16 мая 1920 года по Рождестве Христовом, в перерыве между двумя мировыми войнами, Папа Бенедикт XV провозгласил о канонизации новой святой. Имя Жанны д’Арк, столь значимое для Франции, стало святым для всей Католической церкви. Образ девы-воительницы появился под сводами очень многих церквей и покорил сердца верующих.

«Любовь, Милосердие, Сострадание, Доблесть, Война, Мир, Поэзия, Музыка — все это можно символизировать чем угодно, выразить в образе мужчины или женщины любого возраста; но хрупкая, стройная девушка в расцвете ранней юности, с венцом мученицы на челе и с мечом в руке, разрубившим цепи чужеземного владычества на теле своей родины, — это ли не самый точный символ патриотизма, который будет жить в веках до скончания времен?» — так писал о Жанне знаменитый Марк Твен.

Больше 500 лет прошло с того дня, как Жанну д’Арк сожгли на костре. Но память о ней жива, а история юной девушки, ставшей спасительницей своей страны, по сей день трогает людские сердца.

Темной зимней ночью 1412 года, в самый канун Рождества, в семье обедневших дворян Жакоба и Изабеллетты д’Арк родился ребенок. Назвали девочку Жанной.

Жанетта была похожа на всех других девочек в деревне Домреми. Она пряла, занималась хозяйством. Грамоте ее не обучали, зато Жанна в совершенстве научилась ткать лен и шить, чем очень гордилась.

Со временем все начали замечать появившуюся в девочке исключительную набожность. Жанну часто находили в церкви Домреми, а еще больше церкви она любила Бермонскую часовню, стоящую на поляне среди леса. Туда девочка часто убегала и молилась, становясь на колени перед статуей Девы Марии. Другие дети часто потешались, когда Жанна уходила от них, как она говорила, поговорить с Богом. Отношение девочки к Господу было удивительным и живым. Она хотела посвятить ему всю себя, до дна души.

Жанне было 12 лет, когда она впервые услышала голос, сказавший ей: «Жанна, тебе пристало другим путем идти и чудесные деяния совершать, ибо ты — та, которую избрал Царь Небесный для защиты короля Карла». Поначалу девочка очень испугалась, однако голос шел со стороны ее любимой церкви и сопровождался светом. Вскоре он повторился, и Жанна увидела архангела Михаила. Он говорил ей поступать по воле Божией и не бояться. Вскоре девочка встретилась со святыми Екатериной и Маргаритой, явившимися ей вместе с архангелом Михаилом. Жанна узнала, что Богом ей назначена миссия: спасти Францию.

На Вознесение 1428 года Жанна, вошла в зал Вокулерского замка и сказала, что ищет встречи с Робертом де Бодрикуром. Услышав от 16-летней девушки, что она послана Царем Небесным для победы в битвах с англичанами, Бодрикур велел отослать ее немедленно домой, к родителям. Те, конечно, пришли в ужас от этой истории, отец в гневе грозился утопить дочь, но, решив «выбить дурь» мирным способом, нашел для Жанны жениха.

Девушка, принесшая Господу обет девственности, оказалась на удивление тверда и отказалась выходить замуж. Даже суд, в который подал юноша-жених, сочтя себя обманутым, оправдал Жанну.

Меж тем голоса, являвшиеся девушке, торопили ее. Она должна была совершить предназначенное Господом. Наступил октябрь 1428 года. Пришли вести, что англо-бургундские войска осадили Орлеан. Жанна понимала, что чем дольше она ждет, тем тяжелее страдает Франция. Девушка решилась.

На сей раз, явившись в Вокулер, она потребовала у Бодрикура конвой, чтобы идти к дофину. Бодрикур снова выгнал девушку, но теперь она не вернулась домой, а осталась в городе. Жанна пообещала Бодрикуру еще в свой первый визит, что помощь дофину придет в середине поста. Но пока дело не двигалось, Жанна исправно посещала мессы, дважды в неделю исповедовалась, часто ее видели молящейся у статуи Девы Марии в маленькой часовне. По городу пошли слухи, что девушка святая.

Помогла замыслам Жанны неожиданная встреча. Однажды в дом, где проживала Жанна, зашел офицер Жан де Нуйонпон, бывавший в Домреми и знавший ее семью. Он заинтересовался, что девушка делает в Вокулере и, услышав ее рассказ, пообещал непременно помочь и с Божьей помощью привести к королю.

Нуйонпон выполнил свое обещание. Найдя в городе своего друга, Бертрана де Пуленжи, офицер уговорил его участвовать в этой неслыханной авантюре. Число людей, веривших в призвание юной девы, росло.

Жанна облачилась в мужские одежды и остригла волосы «под горшок». Такую прическу носили пажи и францисканцы. Девушка объясняла свой внешний облик тем, что, находясь среди мужчин, не хотела своим видом постоянно напоминать им о том, что она иного пола.

На исходе февраля Жанна наконец-то встретилась с Карлом VII. Король, желая устроить «посланнице небес» проверку, посадил на трон другого человека, а сам стал в толпе. Но Жанна безошибочно узнала его по указанию Голоса. Девушка попросила о разговоре без свидетелей, получила просимое, и через два часа придворным предстал сияющий Карл. Дофин поверил ей.

