В статье использованы бессмертные перлы авторов, пишущих по фандому «Гарри Поттер».

При слове «фанфикшен» в приличном обществе принято презрительно усмехаться и всячески демонстрировать своё интеллектуальное превосходство над теми убогими, морально незрелыми личностями, которые никак не могут смириться с трагической смертью Колобка, разбитым золотым яичком или… или… ну, ещё каким-нибудь ужасным концом.

Вследствие чего эти незрелые личности, пролив предварительно потоки слёз, берут в руки сначала самих себя а потом что-нибудь пишущее и излагают свой собственный взгляд на то, каким должен быть финал бессмертной саги. Например: мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало… оно падало и падало, так долго и томительно, и все вокруг замерли в тягостном оцепенении, наблюдая этот нелепый, но завораживающий полёт… никто не мог пошевелиться… не мог даже вздохнуть, и мучительное «как же так?!» повисло в сгустившемся от ужаса воздухе. Ещё миг, и совершенство распадётся на мелкие осколки, ещё миг… и… о, нет… о, да! Невероятно! Оно упало  и не разбилось, потому что находчивый автор фанфика успел подстелить соломки.

Бабка, всхлипывая от счастья, бросается в объятья Деда, как в далёкой юности, Курочка Ряба на радостях кукарекает петухом. Фанфик под названием «Неожиданное избавление» торжественно выкладывается на форуме поклонников сказки «Курочка Ряба». Следующую неделю фандом (сообщество фанатов данного произведения) кипит, обсуждая достоинства и недостатки нового фанфика, а также его автора и друг друга с переходом на личности. В результате дискуссий несколько самых активных пользователей получают бан пожизненно, но никого это не смущает.

Многие из них неоднократно отдавали жизнь за справедливость.

А представители приличного общества, как уже говорилось выше, презрительно усмехаются и с чувством собственного достоинства пожимают плечами:

— Я не понимаю, как можно в таком возрасте заниматься такой ерундой!

Гарри постоял немного и пораскидал мозгами.

Вообще фраза «я не понимаю, как можно в таком возрасте…» в нашем обществе считается вершиной социальной зрелости. Как можно в её возрасте всё ещё играть в куклы? Как можно в его возрасте гонять с мальчишками в футбол? Как можно в её/его семейном положении писать/читать ерунду? Ведь у неё/него – муж/жена, дети, родители, внуки, соседи, да что уж там – целая страна, в которой так тяжко жить. А тут, понимаешь, фанфики какие-то.

Подобные мысли высказывались и в мой адрес на протяжении тех нескольких лет, что я провела за фанфикописанием.

Одиночества бремя я смирно несла,
Не роптая, не жаждя спасения…

Но не следует думать, что снисходительные улыбки перепадали мне только в приличном обществе зрелых личностей, считающих, что, если книжка закончена, то её нужно поставить на полку и начать читать следующую, а не переживать из-за несостоявшегося счастья любимых героев. О нет, даже на просторах избранного фандома в комментариях к моим собственным фанфикам иногда появлялось сакраментальное «я не понимаю, как такая женщина, как Вы, может быть снейпоманкой*?»

*снейпоманка – леди, обожающая брутального профессора Снейпа. В фильме его играл Алан Рикман, в результате чего снейпоманки разделились на два подвида: просто снейпоманки и снейпоманки-рикманьячки. Прим. автора.

Сии вопрошания, как правило, исходили от лиц мужеска пола, каковые, очевидно, никак не могли понять, почему мы, снейпоманки, любим не их, а профессора Снейпа. Один из борцов за ущемлённые права обычных мужчин даже выразил это в стихотворной форме. Стих начинался словами «Нам снейпоманок не понять…» Мне пришлось ответить жёстко:

Когда чего-то не понять,
Не надо голову ломать:
Попроще что-нибудь возьмите
И к общей радости поймите.

Зал взорвался аплодисментами, которые звучали как-то удивлённо.

Ну, не понимаешь, ну и что? Я тоже многого не понимаю в этой жизни. Например, я не понимаю, как можно хотеть замуж: не за какого-то конкретного парня, из-за которого ты конкретно не спишь ночами, а за какой-то абстрактный замуж по принципу «все замужем, а я до сих пор…» Я не понимаю, как можно не любить лягушек: они же такие красивые. Я не понимаю, как можно любить агрофитнес на подмосковных шести сотках после рабочей недели по выходным на переполненной электричке. В особенности же я не понимаю, как можно любить Рикмана в роли Снейпа: он (Рикман) в два раза старше и в три раза толще! А ещё я не понимаю, как можно не понимать, что гордиться собственным непониманием чего-то — это как-то непонятно…

В тёмном лесу Люциусу было страшно и с Лордом, и без Лорда – с Лордом его пугал Лорд, а без Лорда пугали деревья.

