Художницу Аню Десницкую мы любим за ее чудесные иллюстрации к детским книжкам. Среди них «Два трамвая» Осипа Мандельштама, сделанные в соавторстве с Александрой Литвиной «Метро на земле и под землей» и вышедшая в 2016 году «История старой квартиры». Последняя была переведена на несколько языков и получила престижную премию «Золотое яблоко» на Международной биеннале иллюстрации в Братиславе, а также номинировалась на премии в Германии и Франции. В этом году Аня попала в список из 76 художников, которые примут участие в выставке иллюстраторов на Болонской книжной ярмарке, главном международном событии в области детской литературы. Всего в конкурсе участвовало почти 3 тысячи человек из 62 стран мира.

Аня, расскажите, пожалуйста, как вы оказались в списке участников Болонской выставки иллюстраторов.

Чтобы попасть на эту выставку, надо послать свои работы. Жюри выбирает около 70 человек, которые потом участвуют в выставке. Один художник из их числа становится победителем и получает довольно большую сумму и контракт на книгу. Не думаю, что стану этим человеком. Но и быть одним из участников — очень почетно и приятно для меня. Это четвертый раз, когда я посылала свои иллюстрации и, честно говоря, не ожидала, что меня выберут.

Работы, которые были отобраны для участия в выставке, — это ваши иллюстрации к книге “Gina from Siberia” («Джина из Сибири»). Расскажите, пожалуйста, о ней. 

Мне написали авторы книжки — американки Джейн Бернштейн и Шарлотт Глинн, мама и дочка. Они увидели мои работы в интернете, на сайте, где художники и иллюстраторы размещают свои портфолио. Их книга была об эмиграции из Советского Союза, и они пригласили меня проиллюстрировать эту историю. Я была очень рада этому, потому что у меня на тот момент не было работы. Закончив книжку «История старой квартиры», я не очень представляла, что мне дальше делать, а тут появился заказ, и я за него взялась.

Эту историю рассказали авторам их друзья, которые в 70-х эмигрировали из Новосибирска в Нью-Йорк вместе со своей собакой. Джейн и Шарлотт написали историю этой собаки-эмигрантки, фокстерьера по имени Джина: ей нравилось жить в Новосибирске, там было много снега, и у нее был друг Гайдар — собака породы хаски. Потом они поехали в Америку, и она была очень не рада, в Нью-Йорке ей все не нравилось. Но в конце концов она нашла себе там друга, ротвейлера Виктора, и увидела, что Нью-Йорк, в общем-то, не так уж плох, там тоже можно жить. Книжка заканчивается словами: «Maybe it wasn’t so bad after all, just different» («В конце концов, может, все было не так уж плохо, просто по-другому»).

Эта история основана на реальных событиях?

Да. Сейчас героиня — уже довольно пожилая дама со взрослыми сыновьями. Они на самом деле эмигрировали в 70-х в Америку вместе с собакой-фокстерьером. В книжке есть эпизод, как их не пускали с собакой в вагон, потому что в Австрии запрещен провоз собак в поезде. Им пришлось запеленать собаку, как младенца, и так проехать.

На своей странице в фейсбуке вы рассказываете забавную историю о том, как американским заказчикам не понравились лыжники на одной из иллюстраций. Что с ними было не так?

Да, почему-то лыжники им не давали покоя. В книге есть картинка, где люди зимним вечером гуляют с собакой, а дети катаются с горки на лыжах. Заказчики написали, что это, конечно, очень красиво, Анна, но давайте мы лыжников уберем. Я сперва не поняла, почему. Стала объяснять, что так все и было в то время, советские дети во дворе катались на лыжах. Сделала им подборку фотографий — вот, смотрите, это правда. А они отвечают: ну да, но тогда выглядит так, будто в Советском Союзе было хорошо жить. Чего же они тогда эмигрировали, если им так весело? До последнего я боялась, что придется лыжников убрать, но все же мне удалось их отстоять.

