9 мая 1945 года кончилась Великая Отечественная война. 10 мая того же года в разрушенной стране и покалеченных семьях началась мирная жизнь. Я хочу посвятить этот текст всем послевоенным женщинам, матерям и бабушкам, поднявшим страну из руин.

Я родился и вырос в Архангельской области, куда в начале семидесятых приехали по распределению мои родители, молодые врачи из Ленинграда. Не то чтобы скучаю по Северу, однако иногда тянет в родные края. Как-то по-другому там жизнь ощущается. Более упруго, что ли. И величественней. Наверное, скучаю все-таки. Радуюсь, когда встречаю земляков и с удовольствием с ними общаюсь.

Не так давно я познакомился с одной удивительной женщиной, землячкой, чье детство тоже прошло под Архангельском, правда, лет на двадцать пять раньше. Ее рассказов о жизни хватило бы не на один увлекательный сериал: сегодня эта женщина — крупный предприниматель, чей бизнес начинался в лихие девяностые. На мой вопрос — как ей, хрупкой женщине, удалось то, с чем не под силу справиться большинству мужчин, включая меня, — она ответила неожиданно: «За все, что я добилась в жизни, я благодарна своей бабушке. Я поняла это недавно, когда сама стала бабушкой».

Вот ее рассказ.

«…Мне было годика четыре, когда в середине пятидесятых меня вместе с умирающей мамой привезли из Средней Азии в Архангельск. Как мои родители оказались в Средней Азии, я не знаю. В дороге, а может быть и раньше, я сильно заболела и напоминала загнивающую мумию: все тело покрывали болячки, они сильно чесались и кровоточили. Помню, как бабушка снимала с меня чулочки, а они сниматься не хотели и слезали вместе с кожей, как чешуя. Было очень больно.

Похоже, что вместе с этой чешуей ушли из моей жизни и все воспоминания о родителях. Я их совсем не помню. Наверное, это тоже было слишком больно.

От бабушки знаю, что моя мама, ее дочь, была молода, красива и вскоре умерла в инфекционном отделении архангельской больницы.

А папа… Мой папа — иностранец, человек с непростой судьбой, который не мог быть рядом со мной. Бабушка тоже осталась одна, похоронив мужа и троих детей. Про мужа она не рассказывала, сын погиб на войне, а обе дочки сильно болели и рано умерли. Осталась только я. У меня тоже никого на этом свете не было, только бабушка. Наверное, подсознательно я понимала, что в ней — мое спасение, она стала для меня всем. И мамой, и папой, и врачом, и воспитателем. Я называла ее «Баба». Баба была стара и могла отдать меня в детдом, но, видимо, мама уж очень просила ее не отдавать внучку чужим людям. Вот так старая одинокая женщина и маленькая больная девочка стали семьей.

Местные жители посоветовали бабушке ехать деревню и купить козу, обещая мое скорое исцеление посредством козьего молока. Так она и сделала. Уехала в забытую Богом и советской властью глухую деревушку в Архангельской области, где и прошло мое детство, купила дом и козу. И действительно, довольно быстро на козьем молоке и свежем воздухе я поправилась. Правда, из-за перенесенной болезни немного отставала в развитии, зато кожа, зрение и волосы восстановились полностью и были лучше прежнего.

О себе Баба рассказывала мало. Она была из очень богатой семьи. Как она говорила, «ела из золотой посуды и пила горячий шоколад по утрам». Еще запомнилось, что было у нее 16 работников и что она их наказывала. Это мне не нравилось, я не одобряла бабушку и очень боялась ходить в подвал дома, представляя, что там в цепях сидят ее рабы-работники и горько плачут.

А потом богатство кончилось. Революция? Вовсе нет. От Бабы я узнала об интервенции, о том, как богатейший Русский Север был разорен. Интервенты забирали буквально все, вплоть до посуды. Но самое страшное — не стало мужчин, продолжателей рода поморов, сильных и бесстрашных настолько, насколько это было необходимо для выживания в условиях вечной мерзлоты. Уже потом я узнала, что первый концлагерь в России был основан англичанами в августе 1918 года на острове Мудьюг в Белом море, и мне очень жаль, что эта трагическая страница Русского Севера сегодня предана забвению.

На свою судьбу Баба никогда не жаловалась, да и некому ей было жаловаться. Только пела грустные песни «Раскинулось море широко» и «Птичка в клетке» и плакала, тосковала о потерянных детях. Мне эти грустные песни не нравились, мне хотелось веселья. Меня Баба не хвалила, не ласкала, не воспитывала и не наказывала. Не заставляла заниматься физическим трудом. Кормила. Ее доброта, не проявленная в объятиях, поцелуях или словах, никуда не исчезала, она будто витала в воздухе, заполняя все вокруг, растворяя невзгоды и лишения.