Ну неужели, неужели вы даже в самой ранней юности не рыдали украдкой из-за смерти несчастной Констанции Бонасье?! Неужели никогда, сидя на уроке геометрии, не мечтали о том, как можно было бы сделать так, чтобы коварная миледи либо не добралась до монастыря, либо у неё не оказалось с собой яда, либо оказался, но подоспевший вовремя граф де Ла Фер aka Атос на самом деле в детстве увлекался алхимией и изобрёл противоядие от всего на свете и на всякий случай всегда носил его с собой… Но ещё круче было бы, если бы…

— Дунаева?! Опять спите на уроке? Повторите, что я только что сказала!

Повернувшись в сторону коридора, я увидел огромного трёх-уголовного пса.

Честно говоря, я – никогда. Я никогда не мечтала, чтобы Констанция осталась в живых. Во-первых, женские персонажи мне были неинтересны по определению, а во-вторых, мне было интереснее про Атоса. В книжке места про Атоса были зачитаны до дырок, но его всё равно было мало, и я мысленно придумывала для него новые приключения и новые неприятности. Кстати, А. Дюма-старший тоже любил Атоса больше всех остальных героев. Любовь автора к персонажу обычно выражается в том количестве бед и страданий, которые по ходу произведения выпадают на его (персонажа) голову.

Мало того, что ее убили, так ее после этого еще и пытали заклинаниями!

Правда, записывать свои фантазии мне фантазии не хватало. Зато мой младший братишка, в ту пору третьеклассник, с удовольствием писал собственную повесть про славных мушкетёров. Жаль, что тетрадка потерялась. Повесть была замечательная. Одну фразу я помню до сих пор: «на уроке фехтования Атос и Арамис сидели за одной партой». По-моему, гениально.

Интернета в те годы, конечно, ещё не было, и мы не знали, что братишка пишет самый что ни на есть фанфик. Я приобщилась к этому благородному виду творчества гораздо позже. К тому времени я благополучно переболела «Властелином колец». Эта болезнь снова сопровождалась мысленным сочинением историй – теперь уже про Леголаса — и в итоге привела к появлению первого в моей жизни «оригинального персонажа». С которым можно было начать писать собственный роман, чем я и не преминула заняться. Часть этого романа вы могли видеть в предыдущих восьми выпусках посиделок.

Потом было ещё много чего, после чего меня настигла тяжелейшая форма снейпомании. Мне было немного за тридцать, когда я, потрясённая открывшейся в последней книге правдой о профессоре, рыдала в кабинете своего психолога на тему «я не понимаю, я же серьёзный взрослый человек, я же замужем,  в конце концов! Я не понимаю, как можно в моём возрасте…»

А в голове одинокой фрикаделькой бултыхалась единственная мысль…

Я не хотела, чтобы он умирал. Тем более вот так бесславно. И так быстро. Нет, профессор был достоин гораздо более возвышенной и патетической судьбы!

Интернет тогда уже был, и оттуда я узнала, что мои чувства разделяют миллионы женщин во всём мире. Ознакомившись с альтернативными концовками, доступными на русском языке, я поняла, что не согласна ни с одной из них. А значит, нужно написать свою!

И с этими мюслями Гермиона Грейнджер отправилась в царство Морфея

Как только у меня сложился сюжет, мои безысходные страдания немедленно сублимировались в творческое вдохновение. Я больше не рыдала в кабинете у доктора и не корила себя за неуместную страсть. Я сидела и стучала по клавиатуре. Плоды трудов своих я, разумеется, публиковала на соответствующих ресурсах. Это был первый шаг по тернистому пути интернет-социализации. Первый опыт получения фидбека. Первые благодарности. Первые «аффтар, убейся апстену».

— Это что? – с отвращением глядя на учебник, спросил Гарри.

Первые «я не понимаю, как женщина твоего возраста и семейного положения может тратить на ерунду то, что она могла бы потратить на близких?!» Притом, что вопрошающие  тратили то, что могли бы потратить на написание фанфиков, на чтение любовных романов, смотрение телевизора, зависания в чатах и прочие серьёзные дела, приличные для женщин моего возраста и семейного положения. По зрелом размышлении, я решила не обращать на них внимания.

