Я аэрофоб со стажем. Точнее, была — до недавнего времени. Я регулярно летала на самолетах, но боялась этого до такой степени, что всякий раз во время взлета белела от страха, вжималась в кресло или в локоть мужа (в зависимости от того, кто или что было рядом) и погружалась в первобытный ужас. На набранной высоте становилось легче, но любое потряхивание во время турбулентности казалось мне началом конца. Ко времени посадки я становилась совсем уж зеленого цвета и мечтала только об одном — чтобы самолет скорее приземлился. Думаю, те, кто тоже боится летать, хорошо меня поймут. Единственное, что хоть немного помогало — нет, не алкоголь — а разговаривать о всякой чепухе с тем, кто рядом (обычно это был кто-то из близких или друзей, с кем мы летели вместе). Так я немного отвлекалась от своих тяжелых чувств.

Все это продолжалось довольно долго, больше десяти лет. До того момента, когда совершенно неожиданно для меня этот мучительный страх полетов прошел. Не скажу, что сейчас его совсем нет, но теперь это скорее легкое волнение, чем парализующий ужас. Перемены меня удивили, и я решила детально проанализировать, что могло им поспособствовать. Своими размышлениями и — попутно — лайфхаками хочу поделиться с вами.

Что происходит с нами, когда мы чувствуем страх? Мы ощущаем, будто у нас в буквальном смысле уходит из-под ног почва и мы падаем в бездну. Другими словами, мы теряем опору — то, что нас держит, помогает быть устойчивыми. В таком случае первое, что можно сделать, — возвращать себе опору.

Что может выступать опорой? Многое. Например, знания.

Есть совершенно ясная и открытая статистика авиакатастроф, и помнить, что трагедии в небе — огромная редкость, — большая опора. Самолеты взлетают буквально каждую минуту, а разбиваются крайне-крайне редко. В качестве лайфхака: в аэропорту можно встать у окна, понаблюдать за взлетом и посадкой многочисленных бортов и подумать про себя: «Смотри, сколько их. И все благополучно долетают». А еще — почитать интервью летчиков, где они объясняют, насколько самолет действительно надежен как вид транспорта, как пилоты готовятся к внештатным ситуациям и регулярно справляются с ними.

Еще одна опора — знание, кому и чему вы можете доверять на основании имеющейся у вас информации. Например, вы больше доверяете определенным авиакомпаниям и считаете конкретные модели самолетов более надежными, чем другие. В одних вам будет более спокойно, в других — более тревожно. Это переживание субъективно — гарантий 100% безопасности нет ни у одной авиакомпании, но все-таки если надежность одной переживается нами как более высокая, почему бы этим не воспользоваться? Поскольку сейчас при покупке билетов можно отыскать информацию о самолете, летающем нужным вам рейсом, то это тот фактор, на который можно влиять.

Опорой выступает и знание о том, как действовать в чрезвычайных ситуациях. Почитайте статьи на эту тему, изучите инструкции в самолете и запомните самое важное, потренируйтесь дома в безопасных условиях (натренированность на разные виды ЧС — это вообще очень полезный опыт, поскольку в стрессе мы действуем автоматически — бегством, борьбой или замиранием, или — как натренировались). Если у вас есть дети, их тоже стоит обучить. Можно проигрывать аварийные ситуации с ребенком, например, на куклах или животных, чтобы он тоже знал эти правила в доступной для себя форме.

Непосредственно во время полета опорами могут выступать:

• Успокоительное (обязательно с назначения врача).

• Алкоголь — с осторожностью: кому-то небольшая доза помогает расслабиться, а кого-то вгоняет в еще большую тревогу.

• Глубокое дыхание (вдох через нос, выдох через рот — так мы дышим более глубоко, и это хорошо помогает в момент приступа страха). Лично для меня это одна из самых главных внешних опор, так же, как и замедление. Страх заставляет нас ускоряться, а сердце бешено стучать, когда мы пробуем замедляться, страх ослабляется, и сердцебиение приходит в норму.

• Объятие (можно прижаться к близкому или обнять себя за плечи самому; если вы стесняетесь и не хотите выглядеть перед окружающими странно, можно слегка похлопать себя по плечам. Главное — это почувствовать свое тело и вернуться в реальность из своего воображения, рисующего страшные картины).

• Представить, что рядом находится тот, с кем вам не страшно, а наоборот — уютно и спокойно (это может быть не только человек, но и, например, домашний питомец).

• Интересная книга или кино (хороший способ переключиться)

• Любой ритуал, который вас (именно вас) успокаивает.

• Молитва. Я молюсь почти детскими словами, что-то вроде: «Господи, у тебя столько этих самолетиков! Не дай ни моему, ни другим упасть, передвинь их своими руками из одного города в другой благополучно — и помоги мне справиться со страхом, ты же видишь, как я сейчас боюсь». Одна моя коллега молится так: «Господи, если я кому-то еще нужна как профессионал, мои знания и опыт могут быть полезны людям, помоги мне долететь до места командировки». Другая коллега, многодетная мама, говорит: «Господи, не допусти трагедии, я так нужна своим детям, без меня они пока не справятся. Я доверяю Тебе во всем, вручаю свою жизнь».

