Вчера в культурном центре «Покровские ворота» протоиерей Андрей Лоргус, ректор Института христианской психологии, презентовал свою «Книгу о счастье», которая вышла в издательстве «Никея». На презентации книги о том, что такое счастье, разговаривали ведущий вечера Владимир Лучанинов, главный редактор издательства «Никея»; автор книги о. Андрей Лоргус и главный редактор портала Матроны.РУ, психолог и автор этого репортажа Лидия Сиделёва.

Очередь за счастьем начиналась у самого входа в центр, а желающих приобрести книгу оказалось куда больше, чем имеющихся в продаже экземпляров. Свободных мест в зале тоже не наблюдалось, так что руководитель центра Жан-Франсуа Тири постоянно бегал туда-сюда с табуреточками, что придавало мероприятию своеобразный уют и чувство некоего первохристианского братства. Если кто не знает, Жан-Франсуа — католик, но при этом большинство православных мероприятий проходят в его центре. Мне кажется, у нас с братьями-католиками получается очень важная миссия — оставаться полюсом традиционных ценностей и уравновешивать расстановку сил в мире. И будет всем счастье.

Эта тема беспокоит всех

«Мне хотелось бы несколько слов сказать об истории создания книги, — с этих слов начал презентацию Владимир Лучанинов. — Тема счастья беспокоит нас, сотрудников издательства «Никея», как и всех людей. С одной стороны, мы видим, что эта тема в современном мире приобретает какие-то очень странные, зачастую нездоровые формы. Мы часто видим, как счастье связывается с какими-то внешними материальными признаками. Мы видим рекламу с успешными улыбающимися людьми — и улыбаются они потому, что, предположим, взяли кредит в банке или вдруг открыли для себя какой-либо новый супермаркет.

Но не только внешние признаки счастья интересны современному человеку. Мы знаем, что направление гуманистическое, а чуть позднее позитивная психология в виде такой популяризации, родила множество разных технологий, практик, которые пытаются в человеке развить положительные черты его темперамента, характера, зачастую заставляют забыть о чем-то плохом, о травмах, о комплексах. Но по сути мы знаем, что ничего не уходит, это только складывается на глубины, поэтому такой путь является несколько странным.

С другой стороны, каждый из нас знает, что есть определенные установки, связанные с учением православной церкви, которое любые попытки человека почувствовать себя счастливым относят к несовершенству его духовной жизни. Действительно, святые отцы говорили о страдании как о норме жизни христианина. В этом контексте поиск счастья действительно для многих кажется сомнительным путем для верующего человека. Итак, с этими вопросами в надежде найти ответы мы пришли к отцу Андрею. Для нас стало огромной радостью, что он сразу на них откликнулся».

о. Андрей Лоргус: Моё упование здесь очень простое: мне очень хотелось бы, чтобы мои прихожане, мои друзья, мои знакомые, мои близкие улыбались, были счастливыми.

Однажды — это было, наверное, лет десять назад — один мой друг пришел утром на литургию в Высоко-Петровском монастыре. После литургии, когда мы пили кофе, он сказал: «Ну и православие у вас!» Я говорю: «А что такое?» Он: «Все стоят с мрачными лицами, такое впечатление, что горе у всех. Это вот такая у вас вера?» Прошло десять лет, а я до сих пор помню это, мне это больно. Когда мы начинали эти беседы, то для меня было таким упованием — мне хочется очень, чтобы прихожане наших храмов, верующие и все люди улыбались и были счастливыми. Вот и всё. А что еще добавить?

Я представляю себе, что и жертва Христова, и все наше служение — мы же, священники, молимся, приносим молитву около жертвенника, около престола — зачем это все? А затем, чтобы в конце концов вы были счастливыми, мы были счастливыми. Вот если это будет, значит, мы выпросили желаемое.

Умеем ли мы быть счастливыми?