Гарри летел на высоте птичьего помёта.

Тем более, что среди фикрайтеров в общем-то большинство замужем и даже имеет детей. Со многими мы познакомились в реале, и как-то я не вижу, что любовь к профессору или любому другому персонажу любой другой книги в чём-то ущемляла нужды чьих-то близких. Наблюдая со стороны, я подумала, что дети тех мам, у  которых, кроме детей, есть ещё какое-то увлечение, выглядят и веселее, и даже как будто здоровее своих коллег, чьи мамы решительно сказали себе, что должны увлекаться только воспитанием детей.

– Мне было страшно, мама, – всхлипнула Вирджиния, прижимаясь к груди Северуса.

Конечно, сейчас все обязательно скажут мне, что добрая половина фанфиков написана на тему отнюдь не братской любви Северуса и Гарри (Северуса и Сириуса, Северуса и Люциуса, даже Северуса и Флоренца, который вообще-то кентавр. Печальная, должно быть, вышла история). И почти все они написаны женщинами нормальной ориентации. Однажды я спросила у своего доктора, отчего так бывает. В ответ было употреблено много научных терминов, которые я не запомнила.

Солнышко, как единичная полуокружность, прилегающая к осям, примыкало к горизонту.

Хотя про себя я заметила тоже, что ни читать, ни, соответственно, писать про любовь между мужчиной и женщиной мне никогда не нравилось. Мне всегда нравилось про мужскую дружбу. Просто, когда я сочиняла истории про Атоса с д’Артаньяном, я ещё ничего не знала про гомосексуализм, поэтому даже и не догадывалась, что два мушкетёра могут внезапно оказаться в одной постели.

Над Хогвартсом смущались сумерки.

А если бы знала, то кто меня знает, может быть, и я сейчас была бы в стройных и многочисленных рядах слэшеров (это те, которые как раз любят про небратскую любовь братьев или сестёр). Или, скорее всего, мучительно пыталась бы преодолеть в себе страсть к слэшу по причине воцерковления. Но я родилась слишком давно, и мои вкусы были сформированы в стерильной обстановке, о чём я отнюдь не жалею. А вот подрастающее поколение… Мда. Однако лично моя совесть чиста: за всю свою фикрайтерскую биографию я не написала ни одной эротической сцены никакого цвета, потому что… ну во-первых, потому что даже когда я такие сцены читаю, я начинаю непроизвольно хихикать.

— Потому что я тебя люблю, Грейнджер, — сказал он ей, не прекращая поцелуя.

А во-вторых… Да, в общем, достаточно и во-первых. Я до сих пор уверена: художник, не умеющий показать настоящую любовь без голой задницы, – так себе художник. И неважно, что художник пишет: своё собственное произведение или произведение по мотивам чужого.

Не понимаю тех писателей, которые яростно противятся факту появления фанфиков на свои произведения. Ведь если люди пишут – значит, зацепило! Значит, они хотят подольше побыть с любимыми героями, побродить по Хогвартсу и Лихолесью… И они делают это совершенно безвозмездно, исключительно для собственного удовольствия. Разве это не лучшая награда писателю – узнать, что твои герои, твои дети оказались настолько живыми, что могут жить и самостоятельно? Впрочем, я уже сказала, что многого не понимаю и стараюсь этим не гордиться. Чаще всего — тщетно.

К сожалению, у мисс Грейнджер слишком поздно обнаружился свиной грипп, на предельной стадии. Но я делаю все, что могу: каждый день пою мисс Грейнджер песни про волшебных животных, потчую шиповничным чаем и ставлю ей капельницы из глюкозы и эвкалиптового масла. Но, увы, лучше ей не стало.

Моя фикрайтерская жизнь оборвалась внезапно и безвременно: заимев, благодаря своему хобби, пару сотен подруг, я увидела у одной из них куклу профессора Снейпа фабрики Тоннер и внезапно поняла, что я же могу сделать лучше!..

Третий год пытаюсь. Так что, до следующих встреч, дорогие сёстры, пойду дошью профессору брюки, одену его и глаза ему вставлю. А то, если вставить профессору глаза, когда он ещё без штанов, взгляд у него получается слишком выразительный.

— Журавлева, Даша — произнесла МакГонагал, и я с букетом лилий и в белом платье подошла к Снейпу и мы поженились.

The End