• При необходимости или если наступает паника, можно просить о помощи соседей по креслу (если вы интуитивно чувствуете, что этот человек откликнется на вашу просьбу поговорить или принести воды) или бортпроводников. Вряд ли кто-то вам откажет.

Все вышеперечисленное — в большей степени внешние опоры, помогающие справиться со страхом. Какие опоры мы можем найти внутри себя?

Первое. Страх полетов снижается тогда, когда в другом городе, куда мы едем, нас ожидает нечто ценное и важное, то, что имеет для нас большой смысл. «Я лечу на конгресс по психотерапии, чтобы учиться помогать другим людям справляться с их страданиями». «Я лечу домой, и большая ценность для меня — снова увидеть родных, поцеловать спящего ребенка. Я купила ему игрушку в аэропорту и так хочу увидеть его радостное лицо, когда он утром возьмет ее в руки». Важно, что мы не только думаем об этом, представляем себе это, но и даем волю своим чувствам, отдаемся им. Одних мыслей здесь недостаточно — важны наши чувства, которые возникают, когда мы думаем о чем-то приятном. Доступ к чувствам и прикосновение к своим самым глубинным ценностям ослабляет страх.

Второе и самое сложное — раз за разом набираться мужества, чтобы прикасаться к теме собственной смерти. Зачем? Чтобы мочь жить, и жить полно. Парадоксально, но страх смерти удивительным образом обостряет ценность жизни. Именно в полетах, которых я ужасно боялась, я думала о самых главных вещах, о самых дорогих мне людях, о самых сокровенных (но нередко откладываемых) мечтах, о том, как я хотела бы жить свою жизнь, что в ней по-настоящему прекрасно, а чего не хватает.

Внутренняя открытость по отношению к теме смерти позволяет нам выйти из «первобытного» аффекта и занять по-настоящему человеческую (и человечную) личную позицию. Даже если человек несвободен внешне, у него остается последняя свобода — свобода позиции, то есть то, как он относится к тому, что с ним происходит. Как писал Виктор Франкл:

«Человек не свободен от условий. Но он свободен занять позицию по отношению к ним. Условия не обуславливают его полностью. От него — в пределах его ограничений — зависит, сдастся ли он, уступит ли он условиям. Он может также подняться над ними и таким образом открыться и войти в человеческое измерение».

Как это происходит практически? Я немного дистанцируюсь от ситуации и начинаю с собой внутренний диалог о происходящем. Что происходит? Самолет взлетает. Что я чувствую? Я боюсь, что он упадет. Когда я это представляю, что я чувствую? Бессилие и беспомощность. Представим самое страшное: допустим, самолет действительно упадет. Пока он будет падать, я буду совсем беспомощна, будучи запертой в этом многотонной махине, или я все-таки что-то смогу? Даже в своем бессилии и беспомощности — что я могу? Хотя бы что-то маленькое, крошечное, очень скромное. Я могу молиться. Могу вспоминать лица близких, тепло и любовь, которые были в наших отношениях. Могу обнять ребенка (своего или чужого плачущего малыша), чтобы ему не было так страшно. Таким малышом может быть и мой внутренний ребенок, та маленькая девочка, которая во мне сейчас боится больше всего. Кстати, мой личный опыт говорит о том, что когда я лечу с сыном, мой страх становится меньше: поскольку ребенок маленький, я автоматически становлюсь в позицию взрослого, роль которого — в первую очередь защищать и заботиться, ведь ребенок зависит от меня. Бояться становится «некогда».

Занять персональную позицию особенно сложно, потому что в стрессе у нас работает более древняя лимбическая система, отвечающая за инстинкты выживания, а вот лобная доля, ответственная за сложные процессы размышлений и внутреннего диалога, отключается. Но это все-таки возможно, хотя бы в какой-то степени.

Если не получается практиковать это самостоятельно (повторю, это правда сложно), то можно обратиться к психологу и поработать с ним над темой базового доверия к миру. Доверие миру — это то, что очень часто подорвано у людей с аэрофобией. Сформировавшееся в детстве недоверие помогало нам, когда мы были детьми, выжить и справиться с какой-то трудной для нас ситуацией, несло защитную функцию. Когда мы выросли, необходимость в этом отпала или снизилась, но мы по выученному шаблону продолжаем реагировать чрезмерно. Несколько консультаций с хорошим специалистом могут если не радикально улучшить, то облегчить состояние.

И последнее. Наверное, нереалистично ожидать, что если вы много лет страдали аэрофобией, она может быстро, бесследно и навсегда пройти. Реалистично ожидать, что если мы работаем над ней — как и над любым другим своим страхом, — она уменьшается, становится не такой острой. Мы уже можем с ней справляться. Тревога и страх сопровождают жизнь человека, это экзистенциальные данности. Ничто не гарантировано — на таких условиях мы пришли в этот мир и не можем от этих вводных избавиться. Что мы можем, так это раз за разом набираться мужества, чтобы мочь доверять. Можем в каждой новой ситуации, особенно стрессовой для нас, жить насколько это возможно человечно. А это — то, что делает страх маленьким. Настолько, что мы можем положить его в карман и смело и с доверием идти с ним в жизнь.