Мне очень давно хотелось начать писать о том, о чем мы чаще молчим. О чувствах. Они как будто не так важны, как мысли, цели, интеллектуальные задачи, высокие смыслы, прагматические интересы и достижения. Мы отодвигаем их в дальний угол подобно тому, как ветошь убирают в кладовую. Чувства — это ненужная «лирика», душевный балласт. Но именно чувства делают нас живыми, возвращают к себе настоящим. Внимательность к ним приближает нас к себе, невнимание и непонимание — отдаляет.

Этот долгий и непростой разговор о чувствах (я надеюсь, что из этих колонок выйдет цикл) мне хотелось бы начать с темы грусти. Парадокс: человек внешне жизнерадостный и жизнелюбивый, я люблю грустить. Точнее, полюбила некоторое время назад, опытным путем открыв для себя удивительное свойство грусти — возвращать жизни жизнь.

Все мы иногда переживаем нелегкие времена: когда разлучаемся с любимыми людьми, когда нас внезапно увольняют с работы, которая была нам интересна, когда теряем друзей (они отдаляются или обрывается понимающий диалог между нами), когда нас не принимают в коллективе, который для нас важен, когда ранят наши чувства в ответ на открытость и уязвимость, когда мы не можем делать то, что очень хотим. Что-то желанное становится недоступным, и это рождает в нас сильные чувства — иногда ярости, иногда злости и бессилия, иногда — обиды и разочарования. Эти чувства естественны и по-человечески понятны, но, увы, они не приносят нам облегчения в нашем страдании. И тогда, устав бегать по кругу изматывающих переживаний, мы можем сделать для себя нечто хорошее — обратиться к грусти, позволить себе погрустить, дать себе на это право.

Всякий раз, когда мы грустим, мы становимся немного ближе к самим себе, ведь в грусти речь идет о чем-то моем, личном, интимном, персональном. О чем я грущу? Это всегда нечто очень ценное для нас. Отношения с дорогим человеком, любимое дело, искренняя дружба, признание от тех, кто для нас ценен, возможность проживать жизнь так, как нам бы этого по-настоящему хотелось. Не пригласили на танец, не оценили труд, не успел сказать «люблю»… В любой утрате — большой или маленькой — мы сталкиваемся с невозможностью проживать что-то очень значимое. И перед нами встает выбор: склониться к унынию или обратиться к грусти.

Между двумя этими состояниями есть существенная разница. В унынии мы страдаем пассивно, мы себя не чувствуем, а ощущаем лишь, как жизнь внутри нас застывает, немеет. Грусть же — активная духовная работа, она заново запускает в нас ток жизни и, завершившись, придает сил и мужества. Грусть — несколько позабытый способ лечения души: сейчас, к сожалению, принято бодриться и подбадривать других в любой тяжелой ситуации, после полученного удара судьбы моментально надевать маску радостного человека, а это очень мешает прожить потерю в близости к себе, осмыслить ее и набраться сил, чтобы жить дальше. В некоторых психотерапевтических школах именно грусть считается профилактикой депрессивных состояний. Человек, способный оплакивать свои потери, более устойчив к мороку депрессии.

Какие внешние формы может принимать грусть? Самые разные, как правило, очень простые — те, что подходят именно нам. Может быть, несколько минут постоять у окна. Может быть, погулять. Послушать музыку. Посмотреть лирический фильм, укутавшись теплым одеялом. Грустя, человек дает себе пространство и время для своих чувств, не отвергая их. Он позволяет душевной боли проникнуть в него, не закрываясь от нее. Возможно, в какой-то момент у него появятся слезы — их не стоит бояться. Есть слезы злости и отчаяния, а есть теплые слезы, в которых человек себе очень близок. Они омывают раны, которые мы получили, и залечивают их. Я могу сказать себе: «Да, мой друг отдалился от меня, мы больше не ведем тех глубоких искренних разговоров, как это было когда-то. Это грустно. Но у меня остаются воспоминания о нашем совместном прошлом, он по-прежнему мне дорог, даже если больше не может разделить со мной мою жизнь и мои чувства. И у меня остается ценность дружбы, теплого и принимающего общения, эту ценность у меня никто не сможет отнять, если я сам не захочу с ней расстаться. Возможно, когда-то я смогу прожить ее иначе — в других отношениях, с новым другом. Или — если не случится — стану сам себе таким другом, не оставлю себя одного, буду сам с собой вести внутренние диалоги о том, что важно. Быть может, вести дневник».

И так мы можем прийти к тому чувству, которое называют светлой печалью. Тогда то, что нам дорого, остается с нами, даже если мы не можем вернуть все на свои места, так, как это было до потери. Но мы можем по-прежнему соприкасаться с этим дорогим — уже в новом качестве. Это могут быть светлые воспоминания. Это могут быть мечты о будущем, из которых постепенно вызревает новый план действий. «Может быть, я мог бы попробовать сделать шаг навстречу и открыться кому-то, с кем у меня пока только поверхностные приятельские отношения? Возможно, из этого родится новая дружба…». Тогда мы постепенно снова оживаем, на душе становится хорошо, и появляются силы жить дальше.

Я думаю, что грусть — совершенно не случайное чувство, которое подарил нам Бог (у Него, как известно, ничего не бывает просто так). И вот почему.

Жизнь так устроена, что часто в нашем выборе присутствует не только приобретение, но и потеря. И поэтому выбор отчасти горек — решаясь не проживать какую-то возможность, мы тем самым отказываемся от чего-то ценного для нас. Решаемся переехать в другую страну и теряем тесную связь с близкими друзьями. Решаемся не переезжать и теряем карьерные (или другие) возможности. Решаемся родить еще одного ребенка и на несколько лет выпадаем из любимой профессии. Решаемся не рожать, а посвятить себя выбранному делу, и лишаемся возможности наблюдать чудо и радоваться тому, как растет маленький человек. Решаемся совмещать рождение ребенка и профессиональную реализацию, и это неизбежно сказывается на качестве происходящего в обеих этих сферах (объясняется это просто: постоянная спешка — то, что убивает полноценное проживание дел, событий и впечатлений; это уже мой личный опыт). И так далее и тому подобное.

Такова жизнь, это ее данности. Вместе с реализацией свободы автоматически возникает ответственность, открывая одну дверь, мы захлопываем для себя все остальные. И тогда что может быть естественней, чем грусть? Грусть помогает смягчить остроту переживания утраченных возможностей. «Да, я сейчас столкнулся с потерей, вот так складывается сейчас моя жизнь. И — несмотря ни на что — она хороша. В хорошей жизни есть и трудности, и боль, и страдание. Я дам себе время и пространство погрустить, попечалиться — столько, сколько нужно — а потом снова пойду в мир, в жизнь. И что-то будет. Что-то хорошее еще ждет меня впереди. Доверюсь жизни. Поживем — увидим».