Когда я спрашиваю студентов о том, что они читали в школе, оказывается, что мало кто из них читал Крапивина. А ведь у меня — студенты-филологи, читающие много и читающие хорошую литературу. Почему же Крапивин оказывается где-то в стороне?

Сегодня Владиславу Петровичу Крапивину исполняется 80 лет. И за эти 80 лет он написал множество книг, столько, что и сам он, как признается в одном из последних интервью, потерял им счет. Кто читал всего Крапивина, иногда говорит: он повторяется. Писатель отвечает: «Про меня регулярно пишут, что я повторяюсь, и это правда. Но некоторые истины не грех повторить». Однако трудно представить большее разнообразие тем, героев и проблем, поднятых одним писателем: за время, прошедшее с момента написания им самых ранних произведений и до последних, произошла и эволюция творчества, и практически революционный переворот в стране, в которой жили герои, — и тем ярче видно, как живо и искренне откликается писатель на все происходящее на родине.

Его герои — мальчишки и девчонки, горячо отстаивающие свои убеждения, и многим взрослым не нравятся эти персонажи — как же так, ведь Крапивин «заряжает» детей спорить с взрослыми. Другие пишут: когда герои Крапивина оказываются без этого «подросткового» адреналина, они ломаются, потому что привыкли жить в постоянной борьбе. А кажется, что и первые, и вторые или недопоняли Крапивина, или в глубине души позавидовали его героям.

Два пацана скорее договорятся, чем два взрослых дядьки, потому что в мозгах не всякие дивиденды и прибыли, а еще кое-что человеческое.

«Прохождение Венеры по диску Солнца»

Замечательные герои ранних и зрелых повестей — «мальчик со шпагой» Сережа Каховский, Кинтель — Данилка Рафалов, «Болтик» Максим Рыбкин и многие другие очень рано понимают, что за правду надо воевать и, к сожалению, со старшими тоже. Конфликт поколений, проблема отцов и детей оказывается значимой, но Крапивин вдруг поворачивает зеркало в противоположную от мальчишек сторону: посмотрите на себя, посмотрите, как вас видят дети и почему они вдруг начинают спорить и кричать, требовать и «хамить».

В книгах Крапивина — все проблемы, которые регулярно обсуждают родители, психологи и педагоги. Можно ли наказывать детей? Регулярно? С холодной головой? Что же, посмотрите: вот повесть «Журавленок и молнии». Один отец наказывает сына регулярно и тот обреченно пьет анальгин, чтобы было не так больно (даже подташнивать начинает от такой мысли!), а в итоге — уходит из семьи (какой закономерный исход!), а второй поднимает руку на сына всего лишь раз — и сын уходит, и когда возвращается, нужно большое потрясение, чтобы разбитые отношения исцелились. Впрочем, чувство юмора не изменяет Крапивину — он иронично описывает неудачный опыт воспитания, когда решение о наказании ребенка потрясает: это до чего же надо было довести отца, чтобы он пошел на такое! Другой ракурс: как мальчик, которого регулярно порет отец, вымещает эту боль, безнадежность и зло на других. Неужели кто-то хочет видеть своего ребенка издевающимся над другими?

Тема эта вспыхивает во многих книгах, и слышно от детского писателя и педагога — нет, нет, и еще раз нет. Так наказывать детей нельзя.

Недаром на вопрос «что в идеале требуется от педагога» Владислав Петрович дает невероятный ответ: сострадание. Другие качества приобретаются. И ведь Крапивин знает, о чем говорит, его опыт работы с детскими коллективами огромный: больше 40 лет руководства парусной флотилией, журналистскими объединениями, работа с детьми, подростками. Постоянно соприкасаясь с детьми, Крапивин видит в них и новое, и неизменное, и ценит это неизменное: стремление к дружбе, веру в справедливость, готовность идти до конца. И любовь к маме.

— Только одному люди не научатся никогда…

— Чему? — огорчился Барашек.

— Сделать так, чтобы, когда человек летает, мама за него не боялась…

«Лоцман»

Мама в мире Крапивина — драгоценность. Автор не скрывает маминых недостатков, но мама — прибежище, мама — утешение, мама — надежный друг и советник. Мамы разные — работающие и домохозяйки, веселые и грустные, замотанные и свободные. Но во всех их образах нельзя не почувствовать трепетное отношение писателя к каждой из них. И тем острее и больнее читаются страницы о тех родителях — отцах или матерях, которые почему-то оставили своих детей. Вот мать слепого мальчика Владика («Та сторона, где ветер») — оставила мужа и сына еще до того, как мальчик ослеп, и не приехала, когда случилось несчастье. И Владик пытается ей написать письмо, а получается всего два предложения: не надо, не приезжай. А с другой стороны Фаддейка («Оранжевый портрет в крапинку») пытается решить вопрос: все же встречаться с отцом или нет? И вопрос этот мучительный, и мучительный как для героя, так и для читателя.

В одном Крапивин убежден беспредельно: казенные учреждения ломают детей — у ребенка должен быть свой угол, и никакой интернат не заменит ребенку родителей. Предельно жестко звучит эта тема, когда мальчик Дима совершает самоубийство и эта страшная тяжесть обрушивается не только на тех, кто его знал, но и на людей, с ним незнакомых («Наследники»). Но в каждой книге Крапивина есть герой, возвращающий веру в лучшее в людях: приходит к постели умирающего мальчика женщина, которую тот принял за свою маму, и ее присутствие спасает его, готовы выступать на стороне учеников учителя и вожатые, защищать своих детей родители.

Женских образов у Крапивина, казалось бы, не так много, но выписаны они с такой любовью и чуткостью, что не остается сомнений: девчоночью, девичью и женскую душу писатель чувствует и понимает. Поэтому знает, в какую трагедию превращается ожидание письма от «хорошего друга», как девочка может порой наговорить глупостей и как девчонки становятся самыми надежными товарищами.

Главное в человеке — характер, а не то, девочка он или мальчик.

«Журавленок и молнии»

Все, что угрожает детям, Крапивин рассматривает на страницах своих книг. Не остается без внимания проблема ювенальной юстиции, вопросы взаимодействия с органами опеки («Тополята») — автор порой густо кладет черную краску, но словно обращается так к читателю: смотрите, сравнивайте, думайте.

Когда читаешь любое интервью с Крапивиным, обращает на себя внимание его безусловная честность. Он не кривит душой, не уходит от неудобных вопросов, не боится признаваться в своих слабостях. Кажется, что именно так и писал он все свои книги: искренне, со страхом за детей, которым так непросто жить и в Советском Союзе, и в Российской Федерации, с огромной надеждой на чудеса, волшебные и неволшебные, которые обязательно случаются во всех его книгах, и с любовью к людям. С тем самым состраданием, которое нужно не только педагогам.

Короткий миг возвращения в детство нужен каждому. Такая вот отчетливая вспышка памяти о том, что было, и о тех, кто был. Без такой памяти трудно быть большим. И каждому настоящему взрослому, по-моему, нужен такой тополь у знакомой пристани, к которому иногда можно привязать свою лодку…

«Тополиная рубашка»

Многая Вам лета, Владислав Петрович!