Лика Сиделёва: Очень часто счастье для нас запретный плод, я бы даже сказала, что мы окружаем себя со всех сторон всем, чем только можно, лишь бы не почувствовать себя несчастными.

Я хотела рассказать такую историю, которая произошла со мной буквально пару дней назад. Моя подруга вышла замуж, она такая довольная, счастливая. Мы с ней встречаемся, она говорит: «Мой муж просто идеальный, я такая счастливая, все так классно!» Я ей говорю: «Я после свадьбы тоже так думала». Она: «Ты что мне хочешь сказать? Ты мне хочешь несчастья пожелать? Это что у нас такое происходит — у нас, у христиан?».

Я вдруг поняла действительно, что я ей хочу сказать — я ей хочу крылья пообломать, или что? На самом деле я хотела ее как-то предостеречь, что мужья не идеальные, они, в общем-то, нормальные, но выходит все так. Иногда действительно человек сталкивается с тем, что он такой веселый и радостный, к чему-то тянется приятному, а ему так руки поотбивали, то — как отец Андрей и писал в книге, — человек этот уже не тянется, он уже стоит по стойке смирно, боится посмотреть куда-то в сторону, потому что там страшно, там плохо, там грех.

Я сама… В церковь меня привели в 90-х годах, я помню, что это было вселенское уныние, честно говоря. Я очень рада, что получила эту книжку, с огромным удовольствием ее прочитала и честно скажу, что я готовлюсь осчастливить к Рождеству многих своих родственников, подарив им по экземпляру этой книги. Действительно, очень важно то, что она написана, во-первых, священником, во-вторых, психологом — в одном лице. Потому что действительно со всех сторон говорят: «Не мечтай, не думай, подумай серьезно», как будто счастье — это что-то из детства, а как только мы вырастаем, мы должны стать такими суровыми, вот это настоящая взрослость. Вот посмотреть вперед и подумать сразу, как все там будет мерзко и плохо, сейчас мы к этому как подготовимся! На самом деле открыться счастью — это достаточно смелый шаг. Я думаю, что мы сегодня как раз об этом и будем разговаривать.

Нам не «шашечки», нам ехать!

Вот, собственно, мне хотелось бы спросить: что такое счастье? — продолжил свои вопросы Владимир Лучанинов. — И еще хочется зачитать замечательное слово, которое написал на книгу отца Андрея журналист Дмитрий Соколов-Митрич, заместитель главного редактора журнала «Русский репортер», он пишет следующее:

«Андрей Лоргус — потомственный священник и практикующий психолог. Именно поэтому в его трудах нет ни религиозного менторства, ни научного словоблудия. Он понимает не только, как устроен человек, но знает ответ на более важный вопрос — кем и для чего он так устроен? Пусть это знание еще тысячу раз назовут не научным. В конце концов, вам “шашечки” или ехать?»

Вот эти самые «шашечки» не интересуют нас, но все-таки хотелось бы понять, что такое счастье, чтобы определить, о чем мы сейчас будем говорить.

о. Андрей Лоргус: Некоторые думают, что для того, чтобы удержать счастье, надо его проанализировать, положить на полочки с запасом в несколько стопочек, и потом, как у Жванецкого, — по 4, по 6, по 8, с запасом. Но с запасом счастья не бывает, потому что оно бывает только здесь и сейчас. Нельзя запастись счастьем, не получится. Поэтому именно анализ счастья не помогает в нем удержаться.

А что же помогает? Я не знаю. Я думаю как психолог, что это и желание, воля, смелость быть счастливым, несмотря на всё, что вокруг может окружать человека. Но вот о чем, мне кажется, мы должны думать, — мы должны думать о будущем. На то, что происходило с нами, с нашим Отечеством за последние 25 лет, на то, что мы называем «после перестройки», мы все-таки все время смотрели — как так получилось, кто виноват? И прочее. А теперь надо подумать — что делать? Мне кажется, будущее наступает. Оно очень на нас основательно наступает, достаточно крупными шагами, и будущее как раз этого и требует, а будущее — это наши дети и внуки. Они точно не захотят разбираться в наших прошлых всяких травмах или ошибках. Они захотят от нас получить какой-то креатив, какое-то движение, какой-то наказ, они захотят от нас получить импульс, энергию, мощь. Что мы им дадим? Наступает время, когда мы после оторопи, которая нас постигла, можем отнестись к своему будущему как-то конструктивно.