Еще был эпизод. Мне прислали текст книжки и описание того, что в ней было нарисовано: люди стоят в очереди в магазин, эта очередь очень длинная, и вокруг нее военные с ружьями. Я им говорю, что это семидесятые годы, а не Гражданская война. Договорились, что обойдемся без военных с ружьями.

Сейчас вы работаете над книгой «Транссибирский экспресс», которая должна выйти в этом году в издательстве «Самокат». Расскажите немного об этой книге.

Всегда немного тревожно рассказывать о книжке, которая пока не готова. Это история про Транссиб и города, которые расположены вдоль магистрали. Сначала эта идея меня не очень вдохновила, потому что рисовать снова поезда, железную дорогу было бы скучно, все это уже было в книжке про транспорт. Но потом, думая об этом, я вспомнила ощущения, когда едешь куда-нибудь на поезде, этот уют в купе, какое-нибудь местечко в окошке мелькнуло, маленькое совсем, ты успел заметить только деталь — проезжающего мимо велосипедиста или домик станционный, где кто-то живет, окна горят, и вот он мелькнул и исчез. Я всегда потом думала: кто там живет, как? И вот об этом мне захотелось сделать книжку. Про большие и маленькие города и поселки вдоль железной дороги, про то, как там живут люди, чем они занимаются — в Екатеринбурге, Новосибирске, Омске, в маленьком поселке Залари, в городе Юрга, а Тайшете, в Заозерном.

То есть как будто едешь в поезде и смотришь из окна?

Скорее, как будто ты попадаешь в каждое из этих мест на денек. С самого начала я хотела рисовать не туристические достопримечательности, а места, где течет повседневная жизнь. На некоторые города у нас будет выделен разворот, на другие — только страница. Разворот дает возможность нарисовать длинную панораму улицы. Хотелось показать как можно больше города.

Как у вас получается рисовать места, где вы никогда не были, да еще так достоверно?

Идея в том, что в каждом населенном пункте мы нашли человека или нескольких, которые нам о нем рассказали. Чаще это дети или подростки, которые там живут, но иногда и взрослые люди. Когда мы начали работать над книжкой, я написала пост в фейсбуке о том, что мы ищем людей из городов вдоль Транссибирской магистрали. Приложила список городов. И нам отовсюду написало много людей. К сожалению, с Дальнего Востока писали меньше, чем из других мест, поэтому раздел про него будет самым маленьким.

Эти люди рассказывают о своем городе, о том, чем они занимаются, какие у них развлечения, что они едят, пьют. Меня, например, очень впечатлил папоротник, который едят в Заларях. Это дальневосточный папоротник, не тот, который растет у нас. Молодой папоротник заготавливают в мае, маринуют и потом делают из него салаты.

Мы всех очень просим присылать фотографии. С фотографиями не всегда удачно получается. Например, один из моих героев, мальчик Федя из Владивостока, прислал невероятный снимок из своего окна. Окно выходит на бухту. Удивительно, что люди живут с таким видом из окна. От Феди я получила много-много отличных снимков, по ним мне было очень просто нарисовать панораму Владивостока. А вот, например, в моих любимых Заларях с фотографиями не вышло, хотя в нашем распоряжении был очень хороший рассказ местной девочки о папоротниках, о том, как зимой катаются на собаках, как продают на рынке лесную ягоду. Такие личные истории бесценны. Но фотографий Заларей найти не удавалось, и мне было очень грустно, я очень долго пыталась хоть что-то отыскать. Нашла почти случайно: наткнулась на заметку в местной газете «Сельская новь» о том, что какая-то жительница поселка открыла фотостудию, и там был ее телефон. Я ей отправила смс, в итоге мы связались, и она для меня сделала несколько фотографий, по которым я рисовала Залари. С другими городами проще: если вдруг нет фотографий, часто можно воспользоваться гугл-панорамой. Так я рисовала, например, Читу.

Вам нравится проводить такие исследования? Когда вы иллюстрировали «Историю старой квартиры», тоже пришлось проделать огромную исследовательскую работу?

