Читайте также: Привыкай-привыкай к моим новым привычкам!

Если бытовое привыкание друг к другу прошло у нас всех вполне успешно, то вторая волна адаптации оказалась значительно сложней и продолжительней. При этом, сразу скажу, сильнее всех задела она именно меня, тогда как мои любимые мужчины – и большой, и маленький – пережили её легче и быстрей.

Наша жизнь в самые первые недели пребывания ребенка в семье по темпам напоминала сходящую с гор лавину: времени на раздумья и переживания почти не было, все время приходилось что-то делать, и делать очень быстро! Как говорится, не до жиру, быть бы живу. Но чем в более спокойное – внешне спокойное – течение входила наша жизнь, тем активнее начинали терзать меня различные сомнения.

Главным камнем преткновения для меня стало то, что я при всей своей любви к малышу – любви, появившейся еще заочно, до того как ребенок оказался на законных основаниях у нас в семье – никак не могла почувствовать себя его мамой. Вот именно так: ребенок был мне дорог, важен для меня, любим мной, я чувствовала колоссальную ответственность за его дальнейшую судьбу, жутко переживала за его здоровье, но при этом все время помнила, что я не мама малышу, а он – не мой кровный сын. 

Моя подруга, учившаяся со мной в школе приемных родителей и ставшая приемной мамой всего на несколько месяцев позже меня, отлично описала эту ситуацию в своих собственных взаимоотношениях с приемным сынишкой: «Я чувствую себя кем угодно – нянькой, сиделкой, кормилицей, опекуном Матвейки, но только не его мамой». 

Меня это очень мучило и терзало, я пыталась как-то искусственно «пришпорить» материнский инстинкт, но он не появлялся: та незримая глубокая связь, соединяющая малыша и маму, у меня напрочь отсутствовала. Я никак не чувствовала ребенка, мне были непонятны его эмоции. Если малыш, например, плакал «вне расписания», т.е. его слезы не были связаны с процессом кормления, мокрым памперсом и прочими бытовыми вещами, то я откровенно терялась и начинала паниковать.

При этом у мужа подобная проблема вообще не возникла: он принял сынишку, почувствовал его с самой первой встречи и «просто» стал папой. Для него появление в семье ребенка-сироты из «домика» оказалось равнозначным тому, как если бы малыша привезли из роддома. Никаких сомнений, подобных моим, супруг не испытывал, рефлексируя исключительно на тему «я – плохой отец».

Я же в своих тревогах по поводу отсутствия материнских чувств, дошла до того, что нашла в социальных сетях страницу биологической мамы ребенка и стала постоянным ее посетителем. Зачем? Теперь уже и сама не могу сказать, но в тот период времени мне казалось, что это каким-то образом поможет в решении мучившей меня проблемы. Я внимательно изучала фотографии на странице, читала комментарии друзей и т.п.; в какой-то момент даже хотела написать этой женщине письмо, но, слава Богу, так и не осуществила свой замысел: впоследствии оказалось, что страничка эта была фейковой, ложной – ее создательница не имела никакого отношения к нашему малышу.

Муж как мог успокаивал меня, говоря, что все придет со временем: «Женщина привыкает к своему малышу во время беременности, у тебя же такого времени на психологическую и эмоциональную подготовку не было, поэтому ты почувствуешь и осознаешь себя мамой, но просто несколько позднее». Слава Богу, время подтвердило правоту его слов!

Наверное, самым первым шагом на пути пробуждения материнских чувств явились наши походы в храм. Первое время, примерно два – два с половиной месяца – мы причащали сынишку дважды в неделю: в среду и воскресенье. Сначала ходили все вместе, потом папа вышел на работу, а мне пришлось возить ребенка к причастию уже самой.

Я была удивлена насколько благоговейно вел себя мой малыш в церкви – буквально замирал, внимательно слушая пение хора, а когда из алтаря выходил священнослужитель, то даже боялся вздохнуть или пошевелиться. Сейчас это, к сожалению, отчасти уже ушло – сынишка может и покапризничать, находясь на церковной службе, но вот самые первые месяцы было именно так: наверное, это было своеобразным подарком-утешением от Господа мне, грешной. Такое поведение маленького человечка наполняло сердце радостью, умилением и, каюсь, гордостью: «А мой-то, мой-то – какой молодец!».