Мы можем рассчитывать на будущую счастливую жизнь, причем вне зависимости от того, какова будет социально-политическая, экономическая и историческая ситуация. Мы имеем на это право. У нас есть для этого сейчас — именно сейчас! — необходимый ресурс. Те новые поколения, которые сейчас вступают в жизнь, мне кажется, они-то и будут требовать от нас этот главный продукт будущего.

Лика Сиделёва: Я тоже особо не знаю, что такое счастье. Я могу, может быть, рассказать что-то про себя, когда я чувствую счастье. Это на самом деле большой вопрос. Иногда ко мне приходят люди и говорят: «Вы психолог, вы должны знать, как мне быть счастливой. Вот я, давайте мне четкую инструкцию, я ей буду следовать».

Когда спрашиваешь: «Вы умеете просто быть. Просто… Без календарей, без каких-то таких суровых рамок — умеете так быть?» — «Нет. Как-то, что-то вы глупость говорите. Надо строгий план. Надо… Не знаете, так и говорите, что вы ничего не знаете, что вы глупая». Приходится говорить: «Да, действительно, я глупая, я не знаю, как вам быть счастливым». Проблема психологии в том — я могу помочь человеку понять, что ему мешает увидеть свое счастье. Но у каждого из нас есть потребность в этом счастье, потребность в такой реализации чего-то такого, что в нас Господь заложил, то, что не совсем является нашим. Это тоже огромный подвиг — это рассмотреть.

Я когда-то вычитала такую фразу, что счастье — это не самоцель, это лишь показатель того, что мы движемся в нужном направлении. Счастье не бывает постоянным. Нельзя себя приговорить к нему в режиме 24/7. Счастье — это что-то, что появляется, потом оно исчезает. Вообще, когда человек живой, он испытывает очень много всяких разных эмоций и чувств. С ним происходит очень много событий, и далеко не все они счастливые, надо сказать.

Но это, безусловно, какое-то ресурсное состояние, находясь в котором, я лично могу оглянуться по сторонам, посмотреть, где я нахожусь, что со мной происходит. Говоря о счастье, я подразумеваю что-то такое. Я понимаю, что это достаточно абстрактные слова, потому что у каждого есть какой-то свой опыт. У каждого, когда говоришь слово «счастье», человек, если настроится на себя и если заглянет вглубь себя, он увидит что-то такое, что является для него счастьем. А единого в мире не существует.

Счастье возможно и в страдании

о. Андрей Лоргус: Счастье возможно, я это точно знаю, и тогда, когда человек страдает, и тогда, когда у него есть горе. Это возможно, как бы это парадоксально ни звучало, но это возможно. Я, скорее, о другом бы сказал: несмотря на страдания и горе, человек может быть одновременно счастлив, и может находиться в унынии, и он может быть настроен только на одно горе. Это как вера. Вера в Бога и вера в дьявола. Человеческое сердце может верить, что зло сильнее. Оно тогда попадает в рабство этому злу, оно ему как бы поклоняется. Оно чувствует, что это его начальник, зло — это его начальник, горе — это его начальник, страдания. Значит, надо с ним договариваться, со страданием. Надо ему какие-то жертвы приносить, надо договариваться с ним о времени — пусть будет одна полоса тяжелая, потом будет не очень. Получается поклонение злу, поклонение страданию и горю. Горе и страдание — как ведущее состояние жизни, как двигатель в жизни, это же реально, это как внутреннее состояние человека, это его мироощущение — всё построено на страдании. Мир лежит во зле.