Да, я люблю, когда надо поискать, придумать. С «Историей старой квартиры» все то же самое. Это место, где ты не был, и тебе надо понять, как оно выглядит. Только в случае с «Транссибирским экспрессом» — это пространство, а в случае с «Историей старой квартиры» — время. Мне нравится воссоздавать атмосферу мест, которые сейчас не увидишь. С «Историей старой квартиры» было сложнее. Потому что хотя и непросто было найти подробности того, как выглядят Залари, но как выглядит комната в 1919 году было отыскать еще сложнее. Но все равно мы справились.

Какой этап работы над книгой самый сложный и какой самый приятный?

Самый сложный — это придумывание в начале, как все будет устроено. Потому что из тысячи вариантов, которые ты можешь сделать, надо выбрать один хороший. И мне это очень трудно дается. Я иногда плачу. Мучаюсь, что ничего не выходит, думаю, что у меня никогда ничего не получится. Этим летом у меня был такой эпизод. Мне помогло то, что я села и с собой все проговорила:

• Это не так.
• А что нам надо?
• Нам надо, чтобы было вот так. Попробуем вот так.

И тогда все, наконец, вышло.

А самый любимый этап — раскрашивание иллюстраций. Этот процесс похож на вышивание, немножко медитативный — обводишь, заливаешь, раскрашиваешь в фотошопе. Я себе в это время включаю какую-нибудь аудиокнигу или подкаст.

Как вам удается с двумя маленькими детьми быть настолько продуктивной?

Сейчас, во-первых, младшая Нина с утра ходит в сад на три часа, а старший Боря учится в школе, так что у меня есть утренние часы. Есть вечера, когда они ложатся спать. Днем иногда немного рисую, пока дети смотрят мультики. «Историю старой квартиры» я начинала, когда Нине было 4 месяца. Наверное, стараешься максимально использовать те часы, которые есть. Помню, что когда я была студенткой и на рисование у меня было, условно говоря, 8 часов, то я использовала их не слишком эффективно: приходишь домой, можешь чаю выпить, в интернете что-то написать, потом, может быть, порисуешь, еще чем-то займешься. В том числе потому, что ты не можешь эффективно работать 8 часов подряд. Я не могу. А когда у меня стало этих часов три, один и еще один, например, то стало получаться продуктивнее работать, не слишком много прокрастинировать. Когда что-то увлекает, легко сесть и три часа этим заниматься. Лично мне сложнее всего, когда начинается какой-то новый этап. Тогда у меня дня два уходит на то, чтобы «попить чаек». А когда процесс уже начат, то мне легче.

Вы занимаетесь рисованием со своими детьми? ‪

Нет, Боре это совсем не интересно, он вообще не рисует. А Нина рисует много, но я пока просто стараюсь покупать побольше альбомов и фломастеров и не портить ей удовольствие.

‪Хочу задать вам вопрос как профессиональному художнику с одной стороны и как маме маленьких детей с другой. Как вы думаете, как и когда лучше учить детей рисовать? Существуют диаметрально противоположные подходы. Чаще всего я вижу, что детей учат рисовать по образцу. Но есть мнение, что детское творчество — это пространство для самовыражения и развития фантазии, и шаблоны и правила тут только вредят и ограничивают. ‪

Я с 4 лет занимаюсь рисованием, и мне очень-очень везло на прекрасных учителей. Но часто вижу уроки рисования, которые убивают в детях все живое. Это те уроки, где все рисуют «под копирку», а учитель точно знает, как надо. Такое обучение никому не полезно, а большинству просто вредно. Хотя, конечно, есть результат, который можно повесить в рамочку. А вот учитель, который деликатно развивает творческое начало, — на вес золота и никогда не испортит художественное видение у ребенка. Я, кстати, убеждена, что лет до 13 учить детей классическому рисунку и живописи нельзя.