При дворе знали о том, что Карл VII был отнюдь не энтузиастом, он скептически относился к возможности поправить ситуацию встране, практически развалившейся и сдавшейся. Еще меньше верил он в возможность своего восшествия на трон. Никто не мог понять, как неграмотная девушка, которую и принять-то король едва согласился, смогла вселить в него надежду на возрождение Франции.

Жанна относилась к королю с материнской жалостью и заботой. Преданный родной матерью, издерганный и бессильный, Карл впервые встретил такое к себе отношение — и поднял на ноги и светскую, и церковную власть для реализации планов Жанны. Говоря с ней, он временами видел тот самый свет, который давал девушке силы и смелость на все те удивительные подвиги, которые она совершила за свою короткую и невероятно яркую жизнь.

Жанна знала, что погибнет рано. Она стремилась к Богу, жаждала скорее уйти туда, откуда говорили с ней полные света голоса. Ей было открыто, что на всю миссию ей отведено три года. Два из них она пыталась добраться до Карла, поэтому говорила королю: «Я проживу год или немногим больше. Нужно думать, как использовать этот год». Однако король медлил. Он боялся. Кроме того, была создана комиссия, решавшая, можно ли допустить реализацию замыслов этой девушки.

Ведя образ жизни строже, чем у монахов, Жанна оставалась неизменно радостной, открытой. Девушка завоевывала все больше сторонников, однако невольно обрела и недоброжелателей. Независимая в своей ясной вере, она вызывала неприязнь у ученых богословов, однако никогда не стала «антиклерикалкой». Жанна с детской непосредственностью и прямотой отвечала на требования знамений: «Дайте мне хоть немного солдат, я пойду на Орлеан и совершу там знамения, для которых послана».

Наконец, комиссией было принято решение о том, что, «принимая во внимание ее жизнь и поведение, в ней нет ничего дурного, ничего противного правой вере». Наконец-то Жанне позволили начать то, ради чего она ушла из дома. Был Страстной вторник 1429 года, когда Орлеанская Девственница, как назвали Жанну впоследствии, начала победоносное наступление.

Она брала в руки белое знамя с образом Христа, а мечом лишь защищалась. За все время сражений она никого не убила, «не пролила крови», как скажет девушка потом, во время судебного процесса.

Однако Жанна не была только лишь талисманом войска. Она оказалась необыкновенно талантливым военачальником и стратегом. Трудно, почти невозможно поверить в то, что свершилось, но это факт: Жанна взяла Орлеан.

Победы следовали одна за другой — и вот, наконец, войска дошли до Реймса, места коронации.

Вот как один придворный описывал это событие в письме королеве-матери, которая при нем не присутствовала: «И в тот момент, когда король был посвящен и когда ему возложили на голову корону, все закричали: «Ноэль!» И трубы затрубили так громко, что казалось, будто свод церкви вот-вот расколется. И во время сказанного таинства Дева стояла рядом с королем со своим знаменем в руке. И было прекрасно видеть, с каким достоинством держались король и Дева. И знает Бог, было ли желанно Ваше присутствие!»

Жанна сумела добиться неслыханного: в войсках были как будто возрождены законы рыцарства. Перемирие во время праздников, категорический запрет на грабеж, постоянное участие в молитве и таинствах. Жанну обожали, о ней уже слагали легенды, ее победы были невиданным чудом. Однако девушка чувствовала, что времени у нее осталось очень мало.

Теперь, когда Карл был коронован, придворные почувствовали, что необходимость в Жанне, в общем-то, отпала. У Франции снова был король, армия сформирована и готова к бою, а остального можно добиться и мирными переговорами. Призывов Жанны к наступлению, к походу на Париж никто не желал слышать.

Англичане ненавидели Жанну так жарко, что осыпали ее оскорблениями во всех боях и мечтали о ее смерти. Они были готовы добиваться этого любой ценой. Орлеанская Девственница говорила: «Я не боюсь ничего, кроме предательства». Но именно предательство ожидало ее.

В битве при Компьене, осажденном бургундцами, был поднят мост в город, что отрезало Жанне путь для отхода. Девушка оказалась в плену у бургундцев, которые продали ее англичанам за десять тысяч франков. Оставленная, преданная, одинокая, целый год Жанна находилась в заключении.

Девушка попала в руки епископа Бовэ, который должен был судить ее по обвинению в ереси. Если бы ему не удалось доказать этой вины Жанны, англичане непременно нашли бы другую. То, что девушка будет казнена, ни у кого не вызывало сомнений.

День за днем допросы. Долгие месяцы длился запутанный и бестолковый процесс. Разобраться, где правда, где ложь, было почти невозможно. Главной целью англичан было доказать, что Жанна далека от святости. Что голоса, являвшиеся ей, — плод ее воображения, а то и вовсе дьявольские хитрости. Во что бы то ни стало нужно было доказать, что Жанна не посланница Бога. Только тогда англичане могли надеяться на то, что смогут вернуть Францию.