Есть другое, на мой взгляд, собственно, христианское отношение к жизни, которое основано на учении Христа: «Я победил этот мир». То есть Бог победил, победил все несовершенство, всю неправду, все зло победил, хотя эта победа и не уничтожила зло. Эта победа возвела нас, людей, в ранг победителей. Враг был побежден, но он лежит, он тут, он не исчез — зло, страдание, ложь и так далее. Поэтому от нас зависит, что мы будем делать с этим поверженным врагом — будем ему кланяться, или будем жить, несмотря на то, что он еще есть. Пожалуй, всё.

Вопрос из зала: Много десятилетий эпиграфом к нашему существованию была песня из фильма «Собачье сердце»: «Суровые годы уходят борьбы за свободу страны, за ними другие приходят — они будут тоже трудны». И вот в этой атмосфере выросло несколько поколений, настроенных на то, что всё всегда будет трудно и плохо. Эту инерцию надо каким-то образом преодолевать, и не всегда это получается в одиночку. Поэтому, возможно, есть какие-то подсказки, как это делать не только на уровне одного человека, но и вокруг себя хотя бы.

о. Андрей Лоргус: Я не знаю подсказки большей, чем «Христос воскресе!». Ну что же еще Господь должен был сделать? Понимаете, всё сделал. Часто человек говорит: «Почему мне плохо? Почему Господь не позаботился?» Позаботился. Всё сделал. Что еще сделать для человека, чтобы он поверил, чтобы он принял эти дары? Я не знаю. Всё сделал. Всё есть, бери и радуйся. Еще раз — это выбор. Вот как у Козьмы Пруткова: «Хочешь быть счастливым? Будь».

Никто никого не может сделать счастливым

Ведущий: Когда человек живет с верой, именно с такой верой, которая акцентируется не на страданиях, не на негативе, а на восклицании «Христос воскресе!» — она дает возможность преодолеть все; ты понимаешь, что жизнь больше, чем страдания. Возможно ли донести то, о чем вы говорите, до людей, скажем, на языке психологии? Вот это ощущение жизни, которое больше, чем любые страдания, даже больше, чем смерть.

о. Андрей Лоргус: Нет, я думаю, что задача психологии в другом. Все-таки психология — это не религия, чтобы какое-то учение доносить до людей. Задача в том, чтобы вместе с человеком открылась возможность соприкоснуться с тем внутренним даром, который есть душа живая, то есть проникнуть к этому кладезю. А то, что он есть у каждого, об этом, собственно говоря, и есть библейское благовестие о человеке — что у каждого человека живая душа с неисчерпаемыми духовными свойствами и качествами, то есть бессмертная, бесконечный источник. А что дальше человек будет с этим делать, это уже зависит от него, и психология здесь не может помочь. Еще раз: психология не может никого сделать счастливым. Вообще, никто никого счастливым сделать не может. Вот это, пожалуй, психологическая максима. Нельзя другого сделать счастливым. Поэтому, если кто-то кому-то говорит: «Ты у меня будешь счастлива» — не верьте. Или: «Я его осчастливлю» — не верьте. Это совершенно неоправданные обещания. Это невозможно сделать. Человек, если хочет быть счастливым, будет, а если не хочет, то хоть кол на голове теши, ничего не получится.

Можно только, если человек протягивает руку, — подать ему руку. Но если он говорит: «Дай мне руку» — но руку не тянет, что можно сделать? Он стоит над пропастью, вы протягиваете ему руку и говорите: «Ну, берись за мою руку, берись! Я тебе сейчас помогу». А он говорит: «Нет, я боюсь» — и прячет руку за спину. Не видели, как дети прячут руки за спину? Чтобы, не дай Бог, не протянуть. Как вы поможете человеку, если он прячет свою руку? Невозможно. Зато можно быть счастливым рядом с ним. Если захочет, он спросит: «Ты чего улыбаешься?»