Неправильно, когда ребенку дается задание «нарисуй в центре листа оранжевую белку с белым пузиком». Правильным, на мой взгляд, будет, если дети сперва посмотрят фотографии или картины, где изображены лес и белки, или вспомнят, как летом были в лесу и кормили белок, или прочитают рассказ про белку. А потом каждый пусть нарисует свою историю про белку и лес — и у кого-то белка будет большая и с белым пузом, посреди листа, а у кого-то маленькая и серая в углу. Это будет творчество. ‪Конечно, можно научить ребенка пошагово рисовать белку — это не так сложно, и почти любой ребенок этому за пару занятий научится. Но тогда это будет потолок: белка рисуется так-то, учитель мне показал, он точно знает, как рисовать белку, я это освоил, дальнейшие поиски не нужны. Если ребенок сам придумывает, как нарисовать белку, то, конечно, первые сто раз у него выйдет клякса. А потом, может, закорючка с глазами. А потом непонятное пятно, и так далее. Зато он научится анализировать форму и понимать, какими художественными средствами он может выразить то или другое — например, что белка маленькая, или что она пушистая, или что он ее кормил с руки орешками, — и это будут разные белки, которых надо по-разному рисовать.

В детском рисовании гораздо важнее поиск, чем результат. А уж когда ребенок научится творчески мыслить, тогда, конечно, можно его научить основам академического рисунка, которые уже лягут на это творческое мышление, и будут не во вред, а наоборот, полезны. Академический рисунок сам по себе, когда за ним ничего нет, — это пустое, мертвечина. Можно, например, сравнить вступительную работу в МАРХИ, рисунок гипсовой головы, которая мастерски нарисована и очень похожа, и живопись Анри Руссо, который такую голову нарисовать бы не смог. Но рисунок гипсовой головы — это не искусство, а просто упражнение, а живопись Руссо — искусство и продается за миллионы. ‪Научиться такому рисунку можно, и вдохновения не нужно. Нужная вещь для архитектора, например, но совсем не нужная для пятилетки. ‪

Если вы хотите, чтобы ребенок научился чему-то конкретному, то, конечно, можно учить его разным техникам. Например, так делается линогравюра, вот так — монотипия, так можно рисовать пером, а вот как можно использовать штампы, а вот это коллаж, давай попробуем. Но при этом ребенок должен сам выбирать, как именно будет выглядеть то, что он с помощью этих средств изобразит. Я своему сыну объясняла, что то, что они делали в детском саду и школе — это не творчество, а скорее просто упражнение на выполнение инструкции взрослого. ‪

Что бы вы посоветовали почитать родителям о детском творчестве?

Я бы очень рекомендовала книгу Елены Макаровой «В начале было детство». Там как раз про занятия рисованием, развитие творчества и то, почему в детском возрасте не нужно рисовать «под копирку». Это очень приятное и легкое чтение — рассказ о ее художественной студии в Химках в конце 80-х.

Как вы пришли к тому, чтобы стать художником-иллюстратором? У себя в инстаграме вы выкладывали свои детские иллюстрации к любимым книжкам, которые рисовали в возрасте 6-8 лет. Вы уже тогда планировали стать художником? 

Нет, мне просто нравилось рисовать картинки к книжкам. Я как раз не собиралась становиться иллюстратором. Когда я оканчивала школу, то поняла, что хочу связать себя с чем-то художественным и хотела поступать во ВГИК на мультипликацию. Пошла записываться на подготовительные курсы, но к тому моменту давно бросила художественную школу, и у меня были только всякие картиночки из тетрадей, которые рисуешь, если на уроке скучно. Их было много, и они были забавные, но чтобы записаться на эти подготовительные курсы, надо было показать свои работы. И я прихожу с этой стопкой тетрадочек в клеточку, а там ребята приносят такие натюрморты, портреты, гипсовые головы. Ну и мне, конечно, сказали: «Вы знаете, наверное, нет». Я ужасно огорчилась. Тогда мой родственник, художник Борис Диодоров предложил мне поработать на кафедре в «Полиграфе» (Московский государственный университет печати имени Ивана Федорова. — Прим. ред.), приглядеться, может быть, на курсы походить. И вот я год после школы работала на кафедре и ходила на подготовительные курсы, поступила туда и в процессе поняла, что мне все это очень нравится — книжная иллюстрация, искусство книги.

