Итак, дорогие дамы, мы, как обычно, и оглянуться не успели, как снова наступают выходные. Наступают, разумеется, не для всех, церковным певчим, как всегда, желаю мужества и стойкости. Ребята, крепитесь и думайте о понедельнике. Если на понедельник не выпадет какой-нибудь праздник или ваша очередь на будничном клиросе, то у вас будет шанс поехать на вашу светскую работу прямо из дома, а не с ранней  литургии.

Но не будем о грустном… в смысле, о весёлом. Я оговорилась. Вам послышалось. Привиделось. Не могла я такого сказать. Разумеется, пение на клиросе – это праздник, а особенно когда шесть-семь служб подряд, причём одна из них ночная (а между ними, для приятного разнообразия, ещё парочка светских работ). Так что, не за что меня на поклоны ставить. Я хорошая.

Ну так вот, о чём бишь я… А, ну да, у нас там лошадь с прошлого раза зависла. Не совсем, в общем, зависла, судя по комментариям (я их внимательно читаю, да), но… пусть ещё немного повисит, мне сейчас про другое хочется. Как-то навеяло воспоминаниями о суровом церковнопевческом пути.

Клирос, чтоб все знали, кто ещё не в курсе, народная молва почитает за место опасное, искусительное и сугубо неблагочестивое. Ходила даже раньше такая шутка, особенно среди старушек, что, мол, если нас будут бомбить, то первая бомба угодит прямиком туда, где хор стоит. И правильно, давно пора: они там «слишком много знают»… Ну, допустим, некоторые из нас действительно знают слишком много и совсем не того, от чего улучшается характер и поднимается настроение. Но отдельные особи, вопреки распространённым приходским суевериям,  интересуются также непосредственно тем, что входит в круг их певческих обязанностей.

Ибо на клиросе, кроме свежих сплетен, можно почерпнуть и нечто такое, что весьма затруднительно почерпнуть в любом ином месте. Хотя теперь Премудрый Интернет рулит, но ещё лет пятнадцать тому узнать житие, например, преподобной Кассии, известной церковной поэтессы, можно было только из богослужебных книг. В тогдашних Минеях после каждой службы следовала краткая житийно-историческая справка. Чтобы служащие, если им вдруг станет интересно, с какой радости они нынче снова здесь собрались, могли удовлетворить своё похвальное любопытство.

Поскольку паузы на Литургиях, благодаря наплыву исповедников, иногда стремятся напомнить нам о вечности, свободного времени для самообразования у певчих часто бывает навалом. Хватило бы житий на наш печальный век.

И хотя истории жизни, подвигов и страданий в служебных Минеях изложены примерно таким же живым и увлекательным языком, как протоколы заседаний епархиальных советов, некоторые из них всё равно берут за душу и повергают в длительные раздумья о самых неожиданных аспектах бытия.

Житие преподобной Кассии – как раз из таких.

Если вкратце… Нет, вкратце не получится. Я неоднократно пыталась пересказывать эту историю в двух предложениях, но уже со второго начинала волноваться, размахивать руками и пороть отсебятину. Сегодня, ради праздника встречи с вами, дорогие коллеги, я, пожалуй, начну сразу. Тем более, что даже Премудрый Интернет хранит не один вариант, а что там было в реале, мы сможем теперь доподлинно узнать разве что при личной встрече со всеми фигурантами. В общем…

В общем, жил-был один византийский император. Молодой, красивый, неженатый. Решив покончить со своим одиночеством, он сменил статус на «в активном поиске» и приказал, как это обычно водится, согнать на смотрины самых красивых девушек из самых благородных семейств империи. В финал конкурса попали, как это ни странно, действительно самые красивые, но очевидными фаворитками были две: Феодора и Кассия.

Император, очевидно вообразивший себя прекрасным юношей Парисом, призванным выбрать красивейшую из дочерей Зевса (во парень попал! Богини, впрочем, тоже хороши, не могли сами договориться. Или не знали, что мужчина будет судить не по справедливости, а преследуя личные корыстные цели? А потом все удивляются, что Троянская война началась)… Эмм… простите. Итак, император, взяв золотое яблоко (кому интересно, про Суд Париса спросите у Премудрого Интернета), прошёлся вдоль строя претенденток и, как свидетельствует писатель жития, был поражён красотой юной Кассии настолько, что даже испугался.

Протянув прекрасной девице золотое яблоко, он, тем не менее, не смог удержаться от довольно сомнительного комплимента:

— От женщины, — сказал император, — всё зло на земле!

Вообще-то в этом месте была цитата из какого-то богословского труда о грехопадении. Дословно её не помню, поэтому едем дальше.

Юная Кассия и сама была не дура почитать на досуге теологические трактаты и, что главное, сделать на основе прочитанного правильные выводы. Вероятно, перспектива семейной жизни в качестве бессловесной мишени для несмешных шуток её не прельщала.