А вы ему скажете: «А я счастлив». — «Как?» Вот тогда вы можете чем-то поделиться, рассказать. Или вы можете просто улыбаться, как бы глупо это ни выглядело. Быть может, он тоже захочет быть счастливым, как и вы. Вообще-то говоря, счастье заразительно.

Заслужить себе счастье?

Я думаю, что для человека счастье открывается с какого-то определенного момента, когда он прикасается к чему-то большему, чем он сам, даже если это его жизнь. Жизнь моя, которая больше, чем я. Например, когда мы говорим о бессмертии, мы прикасаемся к чему-то большему, чем жизнь. Поэтому вы вполне можете меня заподозрить в том, что я не ввожу детей в разряд счастливых людей. Поскольку мы все-таки здесь взрослые сидим, то детское счастье — это как детская вера, это не вера, это что-то детское. А мы сейчас говорим о взрослом счастье. Ребёнок не может быть счастлив, потому что он еще не протянул руку, перо Жар-птицы еще не схватил, а все-таки для счастья надо сделать поступок. Это шаг, это выбор.

Вопрос из зала: То есть счастье надо заслужить?

о. Андрей Лоргус: Нет. Надо сделать, шагнуть, надо взять его. Заслужить счастье невозможно. Смотрите, вам дана живая душа. Вы заслужили ее?

— Нет.

— А в ней есть всё. Так возьмите то богатство, которое вам дал Господь, возьмите его.

— То есть кладезь счастья из души?

— Да, из вашей лично. Оно не вне, оно внутри.

Ведущий: Спасибо. (Аплодисменты) Отец Андрей, можно все-таки я тоже вернусь к вопросу о таком состоянии, которое зачастую можно наблюдать в православных храмах, и зачитаю небольшой отрывочек из одной из глав книги. Вы пишете: «То, что произошло с нашим народом в XX веке — это огромная трагедия, результатом которой является духовная катастрофа. Дух людей не умер, но он оказался на грани исчезновения, поэтому приобрел особую форму — форму выживания. Эпиграфом к этой духовной трагедии можно взять слова игумена Никона Воробьева — «Нам осталось только покаяние». Для многих поколений священников и мирян уже в наше время эти слова стали лейтмотивом в жизни и деятельности».  Вы сказали, что время меняется, что, возможно, наши дети и внуки будут членами несколько изменившейся Церкви, такой, как можно увидеть в Грузии, в Европе, в Сербии. Вспоминаем Сербию, сколько там людям пришлось пережить, Грузию, сколько там пришлось пережить — тем не менее в храмах люди радостные. Скорбное выражение на лице разве что в строгих монастырях можно встретить. Опять же эти слова Никона Воробьева и это аскетическое богословие отцов XIX века — все это воспринимается как неотъемлемая часть православной традиции, и все эти разговоры о счастье, об улыбке, о смехе зачастую звучат для некоторых как своеобразная ересь. Не видите ли вы в этом явлении проблему, какой-то ступор, который не позволит наступить тем самым временам в Церкви, о которых вы говорите?

о. Андрей Лоргус: Я думаю, что времена наступают независимо от наших желаний, и что-то меняется, но само осмысление наше, православное, конечно, долго живет, оно живет десятилетиями, закладывается какими-то духовными событиями. То, что вы сейчас процитировали — письма игумена Никона Воробьева, — так же, как и другие книги, которые были популярны в предыдущие десятилетия, действительно оказали влияние и будут еще оказывать влияние на многие поколения русских православных людей. Но есть и другие книги. Прежде всего, я должен сказать, что книги старца Силуана, владыки Антония, Александра Шмемана и других — имели и сейчас имеют влияние. И это влияние иное, я думаю, что оно принципиально иное; хотя здесь тоже есть свои последователи, но здесь другое течение, другое движение. Все это вместе составляет сегодняшний день русского православия. Поэтому, разумеется, мы должны понимать, что происходило в предыдущие десятилетия и что составляет груз нашего наследия, но это объективно, и никуда мы от этого не денемся. Это тоже важное духовное событие, о котором, может быть, в этот вечер неудобно говорить, но вы все время меня к этому как бы подталкиваете.

