С началом каждого большого православного поста мы начинаем в очередной раз обсуждать в интернете его смысл и много говорить о еде. Те, кто принял решение поститься в первый раз, детально уточняют, какие продукты и в какие дни разрешает церковный устав. Опытные постники стремятся дополнить свое аскетическое меню новыми рецептами — быстрее, дешевле, полезнее!

Казалось бы, за века существования традиции церковных постов на эту тему невозможно сказать ничего нового. Все уже сказано древними отцами Церкви и воспроизведено в новых словах и выражениях современными священниками: о воздержании, смирении, очищении сердца, прощении обид, примирении с ближними… И уж тем более ничего нового не скажем мы — участницы клуба домохозяек. Вот и не будем писать ничего нового. Поговорим сегодня о старых, любимых грехах.

Помню такую историю. Было мне лет 25, и я приехала в Троице-Сергиеву лавру в гости к другу, который учился в семинарии. Я ждала его на лавочке на той аллее за Успенским собором, которая в народе называется по одной из версий «аллеей любви», а по другой — «бомж-стрит».

Одета я была, как водится, в джинсовый сарафан по щиколотку, на голове — платок, поэтому одна из местных бабушек-завсегдатаев приняла меня за особу, приехавшую в лавру с намерением найти жениха из будущих священников, и решила прочитать мне мораль.

— Некоторые девушки мечтают выйти замуж за будущего батюшку. Они хотят получить все сразу: чтобы муж и православный, и при деньгах, и все в дом, и деток любил. Ишь, чего девки захотели — чтобы все сразу и хорошо! Такие не спасутся. То ли дело у меня муж — пьяница. Ух, как он меня бил-колотил! И кулаком, и поленом, и с топором за мной бегал. Я в синяках ходила, сколько раз из дома убегала и ночевала на полу в Успенском соборе, потому что он всю ночь буянил. Вот, я-то хлебнула! Вот это — жизнь. А то за батюшку замуж захотели…

К слову, я совсем не хотела замуж «за батюшку». У моего друга-семинариста была совсем другая невеста, с которой он собирался вскоре повенчаться и рукоположиться в дьяконы, а я уже и была не в том возрасте, в котором ищут себе женихов в духовных школах, и приезжала поговорить на наши любимые богословские темы и съесть в столовой сытный семинарский обед. Но мне не хотелось ничего объяснять внезапно вторгнувшейся в мое пространство бабуле, в том числе, доказывать ей, что жизнь матушек — тоже отнюдь не рай на земле. К счастью, друг в черном семинарском кителе скоро появился на проходной и увел меня под неодобрительные взгляды бабушки-страдалицы.

Есть такая очень прочная, очень любимая греховная страсть, глубоко укоренившаяся в сознании нашего народа, — правильный, достойный человек, в особенности правильная, достойная женщина непременно должна страдать, героически преодолевать трудности, сгибаться под тяжестью скорбей, но тащить, тащить свою ношу, свою лямку, не бросать, не сдаваться. Согласно этой жизненной философии, если скорбей в жизни как-то маловато, их обязательно нужно найти — например, выйти замуж за алкоголика-драчуна. Или упорно ходить на тяжелую и низкооплачиваемую работу, полностью игнорируя возможности устроиться в жизни как-то иначе.

Помню, как в 1998 году я приехала на остров Залит к протоиерею Николаю Гурьянову, известному прозорливому старцу. Вместе с группой паломников мы ждали, когда отец Николай выйдет во двор своего дома, благословит нас и ответит на вопросы. Две паломницы вынуждены были отойти, а меня попросили подержать их тяжелые пакеты со всякой всячиной. Я с готовностью навьючила тюки на себя, а тут как раз во двор вышел старец, благословил паломников, а мне сказал: «Ты зачем носишь чужие сумки?» Я растерялась и ничего не ответила — у меня не было ответа на этот вопрос.

Как известно, прозорливые старцы ничего не говорят просто так — в каждом их слове есть дополнительный смысл и назидание. В тот день я вообще не поняла, о чем это было — реплика отца Николая про сумки. Но со временем очередные «чужие сумки» стали в моей жизни открываться: вот эти чужие заботы я охотно взваливаю на себя, и эти, и вон те… А потом упиваюсь чувством собственного величия и значимости: вот, как много дел без меня не делалось бы, как много на мне держится и от меня зависит. Какая я молодец!

Что заставляет женщин становиться созависимыми женами алкоголиков и наркоманов? Продолжать контролировать жизнь взрослых детей, которым уже давно пора бы отделиться? Оставаться «незаменимым сотрудником» на работе, позволяя начальству себя оседлать и ехать, а коллегам — подбрасывать все новые и новые грузики к вашей поклаже? Да все то же — исполненное гордости чувство «как же они без меня?». Восприятие себя мускулистой кариатидой, поддерживающей небесный свод: стоит только мне устать, дать слабину, и небо упадет на землю!

Пост — это время, когда мы отказывается от суеты и излишеств для того, чтобы больше времени посвятить молитве и в тишине начать видеть свои грехи — те, которые умело прятались за многими привычными заботами. И именно в это время приходит тонкое, навязчивое искушение — взять на себя еще больше забот, стать еще более кариатидой в жизни своих родных, близких и коллег, героически тащить их на своем горбу туда, куда они по своей доброй воле, может быть, совсем не хотят попасть. Назвать это любовью, самопожертвованием, желанием блага ближнему и другими красивыми словами.

Очень полезное задание в наступившем Посту — отыскать все «чужие сумки» в своей жизни. Ведь бывает, что мы не только добровольно взваливаем их на свои плечи при согласии владельцев, а иногда насильно отнимаем или потихоньку воруем. Наши близкие и рады были бы сами нести свою ношу и жить своей жизнью, только мы не даем — приходим на помощь и все берем на себя. Пора вернуть сумки их законным хозяевам.

Лично я в этот Пост буду заново учиться есть. Не перехватывать на бегу, не доедать за другими то, что осталось, чтобы оно не пропало, а садиться за стол и есть именно то, что я хочу. Потому что иначе мне грозит загреметь в больницу с камнями в желчном пузыре.

Для кого-то лучшим аскетическим упражнением в Пост стало бы научиться спать — ложиться и вставать вовремя, а не сидеть за компьютером или швейной машинкой до утра. Кому-то — давать себе отдых, просто погулять в парке или посидеть на диване с книгой, а не лететь по делам, теряя тапочки. Кому-то — просить других людей о помощи, честно признаваясь, что тебе сейчас действительно тяжело.

На эти шаги не так-то просто решиться — ведь таким образом ты теряешь место кариатиды в архитектурном ансамбле и нимб святой мученицы над головой. Ты обязательно услышишь от окружающих упреки в свой адрес, что живешь «слишком хорошо», даже в том случае, если у тебя пятеро детей, муж-диабетик на инсулине и большой долг за квартиру. Но, может быть, лучше потерпеть несколько едких реплик в свой адрес, чем продолжать горделиво и самонадеянно надрываться, совершая медленное самоубийство?

Ведь вы, в конце концов, живая женщина, а не кариатида из мрамора.