Начало осени ознаменовалось для нас с сынишкой затяжной болезнью – мы вместе просидели дома почти три недели: малыш – с сильным насморком и кашлем, которые не могли остановить никакие лекарственные средства; я – с приемом антибиотиков на фоне изнурительного вялотекущего бронхита. Если сначала хуже чувствовал себя сынишка, то потом резко поплохело уже мне. И именно в этот период мы очень сильно сблизились.

Я была до глубины души удивлена и тронута тем, как маленький «несмышленыш» бережно заботился обо мне: проснувшись рано утром, давал возможность мне поспать – не будил, не звал – как делал это обыкновенно, до болезни; прижимался ко мне, гладил своими ручонками, что-то нежно лепетал на своем «птичьем» языке и даже пытался поцеловать в щеку, правда, периодически вместо поцелуя по ошибке кусал меня многочисленными прорезавшимися зубами.

Мы находили все больше удовольствия от общения друг с другом. Теперь, например, вечером перед сном обязательным ритуалом стало кратковременное укачивание малыша на руках, потом следовало укладывание в кроватку и держание за руку некоторое время, затем непременные поцелуи, и только после этого ребенок засыпал. Раньше подобное поведение ребенка казалось вообще невозможным.

К огромной своей радости я наконец-то стала чувствовать своего ребенка: вот сейчас он вредничает, сейчас хочет поиграть, а сейчас ему грустно и нужно его просто обнять и пожалеть. Ситуация «я не слышу тебя, ты не слышишь меня» с Божией помощью осталась в прошлом; та невидимая связь мама – ребенок, об отсутствии которой я столь сильно сокрушалась и тревожилась вначале, крепла с каждым днем.

Вот как описывает это другая приемная мама:

«Я помню, как один из моих детей заболел, а я сдавала на права. Там экзамен длится целый день. Няня по телефону говорила, что все в порядке, все себя хорошо чувствуют, а я чувствовала, что что-то не так. В конце концов я уехала с экзамена и на такси примчалась домой. Оказалось, что прямо вовремя, потому что ребенку было очень плохо, а няня, не зная специфику этих детей, думала, что он просто спит.

Еще помню, как я проснулась оттого, что кто-то зовет меня. Я открыла глаза и увидела, что ребенок с ДЦП оказался под одеялом, и он не может вылезти оттуда. Я откинула одеяло, и он минут пять восстанавливал дыхание.

Но звать меня не мог!».

Хорошо помню день, когда я окончательно и бесповоротно превратилась в маму. Это историческое событие произошло в спортзале, куда мы ходили с сынишкой заниматься в группу детского фитнеса для укрепления слабеньких мышц малыша – сказывался малоподвижный, кроватно-манежный образ жизни ребенка в «домике».

Занимались мы весьма усердно, но все равно на фоне других деток наши успехи выглядели весьма и весьма скромными. Наверное, по этой причине нами и заинтересовалась весьма энергичная мама (если не сказать «мамаша») одной из посещавших эти же занятия девочек.

— А сколько Вашему малышу?
— Полтора года.
— Да Вы что?! И он не ходит сам?
— Нет, пока не ходит.
— Вообще-то уже должен ходить!
— Ну, все дети развиваются по-разному: кто-то раньше, кто-то – позже начинает ходить.
— А вот моя дочка пошла сама уже в девять месяцев, а Ваш ребенок что же?
— Очень хорошо, что так рано пошла – пусть тренируется: подрастет, еще будет за МОИМ СЫНОМ бегать! Вот и все тут.

P.S. Первым самостоятельным и столь долгожданным шагам своего сына я радовалась так, как никогда до этого не радовалась никаким своим удачам и успехам. Но ведь так и должно быть, ведь я же – его МАМА!