Заседание 124. Время ошибок

Я, наконец, повзрослела, что ли?.. Хотя, скорее всего, это простуда. Совершенно нет желания высказаться. Ни на какую тему. Это не значит, что нет волнующих тем. Просто не хочется, и всё тут. Хочется сидеть в кресле с котами и чашечкой кофе, пялиться на небо — уже совсем весеннее — и не нарушать тишину размышлениями на злобу дня. Хотя злобы в этом дне столько же, сколько и во вчерашнем. В непростое время живём…

С другой стороны, а когда время было простым? Ни одно поколение людей не родилось и не выросло в раю, это мы из курса воскресной школы знаем, те, кто туда ходил. Кто не ходил — сам додумался. Так что сегодня, оно такое же сегодня, как и любое другое сегодня со дня основания человеков. Моё сегодня — это простуда, тишина, синее небо, кофе, махровый халат и мысль, что всё это прекрасно. Прям сама себе завидую. Особенно после ночного чтения френдленты. Ну, температура была, вот и читала, пока лекарство не подействовало. И мне стала сниться война.

Поэтому сейчас я сижу и завидую сама себе.

Кроме насморка, котов, кофе и тишины у меня есть пластилин. И идея. И время на её воплощение. Для кукольников типа меня — без солидного стажа, громкого имени и толпы богатых коллекционеров — сейчас плохое время: в основном людям не до кукол. Поэтому можно расслабиться, официально закрыть приём заказов и делать то, что хочется. Наконец-то.

Вот я и делаю. Как известно, мелкая моторика рук, если это не стучание по компьютерной клавиатуре, стимулирует мыслительную деятельность. Так что, чисто теоретически, сейчас я должна написать нечто очень умное.

Ненавижу умное писать, если честно. Всё-таки насколько сказки лучше статей. В сказке можно высказываться, совершенно не боясь кого-то обидеть. Не скажу, что я панически боюсь этого, когда пишу свои заседания. Если бы я этого боялась, я бы ни слова не написала вообще. За то время, что я имею счастье регулярно с вами встречаться, дорогие сёстры, я поняла, что как я слова ни взвешивай, а всё равно кому-то да срикошетит. А в сказке всё как бы невзаправду, так и не обидно. И не больно.

На самом деле и здесь тоже всё невзаправду. Просто жанр обязывает выглядеть убедительно. Вот за это я его и не люблю.

Выглядеть убедительно для человека младше ста лет это вообще как-то нелепо. Вот сейчас мне… вы знаете, сколько, а только вчера я поняла, что до сих пор люблю поддержать разговор на тему детских травм, полученных по родительскому неразумию.

А у меня ученица одна — ей 26. Для меня она типа дочки. Дитё совсем. Тоже изо всех сил пытается выглядеть взрослой. А скажешь ей доброе слово — и в глазах такое детское счастье. Меня мама родила как раз в 26. Такой же вот растерянный ребёнок. И папа — 30-летний пацан, я таких в додзё «сынками» называю. Сына, говорю, помолчи на мать.

И вот теперь я сквозь утекшую воду времени вижу своих родителей не как всемогущих, но капризных богов. Я вижу их настоящих — двоих детей. Растерянных. Беспомощных. Но изо всех сил старающихся быть взрослыми.

Они в панике смотрят на орущий свёрток, который по-любому старше них, ибо точно знает, чего ему надо. Это потом дети научаются не знать. От взрослых. А пока они знают… Ох.

Я не знаю, зачем так устроено, что совершенному существу положено вскоре потерять своё совершенство. Для него начинается время ошибок. В идеале оно должно привести к новому совершенству. На деле же — не знаю, каков процент успеха у этого сомнительного предприятия.

Время ошибок у человека начинается — по моим, опять же, наблюдениям — лет с девяти. Но традиционно — с семи. Первая исповедь — то есть, первая необходимость в ней, ну, вы знаете. Апогей же приходится как раз на годы, предназначенные для деторождения. Такое впечатление, что всё нарочно подстроено.

Это потом все (не все, конечно, но многие) становятся умными и спокойными, сидят и сожалеют о своей прежней глупости. И зря. Вот теперь я точно знаю: совершенно зря.

Кто не в курсе, я преподаю вокал. Постановку голоса. Точнее — я учу людей вспоминать, как они пели, когда ещё не умели делать что-то неправильно и неестественно. Вот вы, почему не любите нынешнюю оперу? Правильно, потому что там поют страшно. Дети младше воспитанного возраста начинают нервно ржать и передразнивать этих толстых тёть с булькающими в жабрах голосами. Кстати, если певица не булькает, а поёт естественно, даже оперу, дразниться не будут. Будут сидеть и слушать. Проверено на четырёх третьих классах одной общеобразовательной школы на далёкой окраине Москвы.