«Ещё не поженились, а он уже начал выяснять, кто виноват, — подумала потенциальная невеста. – А дальше-то что будет? Оденет меня во власяницу и заставит приносить всенародное покаяние по любому поводу? Повар суп пересолил – Кассия виновата, любимый Бобик сдох – тоже она, цунами в Японии – опять Кассия… Ну и что, что мы про Японию слыхом не слыхивали, для некоторых это не оправдание…»

Поэтому Кассия, вернув яблоко, ответила:

— От женщины, ваше императорское величество, на земле всё лучшее. Если вы когда-нибудь что-нибудь слышали о Пресвятой Богородице. Так что ваши выводы, увы, грешат однобокостью и предвзятостью, в результате чего и мне теперь пришлось прибегнуть к не совсем корректному способу контраргументации, дабы уравновесить ваше неумение вести цивилизованную дискуссию. На самом же деле я, разумеется, не возьмусь утверждать свою абсолютную правоту – впрочем, в той же мере, что и вашу. Ибо, если вникнуть в самую суть поднятого вами вопроса, то, по зрелом рассуждении, можно будет прийти к выводу, что зло и добро в мире проистекают по причине совокупности множественных причинно-следственных корреляций. Если же вернуться к упомянутому вами фрагменту Книги Бытия, то смею заметить, что, кроме праматери нашей Евы, там ещё фигурировал некто по имени Адам, который мог бы и своей головой хотя бы изредка подумать – для разнообразия…

Разумеется, я не поручусь, что Кассия сказала именно это. Но факт остаётся фактом, от её ответа император испытал жестокий когнитивный диссонанс: глаза жадно любовались красотой девицы, а уши сворачивались в трубочку от её премудрости.

Кроме того, хотя император в общем зачёте и выходил дурак дураком, но тем не менее некоторые начатки здравого смысла в нём имелись. Немудрено, что он усомнился в своей способности стать главой и авторитетом для данной кандидатки в императрицы.

«Ещё не поженились, а уже начала меня пилить, — подумал он, нерешительно вертя золотое яблоко в руках, вспотевших одновременно и от страсти, и от страха за судьбу империи. – А дальше что будет? Уболтает всех моих друзей, а там и врагов, спихнёт меня с трона и спасибо если не отравит для верности? Эта всё может… Эта даже цунами в Японии, про которую мы и слыхом не слыхивали, устроить может, пожалуй…»

Сумрачно взглянув напоследок на Кассию, император сунул яблоко стоявшей рядом тихоне Феодоре и удалился.

Кассия пожала плечами: «Больно надо было!», сделала вид, что ничуть не расстроилась, ушла в пустыню, организовала там женский монастырь, приняла постриг и настоятельство и продолжила в уединении оттачивать свой литературный талант.

Император обвенчался и прожил со своей покладистой женой, кажется, не очень долго (сколько точно – спросите, опять же, Сами-Знаете-У-Чего) и, пожалуй, не слишком счастливо. Поскольку вскоре выяснил, что забыть красавицу Кассию он не в силах.

«Как же всё по-дурацки вышло, — думал он годы спустя долгими ночами, лёжа без сна в своей императорской опочивальне, — и кто меня тогда за язык дёрнул! А как она меня лихо отшила! Я и половины слов не понял… Обиделась… Раз обиделась, значит, я ей, наверное, понравился. Не понравился – не обиделась бы… А ведь мстить не начала, не вышла мне назло замуж за какого-нибудь старшего советника, плести интриги не стала, заговоры составлять, травить меня, убийц подсылать, молча этак развернулась и в монастырь… Значит, и впрямь понравился я ей… Эх, ну и дурак же я! Ведь мало что по всем сложным внутри-  и внешнеполитическим вопросам консультировала бы совершенно бесплатно — не говоря уж про банальное  человеческое «а поговорить» — так и в постели, небось, цунами могла бы устраивать, с таким-то темпераментом… А то Феодора моя только и знает что «да, господин, нет, господин, как пожелаете, господин», тоска с ней…»

Но и Кассии, бывало, не спалось. Любовь, она, как известно, зла. Не могла мать-настоятельница забыть своего несостоявшегося мужа…

«Ну кто меня тогда за язык дёрнул! – сокрушалась порой она, занеся перо над недописанной строкой, да так и застыв в печали. – Видела же, дура, что мужик не со зла, а от растерянности чушь городит! Влюбился… Бедный… Как он там теперь?.. Феодора-то, она только с виду овечка безответная, она ему ещё устроит… цунами… А всё я виновата. Нашла перед кем выпендриваться. Он же, небось, тогда и половины слов не понял. Он же, наверное, как все нормальные пацаны, с уроков сбегал в войнушку играть… И кто теперь следить будет, чтобы он в поход на врагов империи теплее одевался, чтобы насморк не подхватил, чтобы кто-нибудь яду ему не подсыпал, чтобы он мать не забыл с именинами поздравить? Не Феодора же. Феодора ему улыбается, а сама про себя думает: еретик, мол, иконоборец, и когда ж ты только дуба врежешь, я немедленно иконопочитание восстановлю! А у меня бы он уже давно сам всё восстановил и даже бы не заметил, что это я его уговорила… Эх, чтоб мне тогда-то было смолчать!..»

Однажды император не выдержал и неожиданно нагрянул в монастырь, желая увидеться с Кассией ещё раз. Кассия встретиться с ним не захотела и спряталась, ибо справедливо рассудила, что теперь из их встречи, увы, уже никогда не выйдет ничего хорошего.

«Испугалась, — с затаённым торжеством вздохнул император, оглядывая пустую келью подвижницы, — значит, я ей до сих пор… того… нравлюсь…»

«Дурак, — с горькой нежностью думала мать-настоятельница, сидя в кладовке и утирая слёзы краем мантии, — ну какой же ты всё-таки дурак!..»