Вам нравилось учиться? Были учителя, которые на вас повлияли?

Моя последняя школа — лицей имени Вернадского. С этой школой мне очень повезло. Это были три года чистого счастья, и именно в этой школе я стала тем, кто я есть. Я встретила там моих друзей.

Когда я поступала в вуз, то знала, что два преподавателя набирают курс. Один замечательный, добрый нежный, а другой строгий, как в армии. И я думала: «Господи, только бы не ко второму». Конечно, я к нему и попала. Это был наш преподаватель рисунка и живописи Анатолий Матвеевич Бугаков. Я просто счастлива, что у него училась. Это было замечательной школой. И то, что было строго, как в армии, оказалось для меня очень ценным.

Потом у меня был мой учитель иллюстрации Борис Аркадьевич Диодоров. Была замечательная история искусств с Маргаритой Николаевной Прокофьевой. И у нас был предмет, который назывался композиция изданий, о том, как устроена книга, журнал и другие печатные издания, как их делать. Предмет вела молодая преподавательница Инна Олеговна Борисова, она дала мне представление о том, как устроена книжка и как вообще взять себя в руки, собраться и сделать ее. У нас была строгая дисциплина. Инна Олеговна приходила и говорила: «Ну и что же вы делали всю неделю? Вы думаете, это красиво?» У нас с подругами эти выражения так и остались как мемы. В общем, у меня было много хороших учителей, мне с ними повезло.

Кто из художников вас вдохновляет?

С детства меня вдохновлял мой учитель и родственник, замечательный иллюстратор Борис Диодоров, про которого я уже говорила. Он был руководителем моего дипломного проекта. Из советских художников очень люблю Владимира Лебедева. Мне очень близок стиль Роберто Инноченти. Уже когда я начала работать над книжкой про старую квартиру, я узнала, что у Инноченти есть книжка с такой же идеей, по-русски она называется «Старый дом». Она совершенно потрясающая. Книга рассказывает о том, что происходит с домом, расположенном в итальянских горах, на протяжении ХХ века. В отличие от «Истории старой квартиры» она практически без текста. Еще я люблю, конечно, Сюзанну Ротраут Бернер. Это моя тема — все маленькое, подробное, прослеживаются истории между героями. Я люблю очень коллажи Сары Фанелли, они очень сложные, я никогда в жизни подобное не сделала бы. Хотела бы, но не могу.

Расскажите, пожалуйста, про ваших «Басманных бабушек». Этой осенью они взорвали интернет. Многие издания выложили бабушек на своих сайтах, в том числе «Матроны».

В начале года я решила, что хочу участвовать в таком инстаграм-марафоне, когда в течение года выкладываешь один набросок в день. Правила такие, что нужно обязательно выложить хотя бы одну картинку в день. Я рисовала наброски, и просто так совпало, что мы много гуляли во дворе в августе, а там на лавочках сидели бабушки. На протяжении этого марафона ты всегда носишь с собой блокнотик и думаешь, что и когда нарисовать, чтобы успеть выложить. Поэтому я часто рисовала на прогулке с детьми — пока дети скачут, у тебя есть время порисовать. Первый набросок я сделала, когда у подъезда собралось много бабушек. Они там сидели и болтали, вся компания, и я это зарисовала в блокнотик. Потом еще пару раз нарисовала. А потом увидела, что это уже складывается в серию и весь август просто рисовала их каждый день по картинке.

Вас ни разу не застукали за подглядыванием и подслушиванием?

Бабушки, мне кажется, нет, потому что они немножко в себе, в своих отношениях. Я периодически рисую людей, они это видят и обычно нормально к этому относятся.

Есть ли какие-то планы на бабушек? Они у вас настолько хороши, что было бы обидно положить их в стол и забыть. 

Я в свой список дел записала: «план, бабушки, подумать».

Беседовала Юлия Коваленко

Фото: Anya Semeniouk