный сон, роды в клинике, а не в домашней ванной, и выданный ребенку айпад (куда уж без него), считая себя единственно правыми?

Для таких ситуаций у европейцев существует такое понятие как small talk. Лаконичные фразы, которые помогут красиво завершить неприятный разговор.

— Разумеется, для вашей семьи это лучшее решение.

— Я мама этого ребенка, и я знаю лучше.

— Я не готова обсуждать это с вами.

— Ой, смотрите, жаба-почтальон!

И никаких объяснений. Adios!

Забавно, что в наше время женщине не только советуют, но и угрожают. Недавно одна моя, что характерно, бездетная знакомая, с возмущением и чувством превосходства рассказывала мне, как заметила на улице мать, которая шлепнула сына по попе. «Я подошла к ней и прямо сказала: сейчас я вызову ювенальную службу, и вас лишат родительских прав…». На мой взгляд, уж лучше бабуля, которая привычно отчитывает за отсутствие на ребенке шапки-петушка. «Я бы на месте той мамаши тебя бы прибила», — честно ответила я.

— А что же я должна была делать, — удивлялась знакомая. — Потворствовать насилию?

На самом деле, для начала можно ничего не делать и не говорить. А просто улыбнуться. Когда я проносила тогда скандалящего Германа сквозь жернова балующей внуков кассира с квадратным лицом и, сомневаясь в собственной вменяемости, гнала от себя мысли, что незнакомка в джипе снимает меня на камеру (а она, клянусь, снимала!), я встретила на улице девушку. Она посмотрела на нас и понимающе рассмеялась. И мне показалось, что это ангел.