У Бабы была одна икона, Богородицы. Баба постоянно читала Евангелие, много молилась, но о Боге со мной никогда не говорила. А молилась о том, чтобы у меня была достойная жизнь. Мне ее молитвы тоже не нравились, мне нравилось книги читать. Казалось, что у меня и без молитв все будет хорошо. И, глядя на Бабу, я решила никогда не плакать. Так всю жизнь и не плакала.

Росла я одна, с детьми в деревне общаться почти не пришлось — все дети были с раннего возраста приучены к труду, заняты на хозяйстве, потом они выросли и стали хорошими людьми. Так что в детстве мне оставалось самой познавать тот мир, который был рядом.

Больше всего я любила гулять по таежному краю, мне было совсем не страшно. Общение с дикой природой наполняло силой, покоем и ликующей радостью, и впоследствии память об этих ощущениях помогала мне в самые трудные моменты жизни. И я никак не могу это объяснить. Как было здорово прийти к реке или озеру с ледяной черной водой, сесть на берегу и помечтать о том, какая настоящая и счастливая жизнь ждет меня где-то там, за дремучим лесом, какие там дворцы и чудеса… Как я поняла много позже, именно здесь, на берегу, была моя самая настоящая счастливая жизнь, которая больше никогда не повторялась. Никогда.

Из игрушек у меня была одна говорящая кукла, потом появились книги. «Незнайка», «Волшебник Изумрудного города», «Сказки народов мира». Русских сказок почему-то не было, но мне очень нравились восточные сказки, особенно на всю жизнь впечатлила одна притча, которая научила меня думать:

Жила была очень бедная женщина, и была у нее всего одна юбка, вся в заплатах. Шел как-то мимо добрый волшебник, пожалел он эту женщину и дал ей новую, красивую юбку. Женщина очень обрадовалась и долго благодарила волшебника. На следующий день волшебник снова встречает женщину. А женщина снова в заплатанной юбке. «Почему ты не надела новую юбку?» — спросил он. «Я разрезала ее на заплаты, и теперь мне их надолго хватит».

Кроме леса и книг меня очень интересовали люди. Моей страстью было ходить по домам и смотреть, как они живут. Меня жалели и не выгоняли, если была возможность — кормили. Тогда на Севере дома не вообще не закрывались. Я сидела тихонько на лавочке, наблюдала. Наверное, люди так сейчас телевизор смотрят.

Мужики в деревне были в основном с фронта, покалеченные войной. Кто после ранения, кто после плена. И все работали. Суровые были мужики, молчаливые. Дети, скот, огород — обязательно. А женщины детей рожали и хозяйство вели. Детей много было — по 5-6 в семье.

Не пили. А если кто и начинал — это сильно осуждалось.

Был там один журналист, Юра, пил безбожно и рассказы писал, про войну. Пригласил меня однажды к себе, сказал, что нужен умный слушатель. «Я тебе читать буду, ты слушай». Стал читать. Когда дошел до места, где немцы издевались над пленными и мочились им на головы, мне стало нехорошо, и я убежала. С тех пор и в кино, и в книгах я такие моменты всегда пропускаю.

Позже мне рассказали, шепотом, что журналист дядя Юра спился и повесился.

Баба говорила: «У тебя будет очень трудная жизнь. Ты будешь много работать, до самой старости, но у тебя хватит сил все пережить. И учить тебя не надо, всему сама научишься». Так все и случилось. Правда, одному она меня все-таки научила, не специально, а всей своей жизнью — помогать людям.

Как-то в девяностых один знакомый прислал ко мне парня с просьбой о трудоустройстве. Этот парень работал охранником у какого-то большого человека, потом он в чем-то провинился и остался без работы. Профессии у него не было, родителей он не знал, жил, как и я когда-то, с бабушкой. Я его пожалела, взяла на работу, научила, чему нужно, потом в хорошее место устроила. О его дальнейшей судьбе я ничего не знала, пока однажды, совершенно неожиданно, он не пришел на мой день рождения. И принес икону, завернутую в тряпочку. Вручил и ушел. Сказал только, что это его бабушка велела мне икону передать. Так и сказала: «Отдай женщине, которая тогда тебе помогла». Икона оказалась очень старой и ценной. Наверное, это моя Баба на том свете так все устроила, очень уж эта икона напоминает мне тот образ Богородицы, который у бабушки был… Вот так спустя 40 лет бабушкина икона ко мне вернулась. Парень, надеюсь, не пропал, и у него все хорошо».

Вот такой рассказ. Не знаю, как насчет золотой посуды, но работников у моей землячки около тысячи человек. И сидят они не в подвалах, а в современно оборудованных офисах, и никто из них не плачет, я в этом лично убедился.

Во все времена и у каждого человека — своя война, свой долг и свой подвиг. Спасибо и низкий поклон тем русским женщинам, молитвами и трудами которых выжила и живет сейчас наша страна. С Днем Победы!