Одна из этих катастроф — Вторая мировая война, которая в нескольких многочисленных народах оставила чрезвычайные трагедии. Прежде всего это немецкий народ, еврейский народ, русский, польский и другие.

Но проходит время, и уровень этой боли снижается. Время лечит. Не люблю эту поговорку, но в данном случае она подходящая. И вот уровень этой боли становится таким, что можно с человеком заговорить о примирении. Можно. Нет, в нашем пока ещё Отечестве нет, это не про нас. У нас ещё сильна эта боль. А вот где-то это уже возможно.

Так что будущее будет заключаться в примирении. А примирение высвобождает силы. Высвобождает силы для любви, для радости и, наконец, для счастья. Сейчас этих сил не хватает, но они высвобождаются постепенно, по мере того, как в семейно-родовой последовательности поколений снижается этот градус страха, боли, ненависти и так далее. И это происходит. И это объективный процесс, его никто не может ни ускорить, ни замедлить. Это история. История человечества, история человека.

Человек и горе

Вопрос из зала: Что делать, если был счастлив, были дети и внуки, а потом в момент потерял всех?

о. Андрей Лоргус: Вот скажите, когда вы тонете в болоте, вам кого рядом с собой хочется видеть: того, кто рядом тонет, или того, кто стоит на твердой земле и может вам помочь вылезти? Так же и горюющему лучше рядом с собой иметь радостного человека. Потому что если рядом такой же горюющий, кто поможет ему выбраться из этого горевания? Кто вместе с ним будет горевать? Кто сильнее, кто крепче, кто содержательнее?

Но рядом может оказаться человек, который счастлив. Представляете себе вот такое: счастливый, а рядом горюющий. Это не издевательство. Это рационально, да. Но может быть, наличие рядом с трагическим человеком счастливого и будет тем миром, который Господь нам дал.

— А если посмотреть с точки зрения человека, стоящего на краю пропасти? У этих людей обычно абсолютно нет желания протягивать руку. Как им быть в этой ситуации? Есть ли упражнения какие-то, которые позволяют в этот ситуации захотеть эту руку протянуть тем замечательным счастливцам и оптимистам, которые вокруг тебя только и ждут?

— Я думаю, что единственное упражнение здесь — это уважение. Уважение к себе, который «я», который «имею право оставаться в своем незавидном положении». Ну вот сейчас я не хочу, чтобы меня спасали, сейчас я хочу остаться один. Сейчас мне нужно побыть наедине с самим собой. Я имею на это право, и я уважаю это свое право. Вот мне кажется, это упражнение. Потому что упражнение в собственном достоинстве поможет приобрести доверие к другому. А доверие к другому позволит мне в следующий раз протянуть робко свою руку, чтобы меня все-таки кто-то дернул из моего болота.

— Если все потеряно, нет супруга, нет детей, хорошей работы. Человек унывает…

— Замечательное состояние. Замечательное. Если человек потерял все — это означает, что он потерял все свои стереотипы, мечты, розовые очки вместе с ними потерял. И он потерял всякие глупости… ветхого человека потерял. Значит, он к новому уже близок, уже готов. Отличное состояние.

Стерпится и слюбится?

Вопрос из зала: Может быть, чуть-чуть обобщить? Бывает степень ситуации такая, когда развод — это свидетельство того, что брак мертв. Что, видимо, нет возможности его сохранить. И при этом мы знаем, что многие люди, духовники, настаивают во что бы то ни стало его сохранить. Хотя по сути бывает, что люди уже ненавидят друг друга в этом браке. И если хотя бы один человек не испытывает ненависти, он всячески пытается что-то сделать в надежде, что произойдет чудо. Из опыта, по-моему, такие чудеса редко происходят, чаще браки разваливаются. Может быть, вы как психолог, как священник, знаете какой-то положительный пример?