К чему я это? Да вот как раз к теме ошибок. Знаете, что самое трудное в моей работе? Самое трудное — убедить ученика не бояться ошибаться.

Поскольку ученики у меня все взрослые (ну типа взрослые, старше 20-ти, во всяком случае), это просто какой-то кошмар. Хотя я никого не бью и не кусаю, соседей у меня — так уж вышло — нет, в окнах стеклопакеты. То есть если даже нотка будет некрасивая, я никого не убью, и кроме меня её никто не услышит. Но всё равно. Боятся панически. В самых тяжёлых случаях начинают извиняться за неудачную попытку ещё до её начала.

Бедные мы, бедные. Я и сама такая же была.

А мне всего только и надо, чтобы человек взбодрился, да и гаркнул от всей души, как уж оно получится. Голоса из него тогда вывалится в пять раз больше, чем он мог мечтать, и это будет его собственный голос, уникальный, как отпечатки пальцев.

Что нужно сделать в первую очередь, если хочешь сложить большой паззл? Вытряхнуть из коробки все кусочки. Да, будет гора кусочков, ужасно неопрятная. Но если пытаться сложить, вытаскивая их из коробки по одному, чтобы не намусорить…

Вот и с голосом так же.

Да и не только с ним.

В любом деле верный способ никогда не преуспеть — убедить себя в том, что нужно сделать всё с первой попытки идеально. Иначе расстрел.

Верный способ преуспеть — всеми силами пытаться сделать идеально с первой попытки. И со второй. И с третьей. И так всю жизнь.

С первой попытки идеально не выйдет, и даже хорошо не выйдет, и даже удовлетворительно, скорее всего, не выйдет. Либо не выйдет вовсе, либо выйдет с вердиктом «ну, для первого раза ничего, сойдёт». Эта фраза с успехом заменяет перфекционистам расстрел.

Кстати, все знают, в чём разница между перфекционистом и нормальным человеком? Впрочем, я же только что объяснила. Извините.

А про разницу между учеником и мастером кто-то (не я) гениально сказал: «Мастер отличается от ученика тем, что мастер за свою жизнь сделал больше ошибок, чем ученик — попыток».

А в жизни что же? Жизнь — такое же искусство, как пение. И без ошибок в ней ничему не научишься.

Знаете, была такая певица Мария Биешу. Кажется, эта женщина ещё жива. Но певица давно погибла. Её идеальное пение было даром свыше, но первое же серьёзное потрясение разрушило идеал. Вернуть себе голос она не смогла. Может, с педагогом не повезло. Может, учиться не умела, потому что никогда этому не училась. Хотя вернуть человеку голос — это не волшебство, а технология. А может быть, считала, что в её возрасте и в звании народной артистки возвращаться в ученики неприлично. А что соседки подумают? Девушка из глухого молдавского села не могла не бояться мнения приподъездных бабулек…

Наверное, поэтому большинство великих певцов всё-таки прошли через ад обучения. Ибо как нет ничего естественнее и проще пения, так нет ничего хуже и труднее, чем учиться петь. Зато потом уже никакие жизненные бури не потопят ваш корабль. Хотя, что и говорить, раз за разом, день за днём, год за годом слышать «нет! не то! не так!» — удовольствие ниже среднего. Это мастерам нравится, когда их поправляют и направляют. А ученикам не очень.

В вокале невозможно научиться на чужих ошибках. И таки знаете, шо я вам скажу? В жизни это тоже невозможно. Хотите научиться? Ошибайтесь. Да, это неприятно. Иногда — даже больно. Иногда — даже не только лично вам, но и близким. Родителям. Детям. Но мы либо верим, что Бог управляет этим миром, либо нет. Страх ошибки — вещь двоякая. Хорошо, если он заставляет включать голову. Плохо, если он сковывает. Скованный человек становится вдвойне и втройне неуклюж и, соответственно, совершает гораздо больше промахов.

Все мы в этом мире ученики. Примерно с первого класса школы. Путь ученика — путь ошибки. А стало быть, вперёд. Самое страшное, чем грозит нам время ошибок — это от страха, от огорчения начать игнорировать свои промахи и убеждать себя, что мы всегда правы, а ошибка — это вообще не про нас. Или наоборот: что мы виноваты во всех несчастьях мира, и нам нет спасения. И то, и другое — просто орёл и решка на одной и той же монетке.

А нам нужно, чтобы она встала на ребро. Трудно, да. А никто и не говорил, что будет легко. Вот мне тоже сейчас нелегко. Хотя и кофе, и солнце, и коты. А потому что я всё ещё не великая певица, а колонку писать надо.

Что я и сделала.

С чем всех и поздравляю.

И, кстати, предупреждаю: мнение, изложенное в данной статье, необязательно совпадает не только с мнением редакции, но и с моим собственным мнением через пару лет или уже послезавтра.