Плетясь с работы поздним вечером домой, я размышляла над предложением редактора: написать, за что стоит уважать наших мужчин. Право же, задание оказалось не из легких. Я устала, голова болела, ноги отказывались держать бренное тело. А рядом стоял человек мужского пола в трениках, мятой толстовке, капюшон от которой был натянут поверх бейсболки. Дурное «тыц-тыц-тыц» от его наушников пробивало, мне кажется, все московское метро насквозь, а запах от бутылки пива, которую он держал в руке, вызывал во мне нечеловеколюбивое желание взять это пиво и вылить любителю «тыц-тыца» за шиворот. И где тут, скажите на милость, взять доброту? — страдала я, тащась по переходу с кольцевой на радиальную и готовясь писать о том, как никого я не хочу поздравлять с 23 февраля. И мужчин нет. И вообще, даешь феминизм. В натуре. В вагон на своей радиальной линии я входила с уже готовым и продуманным планом разгрома наследников Адама. Плечо болело от тяжести сумки с ноутбуком. На другую сторону перекашивало пакетом с книгами и учебниками. Свободных мест в вагоне, конечно, не было, и хотелось уже сесть на корточки, как делают некоторые представители азиатских республик. И в этот момент сидевший мужчина поднялся, предложил мне занять его место и указал недвусмысленно на сумку: мол, понимаю, что тяжелая. Бессильно рухнув на сиденье, я выдохнула. «Доброта есть!» — посылало мне сигнал мироздание, и продуманная статья начала вдруг стремительно стираться из памяти. Я не сдавалась, я цеплялась за слова, но мир решил, что нечего писать злобные пасквили. Праздник доброты начался. На следующий день, спускаясь в метро, я обратила внимание, как молодой человек тащил коляску с ребенком вверх по ступенькам и весело говорил смущенной молодой маме: «Да вы только ребенка растите, а уж по ступенькам мужикам дайте тяжести таскать». Поднял коляску, улыбнулся, спустился назад в метро и побежал к поезду. В тот же день мне надо было улететь в командировку. Как назло, именно у того пограничника, к которому я стояла в очереди, завис компьютер. Погруженная в свои мысли, я лишь минут через 20 спохватилась, что очередь не двигается. А посадка должна была уже идти полным ходом! Еще через пару минут пограничник вышел из кабинки и сказал, чтобы очередь расходилась по другим окошкам — система висит и не собирается «отвисать». — Блин, а мне что делать? — бросила я в пространство. — Я же на рейс опоздаю! И вдруг с двух сторон мне сказали: «Девушка, давайте, проходите передо мной. Давайте, давайте! Не переживайте, если что, самолет за хвост подержим!». Надо ли говорить о том, что мне не пришлось просить попутчиков помочь закинуть ручную кладь на полку? И уже сидя в самолете, я глубоко задумалась. Не о том, как бы разгромить мужчин, а совсем о другом: кто они такие? Кого я назову мужчинами? Мы привыкли называть их сильным полом, и они в большинстве своем действительно не обделены физической силой. Но только ли в ней дело? Вспомнилось евангельское: «Мы, сильные, должны сносить немощи слабых, а не себе угождать». Сносить немощи, вот оно что! Ведь в той же книге сказано, что женщина — сосуд немощнейший. И если мужчина — настоящий (неважно, верующий или нет), он возьмет на себя ее немощи, сможет справиться с ее слабостями. Попросту подставит плечо, когда надо. Уступит место в метро, даже если сам едет домой после того, как настоялся у операционного стола и думает не о том даже, чтобы сесть — лечь бы вот здесь и сейчас. Уступит просто потому, что он может понести не только свою усталость, но и чужую слабость. Он первый скажет жене, уставшей от недосыпа с маленьким ребенком: давай я к нему ночью встану, сделаю смесь, а ты поспи. Или отпустит ее в выходные посидеть с подругами. Он сможет в ответ на слезы обнять, прижать к себе и сказать: «Я тебя люблю, малыш». Увидев на обочине машину со спущенным колесом и девушку, вытаскивающую из багажника запаску, он задержится на 10 минут и поможет ей. Не потому, что она неумеха и не для того, чтобы показать, какой он молодец. Просто потому что колесо тяжелое, на улице холодно, а помочь — всегда хорошо. Мужчина… он ведь бывает разных возрастов и званий. На святках сковали Подмосковье морозы, а мне надо было ехать в Москву. Чудо — машина заведена, ворота открыты, казалось бы — никаких препятствий. Не тут-то было! Машина ревет, пахнет резиной, и с места «лошадка» трогаться не желает. Толкаем. Обнаруживаем, что в снег вмерзло переднее колесо… Откапываем. А по дороге мимо идет мальчик лет 13, может, 14. Подходит и говорит: «Вам помочь? Подтолкнуть?». И толкает, и машина выезжает, и мальчик скромно отвечает: «Не за что, у меня вон у мамы машина вообще не завелась», и спокойно идет дальше. Сделал доброе дело — и пошел… Мальчик? Мужчина. Аптека, время позднее, почти десять вечера. Работает одна касса, людей немного, но очередь. Мужчина передо мной поворачивается и говорит: проходите, вижу, вы устали совсем. Честно говоря, я чуть не заплакала. И правда устала. Но разве дело в этом? Вот они, на каждом шагу берут на себя ответственность за то, чтобы другому было легче. Сносят немощи. Знакомых и незнакомых. Протягивают руку. Подставляют плечо. Уступают место. Толкают машину. Просто пропускают вперед. Улыбаются и преображаются в этой улыбке. И бегут по своим делам, помочь кому-то еще. Защитить: друга, жену, семью. Из которых, в конечном итоге, и состоит — отечество. С праздником, дорогие наши мужчины! Спасибо вам!