— о. Андрей Лоргус: Я могу сказать только, что Церковь в качестве факта видит то, что если люди живут вместе, значит, что-то их связывает. И это очень важно. В отличие от психологии, Церковь относится прежде всего к волеизъявлению людей как к отправной точке, с которой можно относиться к явлению. То есть: если человек говорит на исповеди или просто личной в беседе, что, мол, мы не любим друг друга, но живем вместе, то для меня как для священника это факт. Они приняли решение продолжать жить в браке.  Или даже, может быть, не обсуждали это, но они продолжают жить. И я не знаю, что дальше. Может быть, они скажут, может быть, нет. Но они продолжают жить в браке, значит, что-то их связывает. И для Церкви это и есть  исходная точка.

А вот если такая пара или кто-то из супругов приходит к психологу, то здесь начинается работа. Она может быть направлена на сохранение брака, она может быть направлена сначала на самопознание супруга, одного из пары, работа с личными проблемами. К чему это приведет — мы тоже не знаем. Но одно могу сказать точно: распад брака — это катастрофа, которую исцелить невозможно. И это навсегда. Поэтому цена решения здесь очень высока и очень велика. И у меня никогда нет никаких готовых решений, как кому поступать… это выбор двоих. Даже Господь не вмешивается в это. Он позволяет двоим принять то решение, которое они вдвоем примут и разделят ответственность. Третьего здесь не может быть.

Вопрос из зала: Спасибо, отец Андрей. Лика, может быть, Вы попробуете ответить: возможно ли счастье на фундаменте отсутствия любви? Может быть, этой любви не было никогда, может быть, люди, прожив много лет, поняли, что её никогда не было, по крайней мере, сейчас её точно нет.

— Лика Сиделева: Здесь опять важен вопрос мотивации: зачем два человека решили быть вместе? Изначально. Скорее всего, на определенном этапе двое людей обнаружат, что каждый из них живет с человеком, которого не очень хорошо знает. Я не могу сказать, хорошо это или плохо. Потому что с этим действительно сталкиваешься, когда уже привык к тому, что «ну куда он от меня денется, уже сто лет вместе, уже все понятно, я уже занимаюсь своими делами, а он — своими». И тут вдруг, внезапно, ты открываешь дверь и видишь человека, которого ты вообще не знаешь; ты не в курсе, чем он живет, что он делает. Здесь, мне кажется, важно периодически устраивать друг для друга такую возможность поговорить, обсудить, куда мы с ним идем. Сверить маршруты. Куда мы двигаемся, зачем, почему мы двигаемся. Но это, опять же, такой вопрос, который двое должны решать вместе, и третий если и возможен, то только когда совсем уже друг друга невозможно слышать. Это духовник, допустим, общий или семейный психолог. Мне кажется, что если двое людей хотят что-то изменить, они могут это сделать. Если один хочет оставаться в тех отношениях, которые есть, а другой не хочет… У меня была такая история, я сама во втором браке сейчас. Первый брак мой закончился не очень хорошо. Я очень сильно переживала, и даже моя подруга ездила к одной известной старице по своим вопросам. И я просила спросить у неё совета, как мне поступить в такой ситуации. И вот подруга почему-то сформулировала вопрос таким способом. Она сказала: у меня есть подруга, с ней муж жить не хочет. А матушка сказала: ну не хочет — кто ж его заставит? И для меня это было действительно открытием, что если второй человек не хочет, кто же его заставит? Поэтому здесь, мне кажется, если одного что-то не устраивает, нужно поговорить. Попытаться понять, что происходит.

Нечто большее

Вопрос из зала: Счастье — в нахождении личного смысла?

о. Андрей Лоргус: Конечно, я думаю, что зрелого взрослого счастья без смысла жизни и не бывает. Но только смысл жизни — это не какая-то такая находка: шел-шел, нашел, и дальше с ним идешь. Он может каждый день быть другим.

Фото: Евгений Глобенко специально для портала Матроны.РУ