Жанну судил епископ Пьер Кошон (чья фамилия звучит весьма двусмысленно — «свинья») и инквизитор-доминиканец Жан Леметр, принимавший участие в процессе помимо своей воли.

Вопросы, задаваемые Жанне, были столь тонко сформулированы, что и доктора богословия не смогли бы ответить на них. Однако Жанна честно и искренне давала ответы, простые и гениальные в своей простоте. На обвинения в отступничестве девушка повторяла: «Я добрая христианка, крещеная, как положено, и умру как добрая христианка. Что касается Бога, я его люблю, служу ему, я добрая христианка и хотела бы помочь Церкви и поддержать ее всеми своими силами».

Суд затягивался, Кошон чувствовал, что необходимо спешить. И тогда он пришел к выводу, что нужно представить то внешне безобидное обвинение, которое было бесспорным, и сделать весомым его. Жанну обвинили в ношении мужской одежды. Здесь девушка совершила ошибку, сказав, что одежда — дело второстепенное. В таком случае, заметили ей, не составит никакого труда облачиться в женское платье.

В этом была загвоздка. Жанна была в заточении в башне, охраняемой пятью стражниками. Девушка жаловалась епископу Бовэ на то, что один из охранников хотел надругаться над нею. Жанну дважды обследовали на девственность — один раз по настоянию комиссии при короле Карле, второй раз в Руане, перед судом. Теперь же только мужской наряд мог послужить доказательством насилия над девушкой в случае, если бы оно было совершено.

Жанна согласилась надеть платье, но с тем условием, что ее переведут из башни в церковную тюрьму, где бы ей ничто не угрожало. Такое обещание она получила, однако после заседания суда ее снова вернули в тот же карцер с теми же стражниками. Девушка была вынуждена снова переодеться в мужской наряд — а этого обвинителям и было нужно.

Отказ от мужской одежды был представлен как отказ от прежних заблуждений, а возвращение к ней — как возвращение на прежний путь: она была не в силах отказаться от этой двусмысленной одежды, как от амулета, который человека приворожил. Это было расценено как колдовство, ересь, и за это полагалось сожжение на костре. Начались последние приготовления.

Жанну в длинной полотняной рубашке, густо пропитанной серой, привезли к месту казни. Священник прочитал проповедь на текст апостола Павла: «Страдает ли один член, страдают с ним все» (1 Кор. 12. 26). А потом судьи совершили ошибку: они позволили Жанне заговорить. Они думали, что если она начнет каяться в своих грехах, то смогут составить с ее слов протокол. Если же начнет перечить решению суда, заставят ее замолчать, как отступнице и еретичке.

Жанна сделала то, чего они не ожидали. Она начала молиться. Слезы и слова молитвы. Коленопреклоненная девушка просила у всех, кто был на площади, простить ее. Она просила прощения у англичан. Просила прощения у собственных судий. Она предстояла перед Богом, которого любила, и просила его простить ее палачей. Большего знамения невиновности представить себе было сложно.

Кошон зачитал последний приговор, отстраненно произнеся фразу: «Церковь ненавидит кровь», — и передав Жанну в руки светского суда со словами о том, что он надеется на помилование. Однако это лицемерие было уже исключительно деталями спектакля.

Сожжение действительно заживо стало распространено только в эпоху Возрождения, в Средневековье же костер складывали так, что если дым не мог удушить человека сразу, палач имел возможность удавить его или заколоть кинжалом. Однако костер для Жанны был сложен заранее, а эшафот был сделан столь высоким, что палач не достал бы до горла казнимой.

Жанна попросила, чтобы ей дали в руки крест. Английский солдат сложил из палок крест и протянул девушке. Та с благодарностью и трепетом поцеловала скрещенные прутья. Среди вспыхнувшего пламени Жанна кричала только одно: «Иисус!»

Неизвестно, сколько она мучилась в огне. Очевидцы говорили, что вся одежда сгорела, прежде, чем девушка смолкла и испустила дух. Чтобы убедиться в смерти казненной, палач загасил костер, и взорам толпы предстало изуродованное огнем тело. На площади было около десяти тысяч человек — и все они плакали.

В костер навалили дров и разожгли пуще прежнего. Только через несколько часов ему дали погаснуть.

Прошло 25 лет. После долгого и тщательного процесса, начатого по настоянию короля Кара VII, в присутствии папского легата Жанну реабилитировали и признали возлюбленнейшей дочерью Церкви и Франции. Все те, кто знал «земного ангела и небесную девушку», в один голос говорили: «В ней не было ничего, кроме хорошего».

Она всю жизнь отдала Богу и служению людям. Она слушала Голоса, говорившие ей о свете и истине. Она ни одного дня не стремилась к земной славе или комфорту, зная только одно счастье: жить по воле Божьей.

Во время реабилитации очевидцы вспомнили фразу, которую Жанна когда-то произнесла: «Я прошу, чтобы меня отправили к Богу, от которого я пришла».

Источник: Правда.Ru

Автор: Юлия  